2 глава
Лилиан
Будильник сработал в семь, и я, как всегда, попыталась его проигнорировать. Пятнадцать минут пролистала ленту, ещё пять - смотрела в потолок, убеждая себя, что вставать обязательно, ведь сегодня «важные» пары.
Хотя, кого я обманываю?
В нашем университете только новички ещё верят, что кто-то следит за посещаемостью.
Я всё же выбралась из постели, скинула волосы в небрежный хвост и уже натягивала джинсы, когда в дверь постучала мама.
- Лили? - голос у неё был какой-то осторожный. - Можно?
Я открыла, и она стояла в проёме с чашкой кофе.
- Вита попросила... - мама замялась, как будто проверяла мою реакцию, - посидеть с Софией сегодня. Ей надо будет отлучиться ненадолго.
- Сегодня? - уточнила я, хотя внутри уже знала, что скажу «да».
- Да. Если ты не можешь, мы придумаем что-то другое...
Я усмехнулась.
- Мам, да у нас в универе всё равно никто на пары не ходит. Посижу, конечно.
Мама выглядела так, будто только что выиграла лотерею, но постеснялась радоваться слишком сильно.
- Спасибо, Лили, - тихо сказала она и ушла обратно в гостиную.
Я подошла к окну. Нью-Йорк, как всегда, был полон утреннего шума: автобусы, гудки такси, кто-то спорил на углу, ветер раздувал газету в руках у старика у кофейни напротив. Я решила, что у меня есть время - дойду пешком до Виты.
Я шла по улице, и мысли всё время возвращались к ней. К тому, как она сидела вчера в нашей гостиной, с пустыми глазами и бокалом вина.
Я знала Витторию всю жизнь. Нет, даже больше - она видела меня раньше, чем я сама себя увидела. Это она держала меня на руках, когда мама только выписывалась из роддома. Она была моей крёстной. Та, кто всегда приходил на дни рождения с самыми классными подарками.
Я до сих пор помню, как в семь лет она подарила мне телескоп. Настоящий. Я тогда ночами сидела у окна и пыталась рассмотреть созвездия, хотя видела в основном огни соседних домов. Но мне казалось, что я держу в руках целую вселенную.
Вита всегда была такой... сильной. В ней была эта журналистская энергия - идти вперёд, выспрашивать, докапываться до сути. Она могла спорить с кем угодно, но со мной всегда была мягкой.
И теперь...
Вчера я впервые увидела, что она может сломаться. И мне от этого было странно и горько.
Я свернула с Бродвея, прошла мимо лавки с подержанными книгами - там всегда пахло пылью и кофе - и наконец оказалась у её дома. Старый кирпичный фасад, чёрная дверь с латунной ручкой.
Я поднялась по лестнице и нажала на звонок.
За дверью послышались шаги. Щёлкнул замок, и дверь открылась.
Виттория стояла в проёме. Без макияжа, с собранными в небрежный пучок рыжими волосами, в мягком сером свитере. И в этот момент она показалась мне не взрослой, уверенной женщиной, а чем-то очень хрупким.
- Лили, - сказала она, чуть улыбнувшись. - Проходи.
И я вошла.
Виттория
Я всегда думала, что умею скрывать усталость. На работе это почти искусство - не показывать, что ты провела ночь за ноутбуком, а утром бежала на интервью, забыв о завтраке. Но сегодня... сегодня маска всё время норовила упасть.
- Спасибо, что согласилась, - говорю я Лилиан, когда она заходит в квартиру. Голос звучит слишком тихо, поэтому добавляю улыбку. - Я... правда это ценю.
Она кивает, ставит рюкзак у стены. В её движениях есть эта молодая лёгкость, которая в мои девятнадцать тоже казалась естественной.
- Так, - начинаю я, будто мы на какой-то деловой встрече, - София обычно завтракает овсянкой, она сама ест ложкой... ну, пытается. Я оставила фрукты, молоко в холодильнике. Игрушки - в ящике у дивана, мультики включать только после обеда.
Лилиан чуть приподнимает бровь.
- Вита, я же знаю.
- Я знаю, что ты знаешь, - быстро отвечаю я, - но... вдруг ты забыла.
Правда в том, что она не забыла. Она с Софией проводила не меньше времени, чем я за последний год - особенно когда у меня были командировки. Но сейчас мне нужно говорить, объяснять, заполнять паузы, потому что молчание - опасно. В молчании начинают лезть в голову его глаза.
- Днём она спит около часа, - продолжаю я, хотя Лилиан и так это знает. - Если капризничает - дай ей плюшевого зайца. Она его любит.
Она кивает, но я замечаю, как уголки её губ чуть дрогнули. Не в насмешке, а... будто она понимает, что я просто держусь за привычные слова, как за спасательный круг.
Я чувствую, как хочу, чтобы она видела меня... правильной. Не женщиной, которую предали, не той, кто вчера плакал вино на диване Эммы. А той Витторией, которую она знала - уверенной, собранной, «той самой» крестной, что всегда приносила подарки и могла рассмешить с пол-оборота.
Но выходит плохо. Слова срываются, я говорю слишком быстро, улыбаюсь не там, где надо. И, кажется, Лилиан это видит.
- Всё будет хорошо, - говорит она вдруг.
Я моргаю.
- Конечно, - отвечаю я. И тут же понимаю, что сказала это так, будто пытаюсь убедить не её, а себя.