Исповедь

Никто никогда не бывает готов к удару. Оглушительному удару, который стукнет, непросто причинив боль, а долбанёт так, что ты потеряешь сознание и не сможешь уже подняться. После подобного не восстанавливаются. И единственная надежда заключается в том, что время поможет расставить всё по местам. Приглушит боль от каждого слова, которое шипами врезалось в душу пронзило трепещущее сердце.

Покручивая в руках горячую кружку с чаем, я наблюдала, как Адриана пытается приготовить блинчики. Садио со вчерашнего вечера не писал. И это волновало. Тревожило. Я боялась именно вот этого — его тишины. Что снова всё повторится, и он просто исчезнет.

— Думаешь, всё повторяется? — тихо спросила Адриана.

Печально улыбнувшись покрепче перехватила кружку.

— Я верю ему, — слова те абсолютная правда, но внутри чувствовала панику. Страх. — Наверное, что-то произошло.

— Как всегда, — пожала плечами Адриана. Она поддела блин и перевернула на сковороде. — Скоро я накормлю тебя очень вкусным завтраком. И ты забудешь о его молчании.

Уверенна она ожидала какого-то невероятного рассказа. Возможно, даже сказку, но я так не обмолвилась и словом. Не хотелось делиться тем что навсегда должно остаться между мной и Садио. Глубоко в душе и памяти. Каждая секунда с ним — это кайф. Адреналин, который тёк по венам только от одного его взгляда. Заряжал кровь, заставляя сердце быстрее биться в груди.

Весь день Адриана пыталась меня отвлечь. Рассказывала о своей новой выставке с небывалым энтузиазмом, а я слушала только наполовину. Взгляд всё время прикован к экрану телефона. В душе застыла от ожидания. Если бы тогда понимала, отчего замерла моя душа, наверное, сбежала. Да желание уйти затеряться в незнакомом городе и людях, которые не знают меня, сильным было. Потеряться для каждого, кто знал меня. Забыться.

Вечером, лёжа в кровати крепко сжимала в руках одеяло и смотрела в окно. Свет от фонаря падал на пол, когда услышала тихие шаги. Сердце замерло и больно стукнуло о рёбра. Я подскочила, прижимая к себе одеяла в защитном жесте. Обернулась и увидела Садио. Он стоял небрежно, прислонившись к стене, и смотрел на меня. Прожигал взглядом. В темноте я видела только взгляд, который опалял гневом и злостью. Я сидела с прижатым к груди одеялом и пыталась замедлить пульс. Успокоиться, но под его пристальным вниманием это было не так просто.

— Почему не отвечал? — не выдержав тягостного молчания между нами, спросила. — Это не справедливо Садио.

Он не сказал: «Прости я больше не поступлю так». Не подошёл. Остался всё в том же месте возле стены. В той же небрежной позе. Откинув одеяло, подошла к нему, только теперь заметив синяк у виска. Губа рассечена. Рана глубокая. Прикусив губу, положила руку ему на сердце, как делала много раз прежде. Садио прикрыл глаза, и кажется выдохнул. Как будто расслабился. Отпустил тот незримый барьер, который выстроил передо мной.

— Что произошло? — нежно погладив его по щеке снова спросила. — Ты можешь сказать мне правду.

Тишина. Его глаза пусты. Я хотела попытаться прочесть в них хоть что-то найти какую-то подсказку, но они ничего не выражали. Казались безучастными.

— Боюсь, что ты снова пропадёшь. И знаю ты сможешь сделать так, что я не найду тебя, пока сам не захочешь быть найденным, — произнесла надломленным голосом. — Не поступай так со мной, Садио.

— Чьё это сердце?

— Что?

— Операция на сердце, — рычал он будто дикий обезумевший зверь. — Чьё сердце бьётся в твоей груди?

Я была так ошарашена его словами, что как рыба открывала и закрывала рот не в силах ответить. Садио приложил руку к тому месту, где был шрам.

— Что ты знаешь?

Нахмурившись, проследила за его рукой осознав, о чём он спрашивал.

— Мне одиннадцать было. Я мало что помню. Знаю ту правду, которую рассказали. Я попала в аварию. Когда меня привезли в больницу, выяснилось, что моё сердце не настолько сильное, как мы думали. Мне сделали операцию...

Не успела я договорить, как он прервал безжалостно.

— Ложь.

Я нахмурилась, перестав понимать хоть что-то. Садио каждый раз сбивал с пути будто бросал в меня бревно, пока я пыталась пройти тот шаткий узкий мост и дойти до финиша, а потом падала в бездну. И я каждый раз начинала с начала. Раз за разом приходилось возвращаться к старту, чтобы дойти до финиша.

— Ты не знаешь вообще ничего. Они солгали даже об этом, — он заправил за ухо выбившуюся прядь моих волос и провёл костяшками пальцев по щеке. — Не знаешь, что операция была не просто на сердце.

Отрицательно покачав головой, возразила:

— Это моё сердце просто оно нуждается в поддержке больше чем другое.

— Всё гораздо глубже. Настолько что даже больно Марита.

Его последние слова глухим шёпотом упали между нами. Я пыталась понять его, но никак не могла представить, что всё окажется настолько запутанно. Сердце? В моей груди бьётся чужое сердце? Чёрт. Всё это выглядело какой-то дешёвой комедией. В плохом смысле. Но его глаза. Тот почти печальный на грани взгляд разбивал все отговорки вдребезги. Я хотела дышать, но с каждым новым вздохом чувствовала покалывание. Чем глубже вдыхала, тем больнее становилось.

— В тот день умерла мама, — вернув меня в реальность хрипло выдохнул Садио. — Было раннее утро. Отец посадил нас с Содомом в машину и поехал. Далеко. Быстро. Очень быстро, но мы не задавали вопросов.

Поджав губы, Садио прикрыл глаза, а я прижалась к нему ещё сильнее. Наши руки до сих пор были на сердцах друг друга. Между нашими телами.

— Её убили. Месть. Банально. Я тогда свихнулся. Сошёл с ума, — надрыв в его голосе причинил мне боль. — Больница. Врачи. Смерть. Тогда так плохо было. Больно так, что невозможно эту боль выпустить. Я кричал. Молил небеса вернуть её. А Содом сжимал меня в объятиях, пока отец бушевал. Если я свихнулся, он потерял голову. Совсем.

Безмолвные слёзы. Такие тоже бывают. Порой они гораздо сильнее и причиняют больше боли. Они сжигают изнутри. Именно их я видела на лице Садио после откровенного признания. Я даже забыла о своём сердце. Чужом. Проникла в него. Впитала в себя его боль даже сейчас спустя столько лет чувствующуюся в каждом слове. Позволила Садио использовать меня как запасное хранилище. Разделила с ним утрату и молчала, пока не зазвонил телефон, разорвав нашу тихую скорбь.

— Ты знаешь, где искать правду, — его губы едва скользнули по моей щеке. Садио отстранился и направился к двери, но взявшись за ручку, добавил. — Я не исчезну, Марита. Никогда.

Его обещание согрело меня, даже когда дверь закрылась, оставив меня наедине со своими мыслями. Садио отпустил, но я знала, он вернётся.