Исповедь

В зале на столе лежали свежие выпуски журналов. Глянцевые обложки. Яркие краски. Глаза Содома мрачные темные смотрели на меня с каким-то знанием. Он владел этим городом. Такара — наше пристанище. Обитель. За нее проливалась кровь. За эту землю вели битвы еще наши прадедушки. Отвоевывали. Чернили. Но с тех пор многое изменилось. Диана Готти, сногсшибательная супермодель, ее взгляд на Содома гипнотизировал. Она смотрела на него словно Содом Костелло самый лучший мужчина на свете. Ложь. И я понимал насколько она глубока.

Позади услышал тихие шаги, но не обернулся. Рука брата опустилась на мое плечо. Содом сжал ее слегка и отступил. Знал, я не люблю прикосновения. Ненавижу, когда трогают без моего согласия. Я редко предлагал ему свои объятия. Редко позволял отцу обнимать меня даже когда сломался горевал рвал себя изнутри в одиночестве. Так легче пережить боль. Заглушить ее вопль, который расширял грудную клетку и желал разорвать меня изнутри, чтобы выбраться наружу. Разорвать голосовые связки и сжечь дотла.

— Отец хотел, чтобы ты присоединился к нам за ужином, — прозвучал, словно приказ, голос Содома. Он бросил быстрый взгляд на стопку журналов с его лицом и скривился. — Перестань быть отшельником. У тебя есть семья. Дом. Поддержка. Хватит сбегать и подвергать себя опасности.

Сжав зубы, я промолчал. Он думал я не понимаю, но все гораздо сложнее. Я знал, Содом покрывает меня. В курсе тех незаконных гонках, которые фигурируют в моих кругах, но позволял каждые выходные играть со смертью. Брат видел многое, но недостаточно глубоко, чтобы знать мою кровавую тайну.

— Отец узнает однажды и тебе придется расплатиться за ложь, — он злился. Я чувствовал, как его ярость проникает в меня, словно вибрация. Она покалывала кожу на затылке, но я все еще предпочитал молчать. — Не будь таким...

— Одиночкой? Изгоем? Уродом? — скрипя зубами сурово выпалил. Поднялся и развернулся к нему. — Какой вариант тебе нравится больше, брат?

Содом прищурил глаза, понимая, что я пытаюсь разозлить его. Вывести на эмоции, но это не сработает. Он отлично управлял своими чувствами и не позволял взять верх.

— У меня есть для тебя работа. Если не хочешь вляпаться в какую-нибудь историю послушай моего совета и прими предложение.

Я скрестил руки на груди, когда заметил, как его губы дрогнули в полуулыбке. Содом знал, если я не ушел, значит готов вести диалог. Дальнейший наш разговор он ввел меня в ступор. Поставил в тупик. Я ожидал от Содома чего-то более опасного: найти какого-нибудь человека. Вскрыть базу данных полиции. Но создать совершенную систему безопасности?

Это может стать интересным отвлечением от безумных мыслей о той девушке, но ненадолго. Как только пришла ночь она снова оказалась на моей орбите, и я не знал, что с этим делать. Зацепила меня. Не все мечтают об одиночестве, но я предпочитал именно тишину. В тот день, когда потерял маму поклялся больше никогда не привязываться к новым людям. Каждый из них проникал в душу и, если что-то случится с одним это отразится на мне. Во мне. Пробьет брешь, а потом оставит дыру там, где должно быть цельное полотно.
Но я все равно думал о ней. Вспоминал как близко она была ко мне. Как смотрела. Но больше всего волновал тот поцелуй. Черт, он был каким-то детским нерешительным невинным, словно на репите прокручивался в сознании. Как она положила свою ладонь на мое сердце. Как приподнялась на цыпочки и легко коснулась своими губами моего подбородка.

Альфа лег рядом, и я позволил себе расслабиться. Отпустил каждую мысль, болезненную цепляющую когтями мою душу, чтобы провалиться в сон. Теплый мех Альфы рядом, его размеренное дыхание, стали моим проводником в царство кошмаров. Сны они никогда не несли в себе свет, каждый раз погружая мое больное сознание во тьму. Окутывая смолой и капая ртутью в мою душу.

***

Вытирая руки после того как заменил масло в машине поймал на себе задумчивый взгляд Корвина. Он кружил вокруг меня, как ястреб. Я чувствовал, его взгляд прожигает дыры на моем затылке, но не спешил переходить к тому разговору, который он затеял. О ней. О той, имя которой я до сих пор не знал.

— Она слишком невинна для тебя, Садио, — его голос звучал грубо и предупреждающе. Это заставило каждую мышцу в моем теле напрячься. Я замер все еще под пристальным взглядом, но не шевелился. — Оставь ее.

Он ждал от меня ответа, но я только покачал головой. Не могу. Хочу оказаться рядом с ней и снова почувствовать, как воспламеняюсь. Как по моим венам течет не кровь, а огонь. Лютый. Безжалостный. Обжигающий. К тому же она должна мне поцелуй. Я выиграл гонку, а приз так и не забрал.

— Ты имеешь на нее виды?

— Знаешь, что нет, — конечно, знал, но не потому что он рассказал. Я видел, как Корвин смотрит на другую. Как ведет себя в ее присутствии. Тут и говорить не нужно было. — Она раньше училась с нами в одном классе, до того, как попала в аварию.

Его слова заставили меня сжать зубы. Откинув в сторону грязную тряпку оперся о стол и прямо спросил.

— Насколько все плохо?

— Шутишь? Чем она зацепила тебя?

Он не понимал, потому я просто пропусти вопрос мимо ушей. Часто так делал не только с Корвином, но и с родными. Так проще не говорить то, что чувствуешь. То, о чем хочешь молчать.

— Ты ответишь или мы закроем тему?

Корвин вздохнул и обречённо покачал головой. Он сдавался, но мне этого и не требовалось. Я не стану слушать его пока сам не решу отступить. Сейчас хотел идти за ней. Пробовать. Вкушать. Знал, она маленькая и еще ничего не соображает, но также знал, что не зайду слишком далеко, как бы сильно она не воспламеняла меня одним своим взглядом.

Я был слишком злым и опасным для хрупкой принцессы, но не мог пока отпустить. С моим то прошлым и тем багажом, который хранила память не стоило вообще ходить за ней, но ее нерешительное прикосновение, робкий взгляд, будто девушка надела на меня невидимую удавку и потянула за собой, дергал, словно на моей шее металлический ошейник. Я пошел и теперь жалел об этом. Частично одобрял свой поступок, но все же больше сожалел. Корвин не зря предупреждал, но сейчас мне нравилось чувствовать хоть что-то кроме въедливой боли, которая гудела под кожей.

Вернувшись домой я погрузился в компьютерные коды и программы, отличный метод очистить разум и позволить числам бродить в голове. Забыть обо всех и обо всем. Математика, она проста и нравилась мне именно тем, что не нужно чувствовать. Голова холодная. Разум открыт только числам и знакам. Меня отвлек тихий зов Альфы. Он звал в лес на пробежку. Сохранив все, что успел набрать, открыл окно и спустился по фасаду используя опоры как турник. Легче было вниз спускаться, чем подниматься наверх, но мне нравилось игнорировать двери и быть немного дикарем.

Альфа вскочил и довольно завилял хвостом. Почесав его за ушами, я направился в лес, который стеной неприступной стоял за домом. Бег позволял мышцам работать как единое целое. Хорошо бы еще отключить голову, но это трудно сделать, когда перед глазами образ милой девушки имя которой я специально не узнавал. Как и номер телефона. Знал, Корвин даст мне и то, и другое, но я не хотел, чтобы он искушал меня. Ведь я напишу не сомневаясь, что она ответит.

Бег был быстрым и изнуряющим, но Альфа остался доволен, когда мы завалились на задний двор. Вскинув уши посмотрел в сторону небольшой беседки скрытой деревьями и направился туда будто его, кто-то звал. Я не ожидал найти отца. Он неподвижно сидел на скамье положив подбородок на руки и смотрел в темноту леса.

Почувствовав, что не один обернулся, когда Альфа преодолел расстояние и прижался мордой ему в бок. Отец зарылся руками в его мех и мягко, но грустно улыбнулся.

— Как пробежка, сын?

Я кивнул, давая понять, что все в порядке. Они с братом привыкли к моему молчанию. Разговоры настолько лживы и бессмысленны, что я предпочитал тишину болтовне.

Он не пытался заговорить снова, позволив нам молча наслаждаться тишиной леса. Она была не такой как в городе, когда по дорогам ездили машины туда-сюда сновали люди, которые всегда куда-то спешили. Здесь все казалось размеренно и правильно. Лес — он для души. Для спокойствия.

— Мама любила сидеть здесь и рисовать. Ее пейзажи были неплохими, каждый выражал видение этого мира, — обращаясь к ветру вспоминал отец.

Я закусил губу чувствуя волну боли, обжигающей и такой охрененно неправильной. Я устал мучится. Даже месть, которую свершил не дала почувствовать спокойствие. Но я помнил, как горел, когда кусок за куском резал того ублюдка. Если бы отец с братом узнали не представляю какие последствия настигли меня.

Развернувшись направился в дом. Отец не стал останавливать я бы не остался. Схватив со столика ключи направился прямиком к машине.

«Ты где?»

Корвин:

«В баре „Череп". Заезжай, тут неплохо, еда так себе, но я чертовски проголодался».

Я еще не знал, что та поездка не должна была состоятся, как и встреча с отцом одиноко сидящим в беседке. Тонкий аромат жженого сахара заполнил салон. Укутал мое сознание в ореол тьмы. Сжимая одной рукой руль, я переключил передачу и рванул вперед. В венах не кровь, а керосин, скорость словно спичка подожгла изнутри. Меня лихорадило, когда остановился возле бара.

Парковка забита машинами. Вокруг тусуется народ. Смех. Пьяный угар. Они просаживали жизнь думая, что это необходимо для удовлетворения своего эго. Засунув руки в карманы направился к двери, когда вслед мне долетел угрюмый скрипящий голос.

— Не лезь на мою территорию, — грубо заявил Маркус. Черт. Только не этот идиот. Он плохо влиял на мои мозги. Развернувшись бросил на него надменный взгляд. — Или ты хочешь поиграть по-взрослому?

Вскинув брови в удивлении я все еще не понимал к чему этот разговор. Ему не нравилось мое молчание. Никому не нравилось. Таких людей очень мало кто будет разговаривать со мной глазами, а не словами. Читать другого человека вместо разговоров умение, которое дано не каждому.

— Я имею ввиду те горячие развратные объятия на вечеринке. Думаешь, ответит? Она слишком послушная девочка. Ты сломаешь её, — он поднял палец и указал на меня. — Не трогай Мариту.

Я обошел его, мысленно пробуя ее имя на вкус, которое мне охренеть как понравилось. Сладковато-горькое. Терпкое. Немного ядовитое и невинное. Гремучая смесь.

— Ты не понял? Не играй с ней, ты сломаешь ее, — прошипел Маркус, когда я оставил все претензии без ответов.

Его наглые прихвостни посмеивались, но когда я бросил на них суровый взгляд, смолкли. Маркус стоял слишком близко и мне это чертовски сильно не нравилось. От него веяло опасностью, которая никак не повлияла на мое сознание. Страх слишком поверхностное слово для того, кто оставил свое сердце под тоннами земли. Страх он парализует. Не позволяет действовать правильно. Рассуждать. Мой разум холодный спокойный. Его взгляд молнии метал вот только мне плевать было, и когда Маркус это осознал, сорвался.

Кулак, который он занес для удара, должен был оставить приличный синяк на моем лице, но я увернулся. Маркус взревел от боли, когда кожа треснула, столкнувшись с кирпичной стеной. Ударом ноги я поставил его на колени схватил за волосы, чувствуя настороженные взгляды. Корвин подлетел в тот момент, когда я готов был нанести удар положил свою ладонь на мое плечо и потянул.

— Остынь.

Мы стояли вот так казалось целую вечность. Маркус скулил, прижимая кулак к животу я удерживал его голову за волосы, чтобы видел мой взгляд и читал там ответ, который должен поставить этого придурка на место. А Корвин все сильнее сжимал свою ладонь на моем плече.

— Пошли.

Развернувшись, я позволил другу увести меня. Запрыгнул в машину, но не успел отъехать пассажирская дверь открылась и в салон проскользнул Корвин. Он не позволит остаться один на один со своими мыслями. Тот последний момент разозлил меня. Разъярил. Поднял волну непонятной горечи, смешанной с гневом, и я понимал к чему все это приведет. Не хотел идти той дорогой, но выбор уже был сделан.

Тишина, она рассеялась между нами напряженными частицами. Каждый глоток воздуха был пропитан наэлектризованным смерчем. Коктейль из злости ярости и горечи вихрил внутри разума воронки глубокие и бездонные. Гул мотора ревел в ушах пока не бросил взгляд на спидометр. Триста двадцать километров моя скорость, но не в подобном состоянии. Корвин молчал, понимая меня. Мое состояние. И это бесило до чертиков, но срываться друга несправедливо.

Остановился около его дома сжимая до белой кожи руль. Корвин молча сверлил меня взглядом, пока я не повернулся, смотря исподлобья. Его не напугал тот взгляд, но заставил напрячься. Почувствовать опасность. Угрозу. Он знал на что я способен и его доверие преданность, та дружба, которая сплела наши судьбы для меня опорой была. В какое бы дерьмо я не влипал Корвин не бросал. Не отворачивался. Он вставал спина к спине и шел со мной до конца.

— В школе Маркус всегда задирал ее, и я не уверен в чем тут кроется причина, — его голос пустой темный и густой. Он как смола капал на меня, обволакивал, сдавливал легкие. — После той аварии родители забрали ее из школы и определили Мариту в пансион для девочек. Маркус придурок, он много берет на себя и пытается показать, что главный, а ты так легко поддаешься на провокацию. Он хотел получить от тебя реакцию и добился своего. Подумай над этим.

Я кивнул, но Корвин все еще не собирался уходить.

— С ней сложно будет, Садио, — его слова упали в меня словно камень в море. Тянули. Задевали каждый нерв и пылали. — Тебя тянет, и я знаю, этому сложно сопротивляться, но ты должен решить сейчас, как далеко готов зайти.

— Она слишком маленькая, — прохрипел на пониженных тонах. Сжал челюсти, чувствуя, как протестую внутри против своих же слов.

— Ты смотришь на нее как голодный волк, — скривив губы упрекнул Корвин. — И я понимаю не зайдешь с ней далеко, поэтому оставь.

Между нами свинцом повисло столько недосказанности. Столько тайн и горечи, что хотелось руками разорвать ту паутину, словно она реальна. Корвин промолчал о том, что его душа скулит по той, которая рядом, но не настолько, чтобы можно было коснуться ее схватить в свои объятия и унести в пещеру, чтобы не отпускать. Он промолчал и о том, что голод тот снедает его с каждым днем все сильнее.

— Почему?

Когда Корвин толкнул дверь спросил я и его ответ выбил мое сознание. Послал в нокаут. А потом внутри все пульсировало и полыхало от того, что я возможно никогда не приближусь достаточно близко, чтобы взять то, к чему меня бесперебойно чертовски сильно тянуло.