Исповедь

Долго я смотрела на своё отражение в зеркале. Трогала шрам, который тянулся от груди вниз до самого живота. Со временем он потускнел и стал светлым не таким уродливым, когда я увидела его в первый раз. Ночью так и не сомкнула глаз думала о словах Садио о том, что меня не просто прооперировали, не просто «починили», но заменили моё сердце на другое. Я даже погуглила и поняла все его слова абсолютная правда.

Утром уже знала, куда пойду. В единственное место, где получу ответы. Отец, конечно, всё будет отрицать. Лгать, как делал это прежде, но я не уйду, пока не узнаю. Я должна. Казалось, было что-то ещё. Такое отчего я никогда не буду прежней. Я хотела узнать всё и увидеть, что именно произошло. Почему наши семьи так долго враждуют? Почему правду скрыли от меня и никогда никто не говорил о прошлом?

Мама встретила меня с улыбкой, когда, припарковав машину, я вошла в дом. Её объятия мягкие любящие, как всегда, но моё одеревеневшее тело заставило её улыбку погаснуть и отстраниться.

— Всё в порядке милая? — погладив меня по щеке, спросила. — Плохо себя чувствуешь? Где-то болит колит?

Вот оно. Как я раньше не замечала? Не замечала, потому что думала это обычная тревога матери за своего ребёнка спрашивать, как я себя чувствую, ничего ли не болит? Колит. Да она всегда задавала этот вопрос.

«Колит, мама. Очень. Адски».

— Чьё сердце бьётся в моей груди мама?

Конечно, она была не готова к подобному вопросу. Шок на лице заставил меня пошатнуться и прижаться к стене. Прикрыв глаза, выдохнула, не позволив пульсу ускориться. Беречь. Я должна себя беречь.

— Где отец?

На её глазах навернулись слёзы. Закусив губу, она смахнула их с щёк и направилась в гостиную. Отец сидел за столом и что-то быстро набирал на компьютере. Подняв голову, он сначала посмотрел на маму и тут же напрягся. Потом медленно скользнул своим взглядом по мне. Его оливкового цвета кожа немного покраснела. Я знала, он злится. Почему? Потому что я за правдой пришла? Или потому что он не отступит? Объявит войну запрёт в доме и что?

Мама села в кресло. Руки дрожали, когда она наливала чай, но я так и не сдвинулась с места, остановившись в проходе. Прислонилась плечом к косяку руки засунула в карманы, играя с отцом в гляделки.

— Расскажи мне всё.

Он прищурился, откинулся назад, сложив руки на животе. Медлил. Высчитывал, как многое может утаить или рассказать?

— Хватит лжи отец. Я давно уже не маленькая девочка и способна справится.

— Мне наплевать, с чем ты там думаешь готова справится, Марита.

— Сальваторе, — вмешалась мама. — Та должен...

Он скривил губы.

— Должен? Открыть ей правду, чтобы что? Потерять её?

Я знала, он любит меня тёмной извращённой любовью и желая уберечь причиняет больше боли. Так устала ото лжи секретов и обмана, что мне хотелось подойти встряхнуть его и заставить раскрыть все детали. С самого начала. Задолго до моей операции на сердце.

— Что произошло?

Мама всхлипнула, но взгляд отца не позволил ей начать рассказ. Я так и думала. Он инициатор. Он исполнитель. Он палач.

— Мы знали, сердце не выдержит нагрузки. Когда врачи провели обследование, обнаружили, что твоё сердце сильно отличается от здорового.

— Единственный вариант найти донора, — шмыгнула носом мама, когда отец замолчал, покачав головой.

Понимала им трудно возвращаться в тот день, но мне нужно знать. Не удивительно что я верила. Отец основательно подошёл к своей огромной лжи во имя добра. Моё мёртвое сердце вынули и заменили другим живым бьющимся тем что будет качать кровь по моим венам. Тем, что позволит мне жить.

— У нас не было выбора, Марита. Мы намеренно скрыли всю правду, потому что боялись последствий. Ты могла не понять всего и навредить себе, — поднявшись мама подошла ко мне погладила по руке. — Мы вместе приняли это решение, потому что хотели уберечь.

— О, я понимаю это, но теперь сама прошу о правде, в которой вы отказываете.

— Мы скрыли только о том, что сердце в твоей груди принадлежало другому человеку, — сказал отец. — Марита скажи почему именно сейчас? Что вынудило тебя прийти за правдой?

Посмотрев на отца, я поняла, он что-то знает. Догадывается о Садио? Мне даже хотелось сказать, что я давно уже принадлежу ему одному и никогда не стану женой другого. Как бы ни случилось Садио всегда останется моим единственным мужчиной. Я не смогу позволить кому-то другому прикоснуться к себе так, как делал это он. Поцеловать. Объявить меня своей. Даже сама мысль об этом вызывала во мне отвращение. Разделить интимную связь, которая была между мной и Садио с другим мужчиной мерзко. Я никогда не смогу сделать этого.

— Сердце? — вместо ответа спросила. — Чьё оно?

Тот момент, когда мир замер в звенящей тишине. Она набатом в голове стучала. Внутри у меня всё сжалось, когда отец скривил губы и открыл тот самый мерзкий огромный секрет. Он оплёл моё сердце ядовитыми шипами и болью пульсировал по венам.

— Эмма Костелло, — когда он произнёс те слова, внимательно наблюдал за моей реакцией.

Сначала я не поняла. Ослышалась. Но фамилия, которую так хорошо знала фамилия его врага, как молот обрушилась на меня. Прислонившись к стене, я быстро задышала. Голова кружилась, а в голове билась одна только мысль. Мама Садио. Её сердце билось в моей груди. Эмма Костелло.

«Всё гораздо глубже. Настолько что даже больно, Марита», — сказал Садио и теперь, о боже, теперь я понимала, насколько глубока та агония.
В голове стоял шум. Я ничего не чувствовала, слышала постоянно только её имя. Оно набатом звучало в ушах. Преследовало. Убивало.

— Почему? — едва слышно выдохнула. — Почему она?

Отец убил её? Пугающая безумная мысль, которая вполне могла оказаться правдой. Садио сказал, что в тот день мама умерла...

— А тебе всё ещё мало, Марита, — горечь в каждом слове отца пронзала душу, но я стояла на своём. Не ушла. Не попросила остановиться. Мне недостаточно. Ещё нет. Как будто прочёл он мои мысли и кивнул. Его лицо ожесточилось в глазах полыхало пламя ярости. Дикой. Давней. Ярости, которая всегда была в нём вот только отец слишком хорошо научился с ней жить. Он подпитывал её. Заглушал. Никому не показывал. До сих пор.

— Семья Костелло — убийцы. Они все грязные и отвратительные. Порочные. И я таким был когда-то. В прошлом сокрыто куда больше чем ты вообще можешь представить дочь. Там столько грязи и смертей, которые всегда в моей памяти, но изменить ничего я уже не могу. Пытался, не вышло, — он тяжело вздохнул, а у меня по коже побежали мурашки. — Эмму Костелло убили в назидание Ричарду. Хотели сломить его. Её сердце всё ещё билось. Она была идеальным донором.

Его взгляд стал пустым обращённым в прошлое которое до сих пор ранило так глубоко и больно, что это можно было прочесть на лице.

— Ричард заключил со мной сделку. Сердце его жены на одно из самых прибыльных предприятий которыми я владел тогда. Я знал, для чего ему это нужно, чистые деньги. Прибыль, которая не запачкана кровью. Для государства. Для отвода глаз. Но выбора у меня не было с самого начала. Конечно, я отдал бы всё, чего он хотел в обмен на твою жизнь...

Теперь я поняла, почему правду считают субъективной. В этом деле было замешано столько людей и каждый из них знал свою истину. Я не могла поверить, что Ричард Костелло настолько холоден, и отдавая сердце жены врагу, заключил сделку. Это просто не вязалось у меня в голове. Каждый раз узнавая новые детали мне казалось я безвозвратно погружаюсь во тьму.

— И ты отдал, — дрожащими губами шепнула.

Он отвернулся, разрывая зрительный контакт. Я заметила, как напряглась спина отца. Как дрожат руки.

— Поэтому не хочу, чтобы ты связывалась с семьёй Костелло, — натянутым голосом добавил всё ещё не оборачиваясь. — Они могут захотеть отнять то, что считают своим.

Его слова упали в мою душу тяжёлым камнем. Присев в кресло, я почувствовала в руке прохладный бокал воды. Пока пила, делая медленные глотки, отец успокоился и встретился со мной взглядом. Он успел надеть броню и готовился нанести очередной удар. Тот, что поставит меня на колени.

— Сегодня мы приглашены на бал. Ты как раз, кстати.

— Нет, — сбивчивым шёпотом.

— Возражения не принимаются. Ты должна там быть. Перестань вести себя как маленький непослушный ребёнок, если говоришь, что взрослая и готова нести ответственность за свои решения. Ты часть семьи и должна присутствовать. Если бежишь от нас, то хотя бы имей мужество исполнить свой долг и не опозорить семью, — стальным тоном парировал отец, направляясь к двери. — Выезжаем в семь вечера. Надень что-нибудь изысканное не нужно показывать насколько ты глупа, появляясь в джинсах и кедах. Уважь нашу фамилию.

Закрыв рот от его отповеди, я почувствовала на своих руках мамины тёплые ладони. Она притянула меня в свои объятия и позволила плакать от боли, от страха, ото лжи, которой меня кормили так долго, что теперь внутри казалось всё горьким и отвратительным.

***

Пребывая в каком-то сумрачном состоянии, я будто смотрела на себя со стороны и мне не нравилось то, что происходило. Бархатное тёмно-синее платье красиво облегало мою фигуру. Туфли в тон на тонкой шпильке. Волосы мягкими локонами ниспадали на голые плечи. Я видела себя в зеркале и не могла понять кто предо мной. Я потеряла себя. Сапфировое колье переливалось в зеркале, но лицо... на нём читалась боль.

— Достойно фамилии Гровано, — встретив нас у подножия лестницы сухо выдал отец. Он повернулся и направился к двери, словно не было между нами никакого разговора. — Сегодня предстоит грандиозный вечер.

Как же он был прав. К сожалению, для меня всё открылось слишком поздно и сбежать я не смогла. Даже если бы захотела, такой трюк не провернёшь под всеобщим вниманием многочисленных гостей.

Анджело Скарфо вместе с Данте встретили нас приветственными улыбками, будто мы уже поженились. Чепуха. Снова ложь. Очередная порция яда попала в кровоток от окружающих меня лицемеров.

— Прошу, окажи мне честь, — протянув руку, согнутую в локте, попросил Данте.

Мне не оставалось ничего иного, как согласится, но теперь я знала, кто скрывается за благородной маской. Моё тело было напряжено натянуто до предела, пока Данте очень умело манипулировал и вёл меня в танце вместе с другими парами. Он не пытался заговорить. Не рассказывал, как представляет нашу свадьбу, а точнее, то, что случится после, казалось бы, радостного события. Как он сломает меня. Я чётко помнила с какой холодностью и безразличием прозвучало то обещание.

Когда музыка стихла, началось настоящее представление. Шоу, ради которого отец и приказал остаться в доме и сопроводить их. Он просил не позорить честь семьи, а сам предал меня. Солгал. В очередной раз.

— Сегодня мы собрались в этом замечательном зале с единственной целью объявить о союзе двух семей. Гровано и Скарфо теперь воссоединятся. Наши дети обручились и в скором времени состоится свадьба, — от каждого слова, которое произносил отец, мои ноги немели. Сердце то замедлялось, то ухало куда-то вниз. Страх налил свинцом моё тело, и я не могла сдвинуться с места, когда все взгляды обратились в нашу сторону. — А теперь давайте поздравим наших детей.

Я будто попала в самый страшный кошмар. Жуткий сон, когда рука Данте сжалась на моей талии, прижимая ближе. Когда послышались радостные аплодисменты. Когда гости один за другим подходили к нам и поздравляли действительно, веря в ту ложь, которую скормил им отец. В тот момент я готова была заключить сделку с дьяволом и позволить ему забрать мою душу, чтобы просто сбежать.

— Господи, я грешна. Мои желания выходят за рамки дозволенного. Я хочу дышать, не вспоминая о том поцелуе, который заберёт из меня весь воздух. Хочу не прикасаться постоянно к своим губам и думать, как его губы касались моих. Я обещана другому и хоть это не моё решение не могу поступить так с собой. Но самое ужасное это желание. Я хочу его каждый день целовать вместо воздуха. Укутываться в его объятия как в тёплый непробиваемый щит, — раздался вместо музыки мой надломленный голос. Прикрыв рот ладонью, я поняла что-то не так, будто мои слова переделали. Помню, что не произносила имени Садио, но всё похолодело в животе, когда запись продолжилась. — Боюсь поверить и снова потерять. Не хочу, чтобы он просто исчез, как сделал это восемь лет назад. Я с ума сходила. Ушла в себя, не доверяла никому молчала о своих чувствах. Но не отвыкла от него. Не смогла. Он запечатлел себя в моей душе. Садио Костелло тот, кому принадлежит моё тело. Он всё, чего я хочу даже наперекор желаниям моего отца.

Взгляд отца в тот момент убил меня. Прожёг дыру огромную кровоточащую в моей груди. Карты были вскрыты. Маски сброшены и теперь началась настоящая кровавая игра. Игра, в которой я не смогу победить. Тот в чьих руках находилась исповедь отлично сумел использовать мой голос и добавил то, чего там не было и не должно быть. Теперь отец знает. Теперь он придёт и потребует от меня снова быть верной семье.

Развернувшись, я пошла, читая острое осуждение в глазах гостей. Здесь находились союзники, компаньоны, родственники отца, а я так опозорила семью своим признанием. Буквально сказала, что предпочту врага своей семье. А потом я побежала от жгучей ярости и стыда, который сдавливал мои внутренности. Онемела внутри. Ничего не чувствовала. В тот момент моя душа сузилась до единственной мысли — уйти. Сбежать так далеко, как только смогу. И я сбежала.