ДАНИЭЛЬ

Утро понедельника встретило меня разбитым будильником и назойливыми звонками Эверли. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь щели в шторах, казались мне сегодня особенно назойливыми. Я влетела в аудиторию, запыхавшаяся, с растрёпанными после бешеной пробежки волосами, чувствуя на себе осуждающие взгляды однокурсников и преподавателя.

— Софи, какого дьявола? — Эверли шипела, как разъярённая кошка, когда я плюхнулась на соседнее место, роняя учебники. Её глаза сверкали от возмущения.

— Да, я немного проспала, господи! — я лихорадочно рылась в сумке, доставая смятую тетрадь, страницы которой слипались от поспешности.

Пары тянулись мучительно долго. Я переводила взгляд с часов на доску и обратно, в то время как голос профессора звучал монотонно, словно заезженная пластинка. Солнечные лучи, медленно ползущие по парте, казалось, специально замедлили свой ход, чтобы подчеркнуть моё нетерпение.

Когда звонок наконец прозвенел, я схватила Эверли за руку и усадила на широкий подоконник в коридоре. Его прохладная поверхность слегка холодила ладони.

— Эв, послушай, я должна тебе кое-что рассказать, это очень важно, — мой голос дрожал, а ладони стали влажными от волнения.

— Что случилось, Соф? Ты меня пугаешь, когда так говоришь. Знаешь же, что ненавижу серьёзные разговоры, — она нахмурилась, её пальцы нервно теребили край блузки.

— Соф, ты видишь это? — её палец дрожал, указывая в окно.

Я обернулась и замерла. У подъезда, прислонившись к чёрному "Бентли", стоял Даниэль. Солнечные лучи играли на его идеально выбритых скулах, а тёмные очки скрывали выражение глаз.

— Ну об этом я и хотела тебе сказать, — я застонала, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. — Эв, тут всё очень сложно, но я должна сказать тебе. Я и Даниэль скоро обручимся.

Её глаза округлились до невозможного размера, а губы дрогнули.

— Стой, стой, сколько вы уже встречаетесь? — её голос сорвался на высокой ноте, привлекая внимание проходящих мимо студентов.

— Эверли, поклянись, что никому, даже Алексу, не скажешь!

— Софи, я клянусь тебе, всем, что у меня есть!

Мой десятиминутный монолог прервал её возглас:

— Как ты могла не рассказать мне? Мы же лучшие друзья! — она вскочила, размахивая руками, словно пытаясь отогнать назойливую муху. — Ты сомневалась во мне! Это самое обидное!

Я не стала её останавливать — знала, что сейчас любые слова только разожгут ссору.

Даниэль всё ещё стоял у машины, когда я вышла из университета. Холодный ветер гнал по небу редкие облака, а солнце, несмотря на яркий свет, совсем не грело.

— Твои пары закончились полчаса назад, — он посмотрел на дорогие часы, браслет которых сверкнул на солнце. — Садись в машину, поедем обедать.

Его самоуверенность взбесила меня.

— Нет! — я хлопнула дверью так, что стёкла задрожали. — Ты просто являешься и командуешь, даже не спрашивая!

Его пальцы медленно сняли солнечные очки, обнажив удивлённые глаза цвета морской волны.

— Я не думал, что ты воспринимаешь это так, — он провёл рукой по лицу, оставив на щеке лёгкий румянец. — Софи, хочешь пообедать со мной?

Но я уже шла прочь, чувствуя, как слёзы подступают к глазам, а в горле стоит ком.

Дома я зарылась в груду подушек на своём любимом подоконнике. Фотографии на потолке, приклеенные когда-то с Эверли, теперь казались издевкой судьбы. Взяла в руки скрипку — старую подругу, покрытую тонким слоем пыли.

"Реквием по мечте" полился из-под смычка сам собой. Я играла с закрытыми глазами, чувствуя, как музыка выплёскивает всю мою боль, сомнения и страх.

Когда открыла глаза, в дверном проёме стоял Даниэль. Его тёмный силуэт чётко вырисовывался на фоне освещённого коридора.

— Твоё восемнадцатилетие, — его голос был тёплым, как летний дождь. — Ты стеснялась играть тогда, но это было... прекрасно.

Я замерла со скрипкой в руках, чувствуя, как дрожат пальцы. Он помнил.

— Любишь зиму? — он вертел в руках мой стеклянный шар с искусственным снегом, внутри которого танцевали крошечные снежинки.

— Я...

— Знаю, что да, — он улыбнулся, приближаясь. Каждый его шаг заставлял моё сердце биться чаще. — Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь.

Его палец нежно освободил мою закушенную губу.

— Не делай так, — прошептал он, и его дыхание пахло мятой и чем-то неуловимо мужским.

Я попыталась извиниться за свой утренний срыв, но он покачал головой:

— Ты была права. Не хочешь поужинать со мной? В знак примирения.

— Была бы рада, — я улыбнулась, чувствуя, как лёд в сердце начинает таять.

— Только смени эти шортики, — он усмехнулся, его взгляд скользнул по моим ногам, — хоть они и чертовски тебе идут.

Я фыркнула и толкнула его в плечо.