Новый старт
Тишина в опустевшем зале давила. Только что бушевавший вихрь эмоций – напряжение испытания, азарт, волнение – стих, оставив после себя странную пустоту. Есения стояла перед зеркалом в гримерке, чувствуя себя выжатой, как лимон. На её лице отражалось не просто усталость, а какое-то опустошение, граничащее с лёгким шоком. Она была всего лишь гостьей на «Битве сильнейших», но этот долгий день, наполненный напряжением и наблюдением за чужой борьбой, вымотал её не меньше, чем самих участников.
А ещё – взгляд. Этот долгий, пронзительный взгляд Димы, когда во время испытания они, казалось, застыли в немом диалоге, не отводя глаз друг от друга. В нём не было ничего враждебного, скорее – нечто большее, чем простое любопытство или соперничество. Глубоко в его глазах, за маской сосредоточенности, она увидела что-то ещё – некую скрытую эмоцию, притягательную и пугающую одновременно. Это ощущение не отпускало её и сейчас, отбрасывая лёгкую тень на усталость. Было в нём что-то неопределенное, но будоражащее, что-то, что заставляло кровь в жилах течь быстрее.
Она собрала вещи, медлительные движения словно пытались удержать этот странный, новый эмоциональный фон, этот отзвук немого, но такого сильного взаимодействия. Выйдя на улицу, Есения вдохнула полной грудью прохладный ночной воздух, пытаясь стряхнуть с себя остатки напряжения. Городские шумы – гул машин, шум прохожих – медленно, но верно заглушали послевкусие того долгого, напряженного взгляда.
И вдруг – его голос. Резкий, немного грубоватый, но узнаваемый среди других городских звуков.
— Стой! — крикнул Дима, выходя из тени здания. Он выглядел иначе, чем на площадке, – растрепанный, немного взъерошенный, без безупречной формы участника шоу. В его глазах не было уверенности, свойственной ему во время испытаний, а – нечто похожее на волнение, или даже... беспокойство?
Есения остановилась, чувствуя, как внутри всё сжимается. Усталость отступила, уступая место странному, новому ощущению – смеси тревоги и неопределенного ожидания.
— Давай поговорим, — его голос был тише, чем крик, но в нём была такая настойчивость, что Есения не смогла отказать.
Она вздохнула. Усталость ещё не прошла, но отказать ему сейчас – казалось невозможным.
— Сейчас не время, Дима, — ответила она, стараясь говорить ровно, несмотря на едва заметную дрожь в голосе. — Я очень устала. Тогда как насчёт... сегодня вечером? — ее голос стал ниже, мягче,
— Домой ко мне... — сказал Еся. — Адрес ты, кажется, знаешь.
Дима рассмеялся, впервые за весь день почувствовав облегчение. Легкость её тона, некая игривость, прорезавшая напряжение между ними, открывала путь к чему-то большему.
— Знаю, знаю, — ответила он, его улыбка стала шире.
Она направилась к такси, оставляя позади фигуру Димы, и в душе – неясное, но приятное предвкушение предстоящей встречи. Вечер обещал быть долгим и незабываемым.
Квартира Есении была отражением её внутреннего хаоса: вещи разбросаны, как мысли после бурного дня, недопитая кружка кофе остыла, горьким напоминанием о пустоте, оставшейся после Димы. Она ходила из угла в угол, словно загнанный зверь, теребя край ковра. В голове снова и снова всплывали картинки: бешеный секс, его внезапный уход, последующее игнорирование,обращение в эфире,внезапный визит... Сука, да что это за игра была?! Громкая музыка – резкий, агрессивный техно – лишь подчёркивала бушующий внутри ураган. Сердце болело, как будто кто-то раздавил его в кулаке.
Два часа тянулись невыносимо долго. И вот – резкий, настойчивый стук в дверь. Сердце Есении сжалось. Сделав глубокий вдох, стараясь придать лицу хотя бы видимость спокойствия, она открыла.
Дима стоял на пороге, выглядел измождённым, словно после тяжёлой болезни. В глазах не было привычной наглой искры, только усталость, растерянность и что-то ещё, неуловимо тревожное.
—Привет,— бросил он, голос хриплый, не тот уверенный баритон, к которому она привыкла.
—Привет,— ответила Есения холодно, сдерживая желание выплеснуть на него весь свой гнев. Она отступила, пропуская его внутрь.
Они молча прошли в гостиную, сели на диван. Воздух сгустился, наполнился невысказанными упреками. Кофе Есения предлагать не стала. На кой чёрт?
—Слушай... мне нужно извиниться,— начал Дима, медленно потирая руки.
— За тот вечер... за то, что свалил после секса, как будто ничего и не было. За этот идиотский игнор после,за эту ебанную игру в целом.
–Игру— Есения усмехнулась, горько и пронзительно. — Отлично сыграл.
–Мне стало очень плохо, когда ты уволилась,— признался Дима, взгляд его был прикован к полу. — Я не находил себе места. Не могу объяснить, какие силы тянули меня к тебе, но... это было так. Как... некая неизбежность.
–Неизбежность? Или просто очередной этап твоей игры?— Есения впилась в него взглядом. — Эта игра в недоступность, в холодность... Мы же с самого начала играли, Дима. Ты помнишь?
–Я... боялся,— Дима наконец поднял на неё взгляд, в его глазах мелькнула тень агрессии, зеркальное отражение её собственной. — Боялся своих чувств. Я пытался управлять игрой, но игра вышла из-под контроля.
– В какой-то момент я почувствовала себя, которой надоели играть. И не просто игрушкой. Ты искал в этой игре острые ощущения, Дима, и я была твоим инструментом. Но я тоже не понимаю какие чертовы силы начали так тянуть меня к тебе,для меня это чувство новое и странное...
Они говорили долго, откровенно, не щадя друг друга. Дима рассказывал о свих видениях,о безысходности, о том, как «игра» привела к разрушению. Есения, в свою очередь, призналась в своих сомнениях, в боли, которую он ей причинил, и в том, как она сама была затянута в эту игру чувств. Они разбирали их "отношения", по осколку за осколком.
В конце разговора Дима встал, медленно подошёл к Есении, положил руку ей на плечо. В его глазах не было прежней животной страсти. Там была усталость, сомнение, и что-то ещё – глубокое, искреннее чувство.
–Давай попробуем сначала,— сказал он тихо, наклоняясь к ней.
Его губы мягко коснулись её губ, медленно, глубоко. Его поцелуй был совсем другим. Не было прежнего натиска, той захлестывающей страсти. Это был нежный, осторожный поцелуй, словно он боялся повредить что-то хрупкое. Это был долгий, медленный поцелуй, в нём было много спокойствия, много внимания, и много бережности, но и с лёгкой ноткой прежней агрессии, напоминающей о боли, которую они оба пережили. В нём было прощение, была надежда, и был новый, более сложный и, возможно, честный старт. Но игра, казалось, ещё не закончилась. Они только начинали новую партию.
Они лежали на кровати, в темноте, до глубокой ночи, обсуждая всё на свете – от нелепых детских воспоминаний до глобальных политических проблем. Казалось, что наконец-то между ними установилась та долгожданная гармония, о которой они оба так мечтали. В тишине, прерываемой лишь тихим шёпотом и изредка – смехом, они постепенно растворялись друг в друге, наконец-то найдя общий язык и понимание. Усталость накатывала волнами, и они заснули, сплетясь руками и ногами, в тепле общих объятий.
Утро встретило их мягким солнечным светом, пробивающимся сквозь шторы. Проснулись они почти одновременно, лёгкое прикосновение Димы к волосам Есении вызвало у неё сонную улыбку. В воздухе витал аромат свежесваренного кофе, который Дима готовил, уже привычно напевая что-то себе под нос. Есения потянулась, зарылась в тёплое одеяло, потом встала и пошла на кухню. Дима, уже в одних штанах, разливал кофе в две кружки. Они молча пили кофе, наслаждаясь тишиной и взаимным присутствием, тихой, нежной близостью после «бурной» ночи.
Внезапно зазвонил телефон Димы, резкий, пронзительный звук нарушил уютную атмосферу. Он взял трубку, с лёгким раздражением посмотрев на Есению.
–Алло... Да, слушаю... Олег? Что такое?... Да, всё хорошо... Подожди, сейчас...— Дима нахмурился, повернув голову к Есении. — Есь, возьми трубку, пожалуйста, на громкую связь.
Есения взяла телефон,поставив его на громкую. Голос Олега был немного напряжённым, в нём слышалось возбуждение.
–Прикинь, Гецати слился с проекта, по личным причинам, — проговорил Олег. — Руководство уже нового участника пригласили...
–Серьёзно?И кто это?–чуть взволнованно спросил Дима.
–Астрид...
Наступила тишина. Есения перевела взгляд на Диму, и в его глазах она увидела то же самое, что и у себя — резкое, неприятное ощущение «ахуй» Будто только что построенный мир пошатнулся, и теперь всё становилось неуверенным, зыбким. Они так много говорили ночью, наконец-то найдя понимание, но... эта новость была резким ударом по их хрупкому миру, принесшим с собой привкус неприятного напоминания о прошлом. Казалось, что всё, что они с таким трудом построили, могло рухнуть в одночасье. В воздухе повисла неловкая, напряжённая тишина, полная неизведанного будущего.