Глава 23 - Марко
Настоящее
Последние несколько дней у меня в голове был полный сумбур, с тех пор как Слоан призналась во всем, что произошло после ее ухода.
Мы мало разговаривали, мы оба были заняты работой, но мы переписывались то тут, то там, пока могли. Я приложил все усилия, чтобы выяснить, были ли связанные атаки совершены из-за нас или из-за Слоан. Пока я ничего не нашел.
Совсем. Ничего.
И это сводит меня с ума.
Я также не могу перестать думать обо всем, что она мне рассказала. Я чувствую ту же потерю, что и она. Даже несмотря на то, что я не прошел через это тогда с ней, я все еще чувствую ту недостающую частичку нас, которую у меня отняли. Хотел бы я быть рядом с ней. Жаль, что я не мог взять ее за руку, вытереть ее слезы и быть там, с ней.
Был бы ли бы тот же результат, если бы я поступил по-другому? Мог ли стресс от потери меня и переезда из дома повлиять на то, что произошло? Я знаю, она сказала, что ей сказали, что они не могли определить причину, по которой это произошло, но я все еще чувствую себя ужасно, когда думаю о том, что я мог сделать, чтобы предотвратить это.
Когда она рассказала мне, я заплакал. Я не плакал с тех пор, как был ребенком. Черт, я даже не плакал после того, как все рухнуло десять лет назад.
Это чертовски больно, но каким-то извращенным образом я чувствую, что не заслуживаю испытывать эту боль. Я не заслуживаю того, чтобы мне причиняли боль из-за чего-то, чего со мной физически не происходило, из-за чего меня там, блядь, не было.
Я прислушиваюсь к болтовне, происходящей вокруг меня, но на самом деле ничего не улавливаю. Только когда Лука щелкает пальцами передо мной, я возвращаюсь к настоящему.
Мы здесь на очередном семейном собрании, пытаемся выяснить, что, черт возьми, происходит с нашими поставками в последнее время, и пытаемся выяснить, кто на нас нацелился.
— Марко, — рявкает Лука, и я перевожу взгляд на него.
— Ты вообще слушаешь?
Я трясу головой, пытаясь прояснить свои мысли. — Прости, что ты сказал?
Он раздраженно вздыхает и смотрит на моего отца, который затем говорит. — Нам нужно, чтобы вы выяснили, что означали записки, полученные Слоан. Я знаю, ты хотел дать ей побыть одной, чтобы она в конце концов рассказала тебе, что они имели в виду, но мы не можем все время откладывать, сынок. Это может означать, что ее безопасность поставлена под угрозу, так же как и наша собственная.
Знают ли они? Они относятся к собственной смерти слишком легкомысленно.
Я едва могу сдержать стон, который вот-вот вырвется, когда слушаю, что он говорит. Я ни за что на свете не смогу им не рассказать. Слоан разрешила мне поделиться тем, что произошло, просто сейчас я чувствую себя чертовски расстроенным и не уверен, что смогу рассказать им, не сломавшись.
Оставшись без другого выбора, я делаю глубокий вдох. — Я знаю, о чем были записки, — бормочу я. Я ерзаю на своем стуле, прежде чем сцепить руки вместе, чтобы удержаться от того, чтобы не ерзать или не швырнуть чем-нибудь в стену.
— В то время она этого не знала, но, когда Слоан уехала из города десять лет назад, она была беременна.
Я на мгновение замолкаю, пока они все смотрят на меня, прислушиваясь к моим словам.
— Примерно через неделю после ее пребывания у тети у нее началось сильное кровотечение, поэтому тетя отвезла ее в больницу. — Мой голос срывается, и я провожу руками вверх-вниз по лицу.
Чья-то рука опускается мне на плечо, и голос моего отца наполняет воздух.
— Она потеряла ребенка? — шепчет он. Я не могу смотреть на них, когда бормочу. — Она была на четвертом месяце беременности.
Я поднимаю руки, чтобы посмотреть на них, и обнаруживаю, что папа и Лука смотрят на меня с сочувствием, написанным на их лицах, в то время как на лице Энцо написано что-то похожее на ужас.
Черт.
Я даже не думала о том, чтобы он почувствовал, узнав о том, что с ней случилось. Он, вероятно, прокручивает в голове сотню различных сценариев того, как это произойдет с ним и Робин.
— Она ничего не могла сделать. Она не сделала ничего плохого, она даже не знала, что беременна. К сожалению, этому не суждено было сбыться, — говорю я с грустной улыбкой.
— Мне жаль, брат, — бормочет Лука, и Энцо с папой присоединяются к нему, чтобы выразить свои соболезнования.
Желая перевести разговор, я запрокидываю голову и некоторое время смотрю в потолок, прежде чем снова переключить свое внимание на них.
— Я предполагаю, что тот, кто нанял этих парней, не знает нашу семью. Для них мы просто набитая дерьмом итальянская мафия, которой наплевать на других людей. Они, вероятно, думают, что мы будем винить Слоан в том, что произошло, что мы будем винить ее в смерти одного из наших. Они, вероятно, надеются, что напугают Слоан, чтобы он призналась, а мы затем объявим войну ирландцам из-за потери нашей крови, — бормочу я, слегка пожимая плечами. — Это единственное возможное объяснение, которое я могу придумать.
Они все согласно кивают, поскольку это единственное правдоподобное объяснение, которое у нас сейчас есть.
— Итак, вопрос в том, кто хочет, чтобы мы начали войну? И кого они хотят победить, нас? Или ирландцев? Или они хотят, чтобы мы уничтожили друг друга? — Энцо задает вопросы, о которых мы все думаем, и наступает короткое молчание, прежде чем папа начинает говорить.
— Об О'Брайене не может быть и речи. Если бы у него были проблемы, он обратился бы непосредственно к нам. Мы должны сообщить ему, что происходит.
— Я встречался с ним несколько дней назад и передал ему всю информацию, которая у меня была на тот момент. Я свяжусь с ним и дам знать, о чем мы думаем, и попрошу его сохранять бдительность.
— Могу я просто кое-что сказать? — Восклицает Энцо, поднимая руку.
Мы все смотрим на него, ожидая продолжения.
— Ты понимаешь, что если все пойдет так, как ты хочешь, то ты станешь шурином главы Мафии? Это также делает нас семьей. Итак, мы будем праздновать Рождество здесь или в поместье О'Брайенов? — спрашивает он со смешком. Лука заливисто смеется, а мы с папой качаем головами.
Предоставьте Энцо самому попытаться поднять вам настроение.
— Тем временем нам всем нужно сохранять бдительность. Лука, Энцо, я постоянно размещаю дополнительных людей в ваших зданиях, чтобы убедиться, что ваши жены в безопасности. В твоем здании тоже будут другие, — говорит он мне. — Но их там не будет, если не будет тебя. Я знаю, что между тобой и Слоан все еще натянуто, но, как ты думаешь, есть какой-нибудь способ убедить ее остаться с тобой, пока мы со всем не разберемся?
Мне приходится бороться с собой, чтобы не расхохотаться над этим.
— Ты знаешь, какой упрямой может быть Иззи? Представь, что это умножить на десять, и ты получишь Слоан, — говорю я, приподнимая бровь. — Ни за что на свете никто не сможет заставить эту девушку что-либо сделать, и она воспримет это как отступление от них. Она скорее будет упрямиться и причинит себе боль, чем примет помощь от кого бы то ни было. Черт, я уверен, Финн уже пытался уговорить ее остаться с ним. — Я качаю головой. — Я присмотрю за Слоан и удостоверюсь, что она в безопасности. Сейчас рядом с ней находится охрана, но я думаю, нам следует разместить несколько человек вокруг больницы, потому что именно там она наиболее уязвима.
— Финну тоже нужно быть начеку, — добавляет Лука, и Энцо усмехается.
— У него есть большая сторожевая собака, Кайан. Я уверен, с Финном все будет в порядке.
Мой телефон звонит прежде, чем мы успеваем продолжить разговор. У меня внутри возникает неприятное чувство, когда я вижу имя Слоан на экране. Она на работе, так что ей не следовало звонить. Обычно она просто пишет мне, а не звонит.
— Что случилось? — Я ворчу, отвечая.
Она вздыхает в трубку. — У меня в шкафчике еще одна записка.
Гребаный Иисус Христос.
Я включаю телефон на громкую связь и кладу его на стол перед всеми нами.
— Слоан, ты на связи с моей семьей. Ты можешь сказать нам, где была записка и что в ней говорилось?
На мгновение воцаряется тишина, как будто она колеблется, прежде чем заговорить.
— Записка была на том же месте, что и в прошлый раз, приклеена скотчем к внутренней стороне моего шкафчика. Только на этот раз мне оставили другое сообщение, — бормочет она.
— Ты в порядке, милая? — спрашивает мой папа, и я так чертовски благодарен ему за то, что он просто автоматически принял Слоан в семью, хотя мы даже больше не вместе.
— Да, я в порядке, спасибо. В записке на этот раз говорится... — она прочищает горло. — Ты можешь продолжать убивать их, я просто продолжу их отправлять. Как ты думаешь, что они с тобой сделают, когда узнают?
Я усмехаюсь.
Этот парень.
— Он явно не следит за тобой внимательно, поскольку не знает, что мы помогли тебе разобраться с парнем, который был в твоей квартире. Он, вероятно, думает, что ты слишком напугана, чтобы снова приблизиться к нам, и использует это как способ держать тебя в узде. Я предполагаю, что тот, кто это делает, еще даже не в городе.
— Да, ну, я не могу дождаться, когда заполучу в свои гребаные руки этого ублюдка, — ворчит она, и Энцо смеется.
— Извини, — бормочет она, по-видимому, понимая, что все еще разговаривает по громкой связи с моим отцом и братьями.
— Просто будь настороже, маленький воин, и позови меня, если я тебе понадоблюсь.
— Угу, я так и сделаю, — говорит она, прежде чем закончить разговор.
Тишину нарушает Лука. — Маленький воин? — спрашивает он, приподняв бровь.
— Mia regina? — Я возражаю, и он отмахивается от меня, качая головой.
— О чем ты думаешь? — Спрашиваю я отца, когда замечаю, что он все еще смотрит на мой телефон, лежащий на столе.
— Я думаю, нам нужносделать заявление.