Исповедь

Корвин оскалился, надевая шлем пока я застегивал перчатки. С Корвином, которого я проводил через круги боли каждый раз, когда мы спаринговались можно расслабиться. Он не станет бить исподтишка. Я отлично знал его технику и маневры. На что он способен. И прекрасно помнил, что его удары как несущийся навстречу грузовик, который достигнув цели собьет с ног повалит на задницу и заставит тебя пожалеть о том, что решил выйти против него.

Сегодня Корвин выиграл первый раунд и довольно скалился. Он толкнул меня в спину и кивнул готовый к следующему ходу. Во втором раунде я сломил его боевой настрой правым апперкотом и выбил все те идиотские ухмылки. Корвин зарычал и снова напал. Не по правилам. Увернувшись я использовал ноги, и когда он оступился отошел в сторону.

— Один-один, — кивнул он, но я не согласился, отрицательно качнув головой.

Корвин встретил мой взгляд, и я заметил, как его глаза потемнели. Он злился.

— Реванш.

Я кивнул, не возражая против небольшого представления. Мы оба были охренеть как хороши, но если Корвин занимался профессионально боксом, то я всего лишь любитель. Мне нравилось чувствовать, как мышцы работают, как мозг анализирует происходящее высчитывая слабые стороны соперника. Адреналин бушевал в венах, но не такой сильный как на гонках. Его страсть — бокс. Моя — гонки. Но мы всегда стояли друг за друга и поддерживали.

Сделав небольшой шаг вперед Корвин выпрямил руку прижав плечо к подбородку и нанес мне прямой джеб. Только он умел вложить в этот удар максимум силы и мне порой казалось будто все лицо искололи новокаином. Оскалился теперь я и увернувшись всадил ему в правый бок. Корвин согнулся пока я прислонился к рингу пытаясь восстановить равновесие. После его джеба лицо онемело, при малейшем движении боль простреливала меня.

Сняв шлем, он подошел и помог освободиться от моей амуниции. Прислонился лбом к моему и довольно усмехнулся.

— Отлично. Хороший бой.

Подтолкнув меня направился в раздевалку, но прежде чем ушел оставил ледяной пакет. Поморщившись прижал его к правой стороне лица прекрасно зная, что синяк не появится, но вся кожа будет болеть еще очень долго.

— Вечером гонка. Ты в деле? — оскалившись бросил Корвин из душевой, когда я вошел в раздевалку.

Пар дымился, облепляя мое уставшее потное тело влажным коконом. Присев на лавочку, я смотрел на шкафчик, чувствуя во рту горечь. Прикрыв глаза ждал, когда пульсация на лице немного утихнет. Вода выключилась. Корвин вышел, обматывая бедра полотенцем и усмехнулся довольный своей работой на ринге.

— Похоже я перестарался, а?

Оскалившись словно дикий волк, я размахнулся и кинул в него ледяной пакет, который прижимал к лицу. Поскольку знал куда он уклонится попал точно в цель. Правое плечо. Корвин хохотнул и вскинул брови все еще ожидая моего ответа хотя знал, что я обязательно приеду. Гонки это единственное, что трогало меня. Цепляло. Кровь бурлила. Адреналин скакал как дикий необузданный молот внутри вен. Пульс ускорялся. Я любил ночи. Так же, как скорость на пределе. Когда ты едешь чувствуя, как рядом с тобой холодком веет от опасности. Смерть, она всегда рядом со мной бродила, и я так много раз находился на грани, что плевать, когда она настигнет меня и заберет.

Корвин. Он просто молчал рядом со мной. Всегда. Когда было плохо. Когда совсем хреново. Когда я находился на грани. Тонкой грани между безумием и силой, с которой мог преодолеть свою жажду крови. Он был рядом даже тогда, когда я закапывал труп. Помогал мне. Как всегда, безмолвный, потому что я предпочитал молчание словам.

— Тогда увидимся на «петле».

Петля, так мы называли трек, который уходил далеко вперед огибал скалу и возвращался к старту. Место заброшенное. Там не ходят люди. Не гуляют парочки. Там собираются дикие сорвиголовы и творят дичь.

***

Я знал сегодня ставки будут высоки. Игра уже началась, но все еще не вызывала во мне никаких чувств. Холод, который сковал мои внутренности никогда не отступал. Он лишь затягивался все сильнее с каждым днем. Она ушла, и я умер. В тот день я разрушился и никогда не пробовал, не хотел собрать себя заново. Для меня идти дальше означало отпустить.

Четыре машины уже выстроились на старте на старой дороге. Вокруг шумела толпа, а я молча сканировал остальных гонщиков, не сомневаясь кто одержит победу. Первое место всегда оставалось за мной. Чувство адреналина вовремя гонки не сравнимо ни с чем. В те мимолетные мгновения я забывал о прошлом. Тот кровавый отпечаток, который она оставила он немного тускнел. Воспоминания о ее глазах, улыбке, не причиняли адскую боль. Но лед, которым я был покрыт изнутри никогда не трескался. Даже на мгновение.

— Готов? — приподняв брови спросил Корвин.

Кивнув я скользнул на водительское кресло. Провел руками по рулю наслаждаясь запахом кожи и легкого ветра, который приносил соленый аромат с моря. Какая-то девушка вышла в центр подняла руку с зажатым платком белого цвета машины загудели, приветствуя начало заезда. Рев мотора послал импульс адреналина по венам. Девушка резко опустила руки и села, когда мимо нее пронеслись машины. Я никогда не наблюдал за другими всегда сосредоточив внимание только на своей дороге. Трасса сужалась, я видел траекторию, по которой должен ехать и давил на газ, как сумасшедший.

Ехал быстро настолько, что перестал чувствовать скорость. Адреналин бурлил в венах. Я видел начало старта, где собралась огромная шумная толпа и оскалился. Всё в миг осталось позади, когда гонка начала набирать обороты. В зеркале заднего вида слепящие фары моих соперников, достойных на этот раз, но им не победить. Вырвать первенство мог только Корвин, но сегодня я уверен обгоню его. Мы всегда шли на равных и могли с самого первого заезда определить кто окажется первым и заберет наличку. Деньги, я в них не нуждался, поэтому мы с Корвином вкладывали их в свои машины. Ремонтировали в мастерской, которую купили.

Мы вели опасную игру, понимая все грани риска. Если об этом станет известно копам и нас накроют все может обернуться хреново, но пока удача улыбалась нам.

Тени от деревьев мелькали так быстро, что если бы кто-то сидел рядом мог блевануть от тошноты. Переключив передачу я с лёгкостью пересек финишную линию первым. Победа. Снова. И как всегда она не принесла триумфа. Довольства. Хоть чего-нибудь. Пустота. Холод. Пока я не увидел его глаза. Маркус Рэтт всегда действовал на меня подобным образом. С самого начала наше знакомство не заладилось. Он оскорблял. Я бил.

Его взгляд в упор подействовал как выстрел.

Вспышка.

Удар сердца.

Разбитая искореженная, будто ее пропустили через мясорубку, машина. Красный металл тогда был похож на шкуру, которую содрали с животного.

Вспышка.

Удар сердца.

Крики.

Вопли.

Слезы.

В то утро отец посадил нас в машину, словно находился не в себе. Телефон выпал из его рук. Мы с братом переглянулись, а отец смотрел вперед сжимал руль так сильно, что я клянусь слышал треск его костей. А потом он поехал. Сильно. Быстро. Отчаянно. Будто хотел превратить простую машину в машину времени и оказаться на том конце провода в один миг. С тем, кто звонил ему. С тем, кто заставил отца забыть обо всем, потерять бдительность и лететь сквозь город, будто кто-то умирал.

Я не знал тогда насколько мои мысли окажутся правдивы. Мама. Это она была в той искореженной красной металлической машине. Воспоминания проносились с быстротой молнии. Мелькали вспышками, будто кто-то в моей голове переключал слайды.

Авария.

Копы.

Сирены.

Дикий ор отца, когда он выскочил из машины оставив нас с братом в салоне. Следующий кадр — больница. Белые палаты. Запах хлорки и лекарств, горький, едкий он пропитал не только мою одежду, но и кости. Въелся прямо в кожу и после, сколько бы не стоял под душем желая, чтобы вода смыла запах боли и смерти он никуда не уходил.

Следующая вспышка, как держу маму за руку. Она холодная. Неподвижная. Немая. Следующая — похороны. Надгробная плита...

Отчетливый стук в окно машины заставил меня вынырнуть из ада прошлого. Да, воспоминания хранили слишком много подробностей, которые горели внутри адской болью. Прошлое меня часто кидало туда. Триггеры. Ночные кошмары.

Глаза того придурка натолкнули меня на мысли о прошлом. Было в нем то, что я ненавидел. Что заставляло спусковой крючок в голове отправлять меня в ад, в котором я не хотел находится. Который пытался забыть. Тогда я очерствел. Замкнулся. Заледенел. И этот порочный круг никогда не разрывался.

— Отличная гонка, — хлопнул меня по плечу Корвин.

Он забрал деньги, а я все еще пребывал будто под наркотой. В сознании туман, который не давал покоя. Что-то волновало меня и когда увидел дату понял почему страх накатывал волнами. Завтра день ее смерти. Годовщина. Отец с братом как всегда пойдут на кладбище к ее могиле расскажут, как скучают принесут ее любимые цветы, белые лилии, а я буду наблюдать за ними издалека. Всегда так делал. А потом, когда уже никого не останется смогу выйти из своего укрытия и позволить слабости просочиться наружу. Я не плакал даже когда держал ее холодную руку в своей, но там, возле безмолвного ледяного надгробия позволял увидеть, как больно она ранила меня.

— Увидимся в следующие выходные, — тихо бросил Корвину.

Он секунду смотрел на меня прежде чем кивнул. Знал о завтрашней дате. Никогда не пытался заставить меня говорить. И это самое ценное в нашей дружбе.

— Составить компанию?

Покачав отрицательно головой, я поехал к дому. Знал, кто поможет забыться, выпустить пар и отвлечься от червивых мыслей.

— Привет, дружище.

Потрепав Альфу, я позвал его за собой в лес. Подобные пробежки стали для меня ежедневным ритуалом. Я любил запах леса и тишину деревьев. Воздух, которым заполнял легкие, когда вдыхал полной грудью, не чувствуя при этом боли. Ветки хрустели под ногами ломаясь от быстрой ходьбы. Альфа довольно несся рядом свесив язык набок. Я любил его общество. Доберман, которого отец с мамой подарили мне, давал ощущение тишины и покоя. С ним не нужно было говорить. Альфу волновали только чувства, которые я выражал через прикосновения. Они были в мелочах. В наших взглядах. В этих пробежках по лесу, только мы, никаких правил и посторонних глаз.

Но вечером, когда лег в кровать и закрыл глаза уже понимал, не усну. Вторая ночь подряд. Без сна. Значит без кошмаров. Чем ближе дата смерти, тем ярче и ужаснее становились мои сны. Поэтому сел на подоконник и смотрел в ночной лес. Слушал тишину ночи пока рассвет не окрасил горизонт. Мои глаза будто остекленели от того, что не получили свою порцию отдыха, но прохладный душ и крепкий американо помогут пережить этот день. Завтра легче будет. Ненамного, но тот узел боли, который скрутился в животе немного ослабнет. И так из года в год.

Тихо вздохнув направился в душ готовый к новой пробежке до кладбища. Отец с Содомом уже сидели за столом и завтракали, когда вошел я. Присел на свое место, Анна тут же поставила горячий кофе зная, что больше ничего утром я не принимал. Чистый, горький, без сахара и молока, он моя доза, чтобы позволить телу функционировать весь день. Но не уверен, что, когда ночь накроет город я смогу уснуть. Еще не сегодня. Может быть завтра? Точно, не эта ночь.

Тишина оглушала. Она кричала громче любых слов. В такие моменты я видел в глазах отца тоску. Она пожирала его душу с того самого звонка. С того самого дня, как он похоронил свое сердце под тонные земли. И она откликалась с моими эмоциями. Злость, обида все еще жгли изнутри. Сегодня не было никаких разговоров. Только не в день памяти, который принадлежал маме.
Стиснув челюсти допил кофе одним глотком и поднялся. Отец посмотрел на меня и вот снова в его глазах тоска по той, что никогда больше не окажется рядом.

Резко развернувшись выскочил на улицу. Скверно от того, что в такой грустный, самый худший день в нашей жизни, светило проклятое солнце. Охренеть, как несправедливо. Дождь должен лить безостановочно с самого утра и весь день. Небо должно оплакивать ее светлую душу. Но на небе ярко светило солнце отчего глаза болели. Нацепив очки, я отправился на прогулку длиною в вечность. Туда, в прошлое, которое сегодня смело открывало дверь в мою память, заставляя болеть внутри каждое нервное окончание от воспоминаний о ее улыбках и нежных прикосновений.