Способ выживания
Месяц. Тридцать дней этого ебучего времени,которое просочились вязкой гнилью сквозь пальцы, оставляя на душе привкус не просто горечи, а въевшейся желчи. Месяц с тех пор, как Дима узнал о Есении и Олеге – удар был неожиданным и подлым, словно нож в спину, воткнутый не врагом, а кем-то, кого он считал своим. Ирония судьбы заключалась в том, что им до сих пор приходилось сталкиваться. Ежедневно. Почти. На этой проклятой съемочной площадке, которая когда-то была их общим миром, их общей страстью, а теперь превратилась в поле битвы невидимых фронтов.
За кулисами царила особая тишина. Там, где когда-то звучал их смех, их шутки, их споры, теперь витал густой, почти осязаемый холод. Дима, едва заметив Олега в коридоре, мгновенно менял траекторию, предпочитая свернуть за угол или уставиться в телефон с видом абсолютной занятости. Олег поступал точно так же, его широкие плечи непроизвольно напрягались, когда его взгляд случайно цеплял Диму. Ни приветствия, ни кивка, ни даже мимолетного взгляда. Просто пустота.
На съемках всё же приходилось коммуницировать. И это было, сука, как биться головой об стену. Во время консилиумов, когда решались вопросы, их диалоги быстро скатывались в перепалку. Гнев, который они пытались удержать за пределами площадки, выплескивался наружу, как гной из нарыва. Они спорили, перебивали друг друга, их голоса становились резкими, а взгляды – ледяными.
Даже во время выставления оценок, когда они должны были объективно анализировать материал, их личные претензии находили выход. Оценка одному могло быть ответом на косой взгляд другого, а критика – лишь предлогом для очередного выпада.
Многие фанаты, преданные их общему проекту, были в полном недоумении и разочаровании. Они привыкли видеть их как двух друзей, вместе создающих что-то крутое. А теперь – этот постоянный, едкий гнев друг на друга.
Конечно,заметили это и коллеги. Сначала были робкие попытки узнать, что случилось. Но Дима лишь отмахивался, а Олег, если его спрашивали, отвечал еще более уклончиво, с неизменным ледяным спокойствием. Оба давали понять, что это тема закрытая, чертова табу, о котором лучше не заикаться. И вскоре вопросов стало меньше.
Что касается Есении... Господи, как же он старался. Каждый проклятый день, с каждой выкуренной сигаретой, с каждым глотком кофе, под каждой новой мелодией в наушниках, он пытался вырвать её с корнем из своей головы. Стереть нахуй, будто лазер по старой татуировке, чтобы не осталось ничего, кроме легкого призрачного пятна, еле заметного следа. Он убеждал себя, что она – это прошлое, пыль, которой не место в его новом, пусть и хрупком, мире. Он запирал её образ в самой темной комнате своего сознания.
Получалось ли у него? Да хуй знает.
Очередной, до чертиков выматывающий съемочный день наконец-то прозвучал финальной командой «Стоп! Снято!». Слово «очередной» звучало в голове Димы как приговор, как эхо бесконечной, безрадостной рутины, в которую превратилась его когда-то любимая работа. Теперь, когда солнце уже лениво клонилось к закату, раскрашивая небо в нежные оттенки розового и оранжевого, Дима чувствовал себя выжатой тряпкой, а его душа была похожа на рваный, мятый лист.
Он вышел, вдыхая свежий, прохладный воздух, который обещал приход весны. Её тонкий, едва уловимый аромат уже витал в воздухе, смешиваясь с запахом влажного асфальта и легким дымком из соседних кафешек. Это было время пробуждения природы, время новой жизни, но в душе Димы царила какая-то странная, опустошающая меланхолия, словно он застрял где-то между сезонами, не в силах двигаться дальше.
Как обычно, его путь лежал через знакомую кофейню. Горячий черный кофе – маленький, единственный ритуал, который помогал ему хоть ненадолго отвлечься от гнетущих мыслей, от едкого привкуса предательства. С бумажным стаканчиком в руке он шагал по привычным улицам, погруженный в свой собственный мир под музыку из наушников. Мелодии, то меланхоличные, то агрессивные, отражали вихрь эмоций, бушующих внутри, пока он вытаскивал сигарету и прикуривал, позволяя горькому дыму заполнить легкие, отчасти заглушая внутреннюю боль. Затяжка за затяжкой, и маленький огонек на кончике сигареты казался единственным теплым пятном в этом холодном, отчужденном мире.
Пару месяцев назад ему поступило предложение.Известное издательство, контракт на книгу. Тогда он с лёгкостью отложил это на потом, решив, что займётся написанием, как только закончится его участие в текущем проекте. «У меня сейчас нет времени,я хочу больше проводить времени с любимой», – думал он тогда, наивно полагая, что контролирует свою жизнь. Но потом его мир, такой привычный и стабильный, внезапно пошатнулся, изменился, раскололся на до и после. И он начал писать. Не потому что хотел, а потому что не мог иначе. Книга стала одним из его спасением.
Он не хотел описывать эзотерику, не хотел погружаться в мистические миры, как это модно сейчас. Нет, он хотел поделиться частью себя, своей сраной жизни, своей истинной, до боли личной историей. Он выливал на страницы все свои мысли, свои чувства, свои переживания, каждый раз чувствуя, как часть его души, истерзанная и израненная, перетекает в слова.
Дима сидел дома, в свете настольной лампы, который выхватывал из полумрака комнаты лишь его сосредоточенное лицо и страницы перед ним. Время перевалило далеко за полночь, а он всё ещё работал над очередной главой. Он чувствовал, как от этой сосредоточенности, от постоянного напряжения мысли, глаза уже начинали уставать, предательски жгло в зрачках. Он откинулся на спинку стула, позволяя позвоночнику растянуться, и потер веки костяшками пальцев, пытаясь отогнать надвигающуюся пелену усталости.
Внезапно эту хрупкую тишину разорвал резкий, навязчивый звонок мобильного. Дима вздрогнул. На экране высветилось имя Влада – его давнего друга, с которым они когда-то вместе работали в студии «Анархия Чернил», Влад был одним из немногих, кто остался по-настоящему близок после всех этих пиздецов, и кто не задавал лишних вопросов, просто принимая Диму таким, какой он есть сейчас.
— Да, Влад, – ответил Дима, его голос звучал чуть хрипло от усталости.
— Димас, ты чего там, спишь уже, что ли? Мы тут уже. Будешь?
Дима оглядел исписанные страницы, внутренне вздохнул. Дописать можно и завтра. Сегодня голова уже не варила.
— Буду, – ответил он, – Через час подтянусь.
Положив трубку, он закрыл ноутбук. Сначала душ – горячие струи смывали не только усталость, но и остатки напряжения прошедшего дня. Затем парфюм – привычный, с легким оттенком кожи и табака, который давал ощущение собранности, готовил к выходу «в люди». Он оделся быстро, без лишних раздумий – джинсы, темная футболка, кожаная куртка. Всегда готовый к ночи.
Через час Дима был на месте. Он пробился сквозь толпу, кивнул бармену, поймал взгляды Влада и ещё пары приятелей за столиком.
— Здорово, парни.
— О, Димас! Ты как всегда, вовремя, – усмехнулся Влад, протягивая ему руку.
Парни заказали виски со льдом. Стакан другой, и Дима почувствовал, как алкоголь начинает медленно растекаться по венам, притупляя острые углы сознания. Он слушал их разговоры вполуха, иногда вставляя реплики, но большая часть его внимания была направлена вовне, скользила по лицам в толпе.
И вот она. На той стороне бара, в обтягивающем платье, с раскованным взглядом. Приметил её почти сразу, как и она его. Дима не был слепым, да и по опыту знал эти взгляды. Она явно подавала ему знаки внимания, неприкрыто, дерзко. Сначала пару улыбок, которые он вернул с легкой, почти автоматической вежливостью. Потом она подошла ближе, завязался банальный разговор, перешедший в «Хочешь попробовать мой коктейль?» Один коктейль. Пара смешков. И она уже прыгала на нём,не стесняясь ничего.
Так было почти каждый день. Съёмки,книга,бар и секс. Это стало его ритмом, его способом выживания в мире, который рухнул. И завтра всё повторится. Снова.
Весенний день. Солнце, еще не набравшее полную силу, робко пробивалось сквозь тучи, окрашивая московские крыши в нежные персиковые тона. Перерыв на съемках. Шум, суета, команда, крики режиссера – все это на мгновение отступило, когда Дима, поймав момент, вышел на улицу покурить.
Он стоял один, погруженный в свои мысли, выдыхая дым в еще прохладный воздух. Краем глаза он уловил движение – приближающийся силуэт. Абсолютно непроизвольно, словно подчиняясь неведомой силе, он поднял взгляд.
Еся.
Сердце на секунду замерло, а затем бешено забилось, отдаваясь гулким стуком в висках. Он не видел ее, кажется, целую вечность. А вот она, перед ним, такая же, какой он ее запомнил. Ее глаза, такие же глубокие и задумчивые, встретились с его. Момент растянулся, стал тягучим, будто время остановилось. Они просто смотрели друг на друга, прямо как тогда, на съемках, когда она была в роли молчаливого наблюдателя, а он – в центре вихря событий.
Ни слова, ни единого звука. Только эти глаза, в которых, казалось, отражалась целая история.
В голове Димы промелькнула мысль, отчаянная: подойти. Забыть все, что произошло, все те недомолвки, обиды, гордость, что воздвигли между ними невидимую стену. Просто сделать шаг, протянуть руку, сказать что-то, что угодно, лишь бы нарушить эту звенящую тишину. Он уже почти решился, тело начало готовиться к движению, но вдруг...
Внезапно, без предупреждения, его накрыла волна дикой, необузданной паники. Это было похоже на удар под дых, на резкий, леденящий холод, который сковал все тело. Легкие сжались, как будто кто-то схватил их в кулак. Он попытался сделать вдох, но воздух не проходил, превращаясь в мелкие, бесполезные глотки. Сердце заколотилось с бешеной скоростью, пульс отдавался гулким эхом в ушах, в каждой клеточке тела. Казалось, оно вот-вот вырвется из груди.
Сигарета выпала из ослабевших пальцев, упав на мокрый асфальт и тут же зашипев, угасая. Дима, спотыкаясь, отступил назад. Он не мог больше смотреть ей в глаза, не мог оставаться здесь. Его ноги, будто чужие, несли его прочь, за угол здания, туда, где можно было спрятаться, где его никто не увидит, где он мог бы бороться с этим внутренним хаосом.
За бетонной стеной, он прислонился спиной, пытаясь восстановить контроль. Но это было бесполезно. Дыхание сбилось окончательно, стало поверхностным, прерывистым. Тело дрожало, покрываясь холодным потом. Перед глазами поплыли разноцветные пятна, мир исказился, словно через толщу воды. Чувство удушья нарастало, кислород словно исчез из воздуха, оставляя лишь пустоту. Мысли метались в голове, не находя опоры, не давая ответа на главный вопрос: почему?
– Что за чертовщина? – пронеслось в сознании. – Почему именно сейчас? Почему, когда я ее увидел? – Он не понимал. Эта встреча, такая внезапная, такая, казалось бы, незначительная, вызвала в нем бурю, которую он давно научился подавлять. Связь с ней, которую он считал давно порванной, вдруг оказалась живой, пульсирующей, сильной, как никогда. Это было не простое воспоминание, не ностальгия. Это было что-то глубже, что-то, что проникало в самые глубины его существа, вызывая такой мощный, разрушительный отклик. Он был пойман в ловушку собственного тела, в плен собственных, неконтролируемых эмоций. И он не знал, как из этого выбраться.