17
Аня гипнотизировала взглядом открытую вкладку с личными сообщениями. Ваня молчал. Не ответил ни на одно из отправленных. И в сети не появлялся со вчерашнего утра. Если поначалу Аня решила, что парень серьезно на нее обиделся (хотя за что?), то теперь беспокоилась. Досконально изучила френдленту одноклассника в надежде найти кого-нибудь из родственников, например брата или сестру. Но никого с такой же фамилией в списке друзей Вани не было. В классе он тоже ни с кем не общался, ведь ему после сорванного выпускного объявлен бойкот. Аня тяжело вздохнула и захлопнула крышку ноутбука.
Поднялась из-за стола и подошла к окну. На улице снова мело, ветер устрашающе завывал. Аня уставилась на пустой сквер, белые, засыпанные снегом скамейки и голые старые липы с заиндевелыми ветками.
Когда загремел дверной замок, Аня внутренне поежилась. Она знала, что мама вернется домой примерно в это время, и была готова к разговору, но сердце все равно неспокойно забилось.
Бряк. Мама бросила ключи на тумбочку. Затем девушка услышала, как родительница расстегивает зимние сапоги... Нортон в знак приветствия поскуливал. Наверняка сейчас мама чешет его за ухом, а пес, как сумасшедший, машет хвостом... Аня спрыгнула с подоконника и заметалась по комнате. Где лучше находиться, когда мама сюда заглянет? На кровати? За столом, делая вид, что занимается?
В ванной плескалась вода. Сейчас мама вымоет руки, пройдет на кухню, поставит чайник... А если так и не заглянет к Ане в комнату? Струсит, снова сделает вид, что ничего не произошло? Нет, тогда девочка сама выйдет к ней и поговорит начистоту. Хотя... страшно! Так страшно, что от волнения появилась неприятная дрожь в руках.
Когда Мария Ивановна все-таки зашла к Ане в комнату, девочка от неожиданности вздрогнула.
– Поговорим? – негромко спросила мама.
– Да, конечно! – Теперь Аня сидела на краю кровати, с прямой осанкой, сложив руки на коленях.
Женщина медленно подошла к дочери и села рядом.
– Тот мужчина, – начала неуверенно она, – мой старый знакомый...
– Я заметила, что он старый! – не удержалась от колкости Аня. – Сколько ему лет?
– Пятьдесят четыре, – ответила Мария Ивановна, – он старше меня на четырнадцать лет.
«Я бы ему все семьдесят дала!» – сердито подумала Аня. Эта седина в волосах не давала ей покоя... Хотя, возможно, она относится к тому мужчине из ресторана слишком предвзято. Для Ани сейчас и тридцать лет – почтенный возраст.
– Он – моя первая любовь, – продолжила тихо Мария Ивановна.
– Чего? – задохнулась Аня. – Мама, ты серьезно? А папа? Вы же с ним еще со школы...
Девушке так нравилось пересматривать старые фотографии, на которых изображены родители... Они там такие забавные! У мамы хвосты на голове с двумя белыми бантами и букет гладиолусов в руках. И папа без передних молочных зубов рядом. Всегда рядом. С самого детства.
Мария Ивановна покачала головой:
– Мы с твоим папой стали встречаться только после того, как я вернулась в родной город после университета... Он влюблен в меня со школы, но тогда мы были только друзьями.
– А этого... – Аня замолчала. Как седовласого назвать-то вообще? – Ты откуда взяла?
Мама слабо улыбнулась:
– Он был моим преподавателем. Доцент кафедры теории и истории государства и права. Мне было двадцать, ему – тридцать четыре. Он носил заграничные брючные костюмы, пользовался дорогим парфюмом, и все девчонки сходили по нему с ума.
Аня не знала, что сказать. Снова молча забралась на подоконник и уставилась на сквер.
– А он выбрал меня, представляешь? Хотя в нашей группе было столько эффектных, модных девчонок... Не чета мне.
– Глупости! Ты у меня всегда самая красивая, – убежденно проговорила Аня, так и не решив, как реагировать на услышанное.
– Если бы кто-то узнал, что мы встречаемся, у него были бы большие проблемы. А его жена...
– Мама! – ахнула Аня. – Как же так? Ты еще и с женатым?
Мария Ивановна потупилась.
– Аня, мне так сложно об этом рассказывать, – призналась она. – Но я впервые в жизни так сильно любила. Ощущение, будто летишь только вперед, высоко к звездам, не оглядываясь, не останавливаясь ни на минуту... Но кто-то из девчонок из зависти все-таки проболтался в университете о нашей связи. Это произошло уже на последнем курсе, когда я писала диплом. Был страшный скандал! Он на моей защите не присутствовал, а вот вся комиссия закидывала меня вопросами, которые и не касались дипломной работы... Даже не знаю, как я смогла защититься на четверку. Забрала диплом и вся в слезах уехала в родной город, к маме. Он даже на звонки мои не отвечал. А я так и страдала, лежа на кровати и гипнотизируя стену, пока мама не попросила Юру по-дружески меня отвлечь... Юра тихо заходил в комнату и поправлял плед, пока я спала. Сидел у нас на кухне вечерами, травил веселые байки моей маме и молочный шоколад приносил.
– И что же дальше? – не выдержала Аня. Ей снова стало так жаль любимого папочку... – Зачем этот твой преподаватель снова нарисовался?
– Мы встретились с ним случайно, на улице, – сбивчиво продолжила Мария Ивановна. – Оба изменились, но сразу друг друга узнали...
– Вчера ведь была не первая ваша встреча? – упавшим голосом спросила Аня.
Мария Ивановна тяжело вздохнула:
– Третья!
Аня обхватила голову руками.
– Зачем, мамочка?
– У него своя юридическая фирма, может, предложит мне здесь работу.
– В ресторане я видела, как ты держала его руку! – проворчала девчонка.
– Прости! – воскликнула мама каким-то незнакомым Ане голосом. Легла на широкую кровать и обняла одну из мягких игрушек дочери. – Будто пелена перед глазами, сама себя не узнаю. И мы с папой в последнее время отдалились. Так бывает у взрослых, Анна...
Аня, упершись горячим лбом в стекло, молча смотрела в окно, за которым быстро смеркалось. Снег уже побелил липы и провода.
– Твое появление в ресторане меня, если честно, будто отрезвило. Я подумала: «Боже, что я делаю?» Наверное, нужно это прекратить, пока далеко не зашло?
Этот вопрос она задала неуверенным голосом, будто в пустоту.
– Не знаю, – наконец хрипло отозвалась девушка. – Но папа тебя очень любит.
– Думаешь, он догадывается? – взволнованно спросила мама.
Аня молча слезла с подоконника и легла рядом с мамой. Вдвоем они уставились в потолок, по которому время от времени проползал свет фар.
– Неужели ты ничего не видишь вокруг, мамочка? – тихо проговорила Аня, так и не решившись обнять ее. Хотя изначально был такой душевный порыв.
– Первая любовь накрыла такой сильной волной, – так же негромко проговорила Мария Ивановна, – я захлебнулась и только из-за тебя вынырнула. Аня, но между мной и им ничего не было, клянусь! Ничего не было...
Свет фар снова лениво прополз по потолку, осветив старомодную люстру. Аня всегда знала, что папа любит маму сильнее, чем мама его. Бывает, что любят неравноценно. И как им теперь жить? Дальше отдаляться или попробовать вновь сблизиться? А если Аня станет тем самым тросом, который не даст родителям разбежаться? Как все сложно у этих взрослых! Хотя Аня тут же вспомнила пропавшего Ваню и нахмурилась. Сколько неприятных мыслей в голове. Каждая – как скрип по пенопласту...
Юрий Михайлович снова вернулся поздно. На кухне тускло горел светильник. Аня сидела перед ноутбуком и помешивала ложечкой горячий чай.
– Птенчик мой! – позвал папа.
Аня обернулась и растерянно улыбнулась.
– С Нортоном гуляла? – спросил Юрий Михайлович.
– Да, гуляла! – кивнула Аня.
– Уроки делаешь? Чем-нибудь помочь?
Девушка только головой покачала и поспешно закрыла вкладку со страницей Вани. Ох, этот ненавистный статус «заходил вчера в 7:24»...
– На улице так холодно, – шепотом проговорил Юрий Михайлович. – Кажется, сейчас чашка горячего чая – чуть ли не единственное, что может сделать тебя счастливым.
Аня откашлялась.
– А мама где?
– Мы болтали в моей комнате, и она уснула.
Отец кивнул и вышел из кухни. Аня поднесла ко рту чашку и, обжегшись, едва не уронила ее на стол. Говорит, это – единственное, что может сделать тебя счастливым? Нет уж, все-таки каждому – свое. Аня сердито отодвинула горячую чашку и, подперев подбородок рукой, снова с тоской вернулась к недавно закрытой вкладке...
Юрий Михайлович неслышно вошел в комнату. Желтый свет по-прежнему неровными полосами ложился на стены и потолок. Старый уличный фонарь за окном мерцал сквозь густо падающий снег. Мария Ивановна лежала на кровати, отвернувшись к стене и поджав ноги. Юрий Михайлович взял с кресла плед и бережно накрыл им спящую жену. Точно так же, как делал это двадцать лет назад.