Игра началась
Кабинет Димы был его логовом – немного хаотичным, пропахшим терпким запахом краски, кожи и чего-то неуловимо мужского. По стенам – эскизы, фотографии татуировок, пара старых афиш рок-концертов и, конечно, зеркало в массивной раме, отражавшее тусклый свет единственной лампы. Он прошел к углу, где на специальной подставке покоилась акустическая гитара. Взяв ее, он с легкой театральностью протянул инструмент Есении.
– Что ж, Снежная Королева, – его голос был низким, почти интимным в этой тишине, – игра началась,
Эта фраза, брошенная так небрежно, словно щелчок затвора, пронзила Есению. Что-то внутри нее, какая-то пружина, долгое время сжатая до предела, вдруг с оглушительным звоном распрямилась. Ледяная маска, которую она так привыкла носить, треснула, обнажая нечто дикое, дерзкое. Это была другая Еся, готовая бросить вызов, готовая играть по своим правилам.
Ее пальцы, еще недавно перебирающие бумаги, теперь уверенно легли на гриф. Она небрежно передернула плечом, сбрасывая невидимый груз, и первые аккорды, резкие, грязные, полные бунтарского надрыва, взорвали тишину кабинета. Это была Nirvana. «Smells Like Teen Spirit».
Дима явно удивился. Он ожидал чего угодно – робкого перебора струн, какой-нибудь лирической фигни, но никак не этого первобытного рева, вырывающегося из-под ее пальцев. Она играла не просто технично – она играла с яростью, с какой-то отчаянной страстью, вкладывая в каждый удар по струнам всю ту скрытую энергию, которую он так любил в ней провоцировать. Голос ее, обычно ровный и холодный, сейчас был чуть хриплым, но сильным, идеально ложась на музыку Кобейна.
Он молча слушал, пораженный до глубины души. Образ Снежной Королевы рассыпался на его глазах, как ледяная скульптура под палящим солнцем. И к концу первого куплета, сам того не заметив, он начал тихонько подпевать, его собственный низкий голос смешивался с ее, создавая неожиданно гармоничный, хоть и грубый дуэт.
И вот он, финал. Музыка гремела, они пели вместе, почти кричали слова в полумраке его кабинета. Есения, не переставая играть, медленно, как хищница, приближалась к нему. Шаг, еще шаг. Она оказалась так близко, что он мог чувствовать тепло ее дыхания, видеть, как мечутся огоньки в ее расширенных зрачках. Это было совсем не похоже на ту Есению, которую он знал, или, возможно, он просто катастрофически плохо ее знал.
Аккорды стали тише, мягче, но напряжение в воздухе сгустилось до предела. Она уже не пела, только ее пальцы продолжали извлекать из гитары последние, затихающие звуки. Ее взгляд, тяжелый, обещающий, был прикован к его губам. Она медленно, почти невесомо, потянулась к нему, и Дима замер, не в силах пошевелиться, ожидая неизбежного.
Но в самый последний момент, когда их губы почти соприкоснулись, она резко отстранилась. Музыка оборвалась. Есения с холодной усмешкой, которая теперь казалась не ледяной, а обжигающе горячей, вложила гитару ему в руки.
– Кажется, в этой игре ничья, чернокнижник, – ее голос был хриплым шепотом, от которого у Димы по спине пробежали мурашки. – Или... ты так не думаешь?
И, не дожидаясь ответа, она развернулась и вышла из кабинета, оставив его одного с гудящей в ушах тишиной и гитарой в онемевших руках.
В тот момент, когда дверь за ней закрылась, в Диме взорвалось что-то первобытное. Это не было любовью, не было даже симпатией. Это был голод, дикий голод, желание обладать ею, сломать, подчинить эту неожиданно проснувшуюся в ней силу, почувствовать ее под собой, доказать свое превосходство. Он не знал, что в тот самый миг, спускаясь по скрипучим ступеням, Есения думала о том же. И ее мысли были такими же темными, такими же безжалостными и полными обжигающего желания.
Есения почти выбежала из «Анархии чернил», на ходу накидывая на плечи свое строгое, идеально сидящее пальто. Ночной воздух, прохладный и свежий, ударил в лицо, но не остудил тот пожар, что разгорелся внутри.
Она шла по пустынным улицам, и каждый ее шаг отдавался в груди гулким эхом собственного превосходства. Усмешка, такая же острая и дерзкая, как только что брошенная ему фраза, не сходила с ее губ. Она победила. Или, по крайней мере, свела партию к такой ничьей, которая была слаще любой победы. Она заставила его, этого самоуверенного «чернокнижника», на мгновение забыть о своих ролях и масках, заставила увидеть ее – настоящую, непредсказуемую.
Ее мысли были заполнены им. Не его телевизионным образом, не его колкостями и не его неожиданной помощью с отчетом. Нет, ее мысли были о нем – мужчине, которого она только что оставила стоять в полумраке его кабинета, сбитого с толку, с гитарой в руках и, она была уверена, с таким же огнем в глазах, какой горел сейчас в ее собственных. Она хотела его. Просто и безжалостно. Хотела этого столкновения, этой игры на грани, этого танца на лезвии ножа, где каждый неверный шаг мог привести к чему угодно.
Никто – ни ее коллеги, ни случайные знакомые не знал, что на самом деле творится в голове у этой девушки, скрытой за фасадом хладнокровия и безупречной профессиональности. Все видели лишь верхушку айсберга: собранность, острый ум, саркастичность. Но под этой ледяной коркой бурлила лава – страсть, готовая вырваться наружу, первобытная женская сила, способная соблазнять и подчинять. Она не была просто хладнокровной девушкой. В каждом ее жесте, в каждом взгляде исподлобья, в каждой язвительной реплике сквозила эта опасная искра, этот намек на скрытую глубину, на готовность играть не по правилам.
И она была совсем не против поиграть. Особенно сейчас, когда ставки были так высоки, а противник так интересен. Этот вечер был лишь прелюдией. Она чувствовала это каждой клеточкой своего тела. И ей не терпелось узнать, каким будет следующий ход в этой внезапно начавшейся, обжигающей игре. Она шла домой, но ее мысли уже летели обратно, в тускло освещенный кабинет, где остался он, такой же заведенный, такой же жаждущий продолжения. И это предвкушение было пьянящим.
Пока Есения, уносимая ветром собственного триумфа, растворялась в ночных улицах, Дима еще несколько долгих мгновений стоял посреди своего кабинета, словно пригвожденный к месту. Гитара в его руках казалась чужой, немой свидетельницей только что разыгравшейся сцены. Воздух все еще был наэлектризован ее присутствием, ее дерзостью, ее внезапно обнажившейся, почти хищной женственностью.
Он медленно провел рукой по волосам, пытаясь унять тот хаос, что она оставила после себя – не только в кабинете, но и в его мыслях. Усмешка, кривая и немного растерянная, тронула его губы. Снежная Королева. Черт бы ее побрал. Она не просто растопила свой лед – она обрушила на него лавину, застав врасплох, заставив забыть о привычных ролях и сценариях.
– Ничья, говоришь? – пробормотал он в пустоту, и в голосе его слышались нотки азарта, смешанные с чем-то еще, чему он пока не мог дать названия. Это было больше, чем просто желание развлечься. Это было предвкушение настоящей схватки, где призом было нечто куда более ценное, чем простое удовлетворение самолюбия.
Он погасил свет, запер кабинет и спустился вниз, в уже погрузившуюся в сон студию. Ночной город встретил его прохладой и тишиной, но внутри него все еще звучали отголоски ее голоса, ее музыки, ее вызывающего взгляда.
Он шел домой, и с каждым шагом туман в его голове рассеивался, уступая место холодной решимости. Эта игра, которую она так дерзко начала, или, вернее, вывела на новый, опасный уровень, была ему по вкусу. Он всегда любил вызовы, любил ломать стереотипы, идти против течения. И Есения, эта неожиданная, многослойная Есения, оказалась самым интригующим вызовом за долгое время.
Ее колкая фраза, такая сексуальная в своей прямоте, все еще звучала у него в ушах. И то дикое, почти животное желание, которое вспыхнуло в нем, никуда не делось. Но теперь к нему примешивалось и другое – острое, как лезвие, любопытство. Что еще скрывается за этой ледяной маской? Какие еще сюрпризы она ему готовит?
К тому моменту, как он добрался до своей квартиры, в его голове уже зрел план. Игра не окончена. Она только началась. И он был более чем готов сделать свой следующий ход. Уж он-то умел не только подыгрывать, но и вести свою партию. И эта партия обещала быть чертовски увлекательной.
Неделя пролетела почти незаметно, оставив после себя лишь легкое послевкусие адреналина. Выходной встретил Есению ленивыми солнечными лучами, пробивающимися сквозь жалюзи. Она потянулась в постели, наслаждаясь редкой возможностью никуда не спешить. Ароматный чай уже дымился на кухонном столе, а телефон, как верный спутник утра, был готов погрузить ее в бесконечную ленту Тик-Тока.
Механически листая короткие, часто бессмысленные ролики, она уже допивала вторую чашку, когда ее палец замер на очередном видео. Знакомое лицо с неизменной легкой усмешкой, студия, залитая мистическим синим светом, и логотип «Битвы Сильнейших» в углу экрана. Нарезка из недавнего выпуска, где «ее любимый чернокнижник» в очередной раз блистал перед камерами. Обычно она пропускала подобные вещи, но что-то заставило ее прибавить звук.
В тот момент, когда звук подключился, она услышала обрывок фразы ведущего, обращенной к Диме. – Дмитрий, а кого вы бы выбрали на тресе к себе в напарники? Что предшествовало этому вопросу, Есения не уловила, но это уже не имело значения. Ее внимание было приковано к нему.
Дима чуть склонил голову, на его губах играла та самая фирменная усмешка.
–Напарника, говорите? – протянул он, и в его голосе заиграли те самые саркастические нотки, от которых у Есении всегда бежали мурашки. – Ну, это должна быть личность весьма... специфическая,так сказать «снежная королева»,но вся прелесть в том,что именно таких «королев» особенно интересно...укрощать.
Ведущий, явно заинтригованный, подался вперед: – Дмитрий,вы описываете вполне конкретного человека?
Дима лишь неопределенно пожал плечами, и в его темных глазах блеснул насмешливый огонек. – Все может быть, – уклончиво бросил он, его взгляд на мгновение задержался прямо на камере, словно он смотрел сквозь объектив, прямо на нее. – И да, – добавил он чуть тише, но так, чтобы каждое слово прозвучало отчетливо, – я бы, пожалуй, еще и плетки прихватил. Так, для... большей убедительности и стимуляции скрытых талантов.
Ролик оборвался. Есения медленно отставила чашку. На ее губах появилась едва заметная, но очень знакомая усмешка – хищная, понимающая, полная предвкушения.
Так вот, значит, как. Он не просто принял ее вызов. Он сделал ответный ход – публично, нагло, с присущим ему цинизмом и театральностью.
Игра продолжается. И, черт возьми, ей это нравилось. Нравилось до дрожи в кончиках пальцев и предвкушения следующего раунда.