Глава 18
В который раз я словно погружалась в беспросветный туман. За последнее время я привыкла находиться в таком состоянии. Но когда разум начал проясняться, в моей памяти возникли картины недавнего прошлого.
Я вспомнила светлое помещение, мужчину в строгом костюме, который говорил странные вещи, и... я вспомнила Антона. Воспоминания об Антоне и о произошедшей сцене вызвали сильную боль в груди и нестерпимое отчаянье.
«Отец говорил тебе, что нельзя никому доверять. Этот мир жесток и беспощаден, ты должна была это понять ещё с ранних лет. А ты, как наивная дурочка, повелась на его «заботу». Теперь твоя ошибка будет стоить тебе жизни и твоего существования. Катя, какая же ты идиотка...»
Голос моего подсознания обвинял меня во всех смертных грехах, не стесняясь грубых выражений. Отчасти я была согласна с его обвинениями. Моя ошибка привела меня в эту ситуацию. Восемнадцать лет борьбы — всё напрасно. Это злило меня и заставляло чувствовать отчаяние.
Сквозь свой внутренний монолог я услышала знакомый грубый голос:
— Милая, просыпайся. Пора тебе встать и помочь мне завершить начатое.
Слова мужчины из лаборатории прозвучали как оглашение приговора. Голова болела нестерпимой болью, которая не позволяла мне мыслить ясно. Но я заставила себя открыть глаза и увидеть мир.
К моему удивлению, я находилась не в лаборатории. Передо мной был богато украшенный кабинет. Стеллажи с книгами, различные награды и грамоты, массивный письменный стол и большая доска, исписанная непонятными мне формулами. На стенах висели фотографии того же мужчины в костюме, который, судя по всему, занимал довольно высокое положение в обществе.
Поймав мой взгляд, мужчина подошёл ближе. Он встал так, чтобы закрыть обзор на кабинет, и чтобы мой взгляд был сосредоточен только на нём.
— Что вам нужно? — мой голос был хриплым и напоминал старческое кряхтение. — Куда вы меня привели?
Мужчина улыбнулся слишком слащавой и неприятной улыбкой.
— Я хотел поговорить с тобой наедине. Без лишних свидетелей, — мужчина потянулся к моим рукам и снял наручники, которые сдерживали мои запястья. — Я не думал, что когда-нибудь увижу тебя снова. Энтони сделал невозможное — он вернул тебя мне, как законному родителю и твоему отцу.
Меня всю парализовало. Я посмотрела на мужчину безумным взглядом, не понимая, о чём он говорит. Я не могла поверить в его слова и не собиралась вестись на игры больного на голову человека.
— Вы, должно быть, ошиблись. Я не настолько глупа, чтобы поверить в подобные бредни. Мой отец погиб несколько месяцев назад, спасая мою жизнь от ваших солдат. И всю свою жизнь я была, есть и буду дочерью генерала Петра Ивановича Вознесенского.
— Вояка воспитал тебя должным образом, — мужчина усмехнулся. — Но твой бунтарский характер явно был взят от меня. Александра была совсем другой.
— Кто такая Александра? — слова безумца всё больше пугали меня.
— Ты не знаешь имени своей матери? Как же это вышло? — издевательские комментарии мужчины начали выводить меня из себя.
— Моя мать умерла при родах. Я никогда не видела её и не знала. Меня воспитал отец, и никто более.
— Как печально. Один из гениальнейших учёных современности погиб в муках. Александра явно заслужила лучшей участи.
— Вы... Вы знали мою мать? Откуда?
— Конечно, знал. Ведь она была моей единственной. Она была создателем того самого вируса, который мы назвали «генезис», — мужчина следил за моей реакцией с предельным интересом. — Но впоследствии Александра решила предать наше дело и пустилась в бега.
— Мама... Она... — меня начало трясти. — Она не могла быть создателем этой заразы.
— Почему нет? Мы с Александрой ещё со студенческих времён разрабатывали уникальный по своим свойствам вирус, который должен был не убивать, а усовершенствовать ДНК человека. Но наши исследования нарушила вспышка коронавируса, которая позволила мне изменить созданный Александрой вирус, — взгляд мужчины устремился на одну из фотографий, где были изображены двое молодых людей в белых лабораторных халатах. — Но изначально формула была создана твоей матерью и мной.
— Но мама... Она умерла от «генезиса».
— Не совсем так, — мужчина снова перевёл свой тяжёлый взгляд на меня. — Александра пыталась найти вакцину от своего вируса. Но коронавирус изменил структуру вируса и адаптировал его под себя. Александра пыталась найти антидот, и, кажется, ей это удалось. Но наши покровители были против такой быстрой панацеи. Наш вирус был уникален. Его не смог победить никто в известном нам мире! — мужчина разразился громким смехом. — Я был против того, чтобы объявлять о существовании вакцины. Но твоя мать была слишком сердобольной и мечтала исправить свою ошибку.
— Что вы имеете в виду? — мой голос дрожал. — Что случилось с моей мамой?
— После того как правительство узнало о созданном Александрой антидоте, они распорядились передать его вышестоящим органам власти, а все исследования и данные по этой теме уничтожить. Я беспрекословно подчинился приказу, а вот твоя мать пошла против системы, и это её погубило.
— Хватит этих завуалированных намёков. Расскажите, что случилось с мамой и почему она умерла от своего же вируса, ведь у неё был антидот?
— В том-то и заключается ирония. Антидот убил Александру. Точнее говоря, её убил ребёнок, который был заражён антидотом и, как следствие, самим вирусом.
— Я не совсем понимаю, что это значит. Я далека от учёных и ваших заумных речей.
— Незадолго до того, как сбежать с последней порцией антидота, Александра объявила мне, что ждёт нашего общего ребёнка, — мужчина сделал пару шагов в мою сторону. — Признаться, я не был готов стать отцом. Ведь меня ждала блестящая карьера и высокий правительственный пост в умирающем мире. Ребёнок мог испортить наши планы и нарушить былой покой.
— Этот ребёнок... Это я?
— Ты. Детка, я не думал, что Александра сможет выносить тебя, будучи заражённой, и давно списал тебя со счетов. Но когда я узнал, что в одном из селений появился телепорт, я всё понял. Кто ты и что ты в себе содержишь.
— И что в моей телепортации могло сказать вам, что я ваша дочь?
— Видишь ли, в чём дело, наш вирус был уникален тем, что он мог буквально переноситься и встраиваться в ДНК. Когда люди вдыхают его, он тут же материализуется в цепочке носителя и становится его неотъемлемой частью. Антидот, который создала твоя мать, имел те же свойства. Он мог буквально телепортировать клетки вируса из организма и ДНК, тем самым спасая человека от страшной участи.
— Это невозможно. Генезис действует под воздействием радиации и солнечной активности! Все люди вот уже восемнадцать лет скрывают лица за масками ради собственной защиты!
— Наглая правительственная ложь, — мужчина разразился ироничным смехом. — Разве, находясь в столице, ты видела кого-то, кто ходит в масках?
— Нет, но...
— Нет никаких «но». Столичный регион свободен от дикого мира, и местное правительство решило освободить своих граждан от этого бесполезного аксессуара.
— Но ведь все люди верят, что маски защищают их от вируса...
— А на самом деле вирус убивает независимо от наличия маски на лице. Всё зависит лишь от иммунитета и организма самого индивида.
— Значит, те, кто выжил, имеют иммунитет к «генезису»?
— Скорее, их тела могут справляться с этой заразой лучше, чем остальные представители погибшей цивилизации.
— Если моя мать сбежала с антидотом, куда она его могла деть и почему не приняла при своём недуге?
— Она приняла его, — глаза мужчины сверкнули. — Твоя мать приняла его в первые дни твоего зачатия, тем самым сохранив последнюю дозу «генезиса» в твоей ДНК. Ты впитала в себя клетки антидота, и это дало тебе способность к телепортации.
— Я ничего не понимаю. Как телепортация может быть антидотом от «генезиса»?
— Милая, ты можешь избавлять живые клетки от «генезиса» и очищать организм от вируса в ДНК. Твоя кровь и ты сама состоите из сплошного антидота, который может воздействовать на вирус и убивать его.
Я почувствовала, как в горле встал ком, а по телу начали расходиться волны жара.
— Мама вколола себе антидот с вирусом, чтобы заразить меня и тем самым создать человека, способного излечить эту заразу. Я и есть антидот...
— Верно. Ты точно наша дочь, — мужчина подошёл ближе ко мне, схватил моё лицо и направил на себя. — Даже без образования и будучи «дикой оборванкой» ты всё схватываешь на лету.
— Не смейте называть меня дочерью, — я тут же скинула его руку от себя. — Мой отец — Пётр Иванович Вознесенский. Вы и я не имеем ничего общего.
— А вот твоя генетика и наше прямое сходство говорят об обратном, — мужчина усмехнулся. — И я безмерно рад увидеть свою дочь во плоти. Ведь ты была моей основной и заветной целью все эти восемнадцать лет. Ради твоего поиска я устроил концлагеря для всех «одарённых». Жаль, что в процессе поиска пришлось убить столь большое количество невинных. Но ни одно сражение не выигрывается без жертв.
— Вы... Вы чудовище! — я больше не могла терпеть слова мужчины и громко закричала. — Ублюдок!
— Грубое и необузданное порождение дикой местности. Живя ты со мной в столице, ты бы выросла совершенно иной.
Мужчина улыбался мерзкой и приторной улыбкой.
— Но хорошо то, что хорошо заканчивается. Теперь у меня есть антидот от «генезиса», и я смогу использовать тебя в своих исследованиях по совершенствованию вируса и доведу своё дело до конца.
— Что... что вы собираетесь делать со мной? — Меня охватил дикий страх, и я с ужасом ждала ответа на свой вопрос.
— В самом скором времени ты всё узнаешь на практике, — мужчина подошёл вплотную ко мне, вновь хватая моё лицо своими тонкими пальцами и направляя глаза на себя. — Детка, папа рад вернуть свою крошку домой
Я не успела опомниться, как в мою шею вонзилась острая и длинная игла. Сознание снова погрузилось в туман, увлекая меня в приятные объятия тьмы и забвения.
Голова болела страшной и невыносимой болью. Когда я очнулась, то мечтала лишь об одном: вернуться в объятия тьмы и снова оказаться в забвении, никогда больше не возвращаясь к этой жизни. Рассказ безумного учёного лишал меня сил и здравого смысла. Мои родители были теми, кто уничтожил мир и обрек всё человечество на страдания. Я была плодом их безумных идей, каким-то мутантом. Но самое ужасное осознание пришло ко мне, когда я поняла, что стану вечным «подопытным кроликом» в руках безумного маньяка. И что было самым страшным — этот маньяк был моим родным отцом. Это положение вещей давило на моё сознание и лишало меня последнего разума.
Когда силы начали возвращаться ко мне, я попыталась пошевелиться. Моё тело вновь оказалось под моей властью, и я попробовала пошевелить руками и ногами. Но, к моему удивлению, любое движение вызывало сильную боль. Что-то сильное удерживало моё тело. Сквозь туман в голове я поняла, что это «что-то» было металлическими наручниками. Браслеты на руках и ногах надёжно приковали моё тело к холодной поверхности лабораторного стола.
Адреналин, поступивший в мою кровь, позволил мне открыть глаза и увидеть мир. В глаза сразу же ударил яркий белый свет люминесцентной лампы. К моему телу были подключены неизвестные мне приборы, которые издавали раздражающий и громкий писк. Слабый гул от приборов создавал лёгкую вибрацию по телу, что приносило сильный дискомфорт.
Я попыталась поднять голову и осмотреться более детально. Но вскоре поняла, что голова также была зафиксирована плотными ремнями, привязанными к лабораторному столу. Я пыталась собрать все оставшиеся силы и переместиться куда-нибудь, но все мои попытки оставались безрезультатными.
За своей спиной я услышала тихие шаги. Меня накрыла чья-то длинная тень. Надо мной я увидела профиль того же безумца, который называл себя моим отцом. Он стоял с широкой улыбкой на лице, после чего протянул руку в мою сторону и провёл ею по спутанным волосам.
— Ты похожа на мать, — прошептал он тихим голосом. — Ты также красива, как и она.
— Не смей, — я дёрнулась, пытаясь скинуть руку мужчины со своей головы. — Ублюдок. Что ты собрался делать со мной?
— Нас с тобой ждёт долгий и интересный путь. Но буду откровенен. Для тебя этот путь будет довольно болезненным и тяжёлым.
— Вы будете пытать меня?
— Что ты. Разве может отец пытать собственную дочь, — я уловила нотки иронии в словах безумца. — Во имя науки нам следует провести некоторые «эксперименты». Но ты же не будешь против помочь человечеству вернуть былой порядок.
— Вам не нужен порядок. Вы хотите и дальше выпускать эту заразу в мир и уничтожить остатки человечества!
— Милая, не будь такой категоричной. Человечество всё ещё живёт, и, как ты могла заметить, даже в нынешнем положении цивилизованный мир может существовать, — мужчина усмехнулся. — Но мои покровители будут рады покорить остатки цивилизации и взять власть в свои руки.
— Вы... вы хотите уничтожить остатки человечества?
— Не уничтожить, а покорить. Любой народ отдаст всё за возможность получить вакцину от более страшного вируса, чем беспощадный «генезис».
— Нет... Вы хотите выпустить новый вирус? — я перешла на крик. — Но это же геноцид! Вы убьёте всех окончательно и бесповоротно!
— Наш народ останется целым, — мужчина усмехнулся. — Ведь мы будем единственными, кто будет иметь антидот в твоём лице.
— Больной ублюдок! — я начала извиваться в невообразимых позах на столе. — Я не позволю трогать себя.
— В данном случае твоё мнение не будет иметь веса, — мужчина достал из кармана странный вид шприца. — Начнём с самого банального. С изучения твоей природы и твоей ДНК, — игла странного устройства приблизилась к моей голове. — Могу пожелать тебе только одного. Терпения.
Игла вонзилась в мою голову, и я закричала от боли. Боль была настолько сильной, что я не могла её терпеть. Я была парализована и потеряла сознание от болевого шока.
Не знаю, сколько времени я провела в агонии и трансе. Дни были похожи один на другой, отличаясь только методами пыток и мучительными испытаниями. Раньше, когда отец рассказывал мне о концлагерях немцев во время Великой Отечественной войны, я с трудом представляла, как люди того времени смогли пережить подобные пытки и продолжить жить. Теперь я оказалась на месте обречённых заключённых, чьи жизни больше не принадлежали им, а стали лишь лабораторным расходным материалом.
Каждый новый день меня истязали всё сильнее. В какой-то момент я перестала есть, пытаясь вызвать истощение и наконец-то умереть. Но и эта попытка не увенчалась успехом. Меня стали пичкать лекарствами и инъекциями, которые поддерживали мой организм в живом состоянии.
Каждый раз, когда меня запирали в пустой и тёмной комнате, я вспоминала всю свою жизнь. Кто бы мог подумать, что прошлая жизнь, даже в разрушенном мире, окажется намного лучше, чем нынешняя. Раньше я считала, что нет ничего хуже, чем жизнь в запустении и запрете. Но теперь я понимала, что лучше быть свободным и вольным человеком в руинах цивилизации, чем лабораторной крысой в центре цивилизации.
В те минуты, когда я оставалась наедине с собой и не была под действием успокоительных, я вспоминала Антона. Именно этот человек обрек меня на страдания и фактически убил надежду человечества на возвращение былого порядка. Я всей душой ненавидела его и проклинала всеми возможными проклятиями. «Будь ты проклят, Энтони! Я надеюсь, что ты умрёшь в своей Америке самым жестоким и мучительным способом. Чудак, недоумок, выродок».
Я потеряла счёт времени. Пытки и эксперименты стали для меня каждодневной рутиной. В какой-то момент мне стало безразлично всё происходящее. Я перестала ощущать боль. Боль стала неотъемлемой частью моей жизни и моего существования.
Говорят, что человек привыкает ко всему и может адаптироваться к любым условиям. Отчасти я признала это мнение. Видимо, подверженный психотропным веществам разум окончательно ввёл меня в туман и лишил остатков разума. Часто после очередных экспериментов я лежала на больничной кровати, испуская потоки слюней изо рта. Это состояние было похоже на состояние больного после лоботомии. Не знаю, была ли я права в своих выводах, но прочтение литературы о подобных «экспериментах» дало мне подобное понимание.
В очередной раз, когда меня принесли в таком состоянии, я лежала в полуживом состоянии, моля все высшие силы о конце. Да, я молила о смерти каждый новый день и каждое мгновение. Этот долгожданный момент прикосновения смерти и её сладких объятий стал навязчивой и единственной мыслью в моём разуме. Смерть — это подарок, который судьба дарует нам за все наши страдания и боль. Она разом избавляет от всего груза прошлого, настоящего и будущего, даря долгожданный покой и умиротворение.
Моё тело до сих пор не отошло от очередных пыток и было парализовано. Я лежала в одном положении, бесцельно водя глазами по пустому помещению своей «темницы». «Всевышний, если ты существуешь и слышишь меня, то молю об одном: избавь меня от всех невыносимых пыток и освободи мою душу от этого измученного и истерзанного тела. Забери меня из объятий боли и страданий, подарив долгожданный покой. Молю тебя...»
Мне показалось, что разум действительно начал затухать. Я чувствовала, что душа готова покинуть плоть и оставить эту обречённую на страдания жизнь. В тот момент, когда мои глаза закрылись и разум погружался в вечный сон, я услышала тихий гул дверного механизма. Я приготовилась к тому, что меня вновь напоят химической дрянью, не дав возможности покинуть списки живых. К этому моменту я уже плохо соображала и не могла осознавать происходящее вокруг события. В следующую минуту я почувствовала, как моё тело подхватили на руки. Способность говорить всё ещё отсутствовала, как и способность двигаться. Я обмякла, мечтая ускорить свою кончину до того момента, когда меня смогут откачать. Но моя попытка не увенчалась успехом.
В следующую минуту моё тело ощутило твёрдую поверхность под собой. Затем в области шеи я ощутила знакомое мне прикосновение острой иглы. По венам прошлась волна обжигающего вещества. Эта волна заставила меня вновь взять контроль над телом и движениями. Разум постепенно прояснялся, давая возможность начать осознавать мир вокруг меня. Как только я ощутила лёгкий прилив сил, в ушах раздался тихий и грубый голос:
— Как сказал Шекспир: «Смерти меньше всего боятся те люди, чья жизнь имеет наибольшую ценность».