57
Была глубокая ночь.В комнате горел только ночник — тёплый,жёлтый,будто бы оставленный специально,чтобы не чувствовалось одиночества.Я лежала в кровати,укутанная в плед,и будто бы просто смотрела в потолок.Сон не шёл.Мысли тоже не думались.
Тишина стояла плотная,вязкая.
Но вдруг я уловила приглушённый голос с балкона.Открытая дверь была прикрыта,но не до конца — щёлочка,и оттуда доносился папин голос.
Он говорил тихо,но я сразу поняла,с кем он говорит.Голос был не допросным,не полицейским.Там было что-то другое — личное.Почти ранимое.
— Нугзар,послушай.Я не давлю.Просто говорю как есть… Она тебя не разлюбила.Она себя потеряла.
Пауза.Я слышала,как папа втянул воздух,как будто обдумывал следующее слово:
— Я вижу это каждый день.Как она смотрит на твои фотографии.Как замолкает,когда кто-то произносит твоё имя.Она будто заморожена изнутри,понимаешь? Не потому что хочет… А потому что не может иначе.
Я затаила дыхание.Прижалась ближе к подушке,чувствуя,как всё внутри становится хрупким,как стекло.
— Я знаю,что тебе тяжело.Знаю,что больно,что она будто не даёт тебе даже шанса… Но ты был для неё домом,Нугзар.И ты остался им.Просто пока в её памяти. — Голос папы дрогнул,но он продолжил: — Я бы не стал говорить,если бы не верил.Но ты сам знаешь,что ты не проходной человек в её жизни.Ты — часть её.И если сможешь… подожди ещё чуть-чуть.Мне и самому сейчас не легко видеть ее такой.
Долгая,напряжённая пауза.
— Я понимаю.Не тороплю.Просто… не исчезай совсем.Не сейчас.
Он закончил разговор.На балконе воцарилась тишина.
Папа открыл дверь очень тихо.Я слышала,как он сделал несколько шагов по комнате,задержался у изголовья и,наверное,смотрел.Я лежала,отвернувшись к стене,с закрытыми глазами.Притворялась,что сплю.Не потому что хотела что-то скрыть,а потому что не могла начать разговор.Не сейчас.Не в эту ночь.
Он вздохнул.Тихо.Глубоко.
А потом… постель слегка прогнулась рядом.Я почувствовала,как колыхнулась подушка,как знакомый запах папиной домашней кофты наполнил воздух.Он лёг рядом.Осторожно,как будто боялся потревожить мой сон.
— Ты сильная,дочка, — прошептал он так тихо,что,если бы я действительно спала,не услышала бы. — Но тебе не обязательно всё время быть такой.Не передо мной.
Он не прикасался,не гладил,просто лежал рядом.И этого было достаточно.Его присутствие будто укутывало лучше любого одеяла.
— Я бы отдал всё,чтобы вернуть тебе свет в глаза, — продолжал он так же шёпотом. — Но если не могу — хотя бы побуду рядом,пока ты снова не найдёшь свой.
Я чувствовала,как у меня щемит в груди,но даже не шевельнулась.Не выдала себя.Только сквозь сжатые веки одна слезинка медленно скатилась по щеке в подушку.
А он так и лежал.Тихо.Спокойно.Как в детстве,когда я болела,и он дежурил у кровати,не уходя,даже если мне становилось лучше.
Я знала,что не одна.
Пусть я пока не умею чувствовать,но я помню,как это — быть любимой
Рядом с ним я быстро заснула.
Я только начинала просыпаться.В комнате ещё было полутемно,занавески пропускали рассеянный,холодный свет утра.Подушка пахла чистым бельём и чем-то родным.Я перевернулась на другой бок,не открывая глаз,и вдруг услышала голоса.Приглушённые,но отчётливые.
Папа и Маша.
Они разговаривали на кухне,не подозревая,что я уже почти не сплю.Голос Маши был тихим,заботливым:
— Ты думаешь,он ещё появится?
— Он уже приходил, — спокойно,но очень твёрдо ответил папа.
У меня внутри всё чуть сжалось.Я приподнялась на локтях,но не встала.Просто прислушалась.
— Что?.. — Маша чуть повысила голос,но тут же спохватилась и сделала тише: — Когда?
— Вчера вечером.Когда ты ушла в аптеку.Я услышал стук,открыл — он стоит.Как будто ничего не было.Цветы,глаза свои ебаные включил эти… — папа хмыкнул. — Только я давно не из тех,кого можно разжалобить взглядом.
— И что ты?.. — осторожно спросила она.
— Ничего.Просто сказал ему,что если он не уйдёт прямо сейчас,я лично провожу его в отделение,как нарушителя покоя.И пусть попробует ещё раз приблизиться.Один раз — может быть случайность.Два — повод для рапорта.Три — статья.
Маша выдохнула.
— Он правда не понимает,как ей больно?
— Он понимает.Просто ему всё равно.Ему плевать на последствия,лишь бы добиться своего.А я не позволю.Пока она не поднимется — никто не посмеет снова влезть ей в душу.
Я медленно села на кровати.Всё внутри было тихо.Без ярких эмоций.Но в этой тишине было что-то тёплое.Как будто невидимый комок внутри — всё это время холодный,тугой, — вдруг дрогнул.
Я тихо опустила ноги на пол.Голоса с кухни чуть стихли,послышался звук чайника.Я знала,что папа не хотел,чтобы я это слышала.Но слышала и чувствовала.
Он меня защищал.По-настоящему.Как всегда.
Через минуту я вышла в коридор,накинула на плечи кардиган.Папа стоял у плиты,наливал чай в мою любимую кружку с синей птицей.Маша что-то тихо помешивала в кастрюле.Когда я появилась,они замолчали.
— Доброе утро, — сказала я тихо,но уверенно.
— Привет,солнце, — Маша улыбнулась. — Как спалось?
— Нормально.Просто… сон был очень лёгкий.
Я села за стол. Папа поставил передо мной кружку и присел рядом.
— Ты всё слышала,да? — спросил он после паузы.Без упрёка,просто констатация.
Я кивнула.
Он выдохнул и накрыл мою руку своей.
— Я знаю,ты взрослая.Но я всё равно буду стоять за тебя горой,Наташа.Пока ты не скажешь,что готова сама.
Я смотрела на него,и впервые за долгое время что-то защекотало в груди.Тихо.Осторожно.Как будто внутри появился крошечный росток.Ещё без листьев.Ещё слабый.Но он был.
— Спасибо,пап, — сказала я. — Просто… будь рядом.Этого достаточно.
Он кивнул.
— Я всегда.
Он поцеловал меня в лоб.
Через час мы с Машей как раз резали яблоки на кухне.Папа,по выходным немного расслабленный,читал новости с планшета в углу и хмыкал себе под нос.Всё было… почти по-домашнему.Спокойно.Тихо.Почти без надрывов.
Раздался звонок в дверь.
— Я открою, — отозвался папа и пошёл в прихожую.
Мы услышали глухой голос курьера,потом шелест пакета и дверь,которую он закрыл чуть громче обычного.
— Наташ,это тебе, — сказал папа,входя в кухню.В руках у него была коробка.Красивая,плотная,перевязанная лентой.Рядом букет: хризантемы и астры.Те самые,осенние,стойкие.Цветы,которые я не могла забыть.
И ещё корзина с фруктами.Аккуратно упакованная,с гранатами,инжиром,яблоками,персиками.Папа поставил всё на стол.
— Не написано от кого, — тихо добавил он,но в его голосе уже была тревога.
Я развязала ленту.На самом верху,под обёрточной бумагой,лежала карточка.
На ней всего одно слово.
"Сойке."
Почерк был знакомым.
Я взяла карточку в руки.Она дрожала не от веса,а от того,что внутри сжалось,будто дыхание забыли включить.Почерк был чуть наклонным,аккуратным,с привычным завитком на букве "й".Этот почерк я видела когда-то на записках,оставленных на кухне.На открытках.На бумажных салфетках из кафе,где мы сидели до закрытия.
— Это он? — тихо спросила Маша,заглядывая мне через плечо.
Я кивнула,всё ещё молча.
— Андрей? — добавила она.
Я покачала головой.
— Нет, — прошептала я. — Нугзар.
Папа облегчённо выдохнул и отошел к окну.
— Это точно мой крестник? —
— Похоже на него, — сказала я. — Он всегда молчал,когда не знал,как быть.Но всё равно что-то делал.
Я достала остальное.Под цветами,на дне коробки,лежала фотография.Чёрно-белая.Я на скамейке,укутанная в шарф,с книгой в руках.Я не знала,что он тогда снимал.Не знала,что смотрел так.Словно боялся вспугнуть.
— Это где? — спросил папа с любопытством,подойдя ближе.
— Парк.Тот,где мы гуляли осенью,когда начали встречаться.Он был со мной… — я запнулась.
— …и,может,всё ещё есть, — негромко вставила Маша.
Папа посмотрел на меня.
— Ты сама понимаешь,что должна сделать выбор: или вернуть его в свою жизнь,или отвергнуть.
Я молча смотрела на фотографию.
Не знала.
Только чувствовала: внутри что-то дрогнуло.Невнятное,крошечное.Как будто на секунду проснулся тот,кто давно спал под толстой ватой.Не чувства.Но память о них.Тень.
— Я пока не знаю,пап. Можно… пусть пока будет так.
— Хорошо, — сказал он. — Я рядом.Как и всегда.
— Знаю, — прошептала я. — Ты и есть мой щит.
И положила карточку обратно в коробку.Рядом с цветами,фотографией,и частью прошлого,которое… может быть,не до конца ушло.
— Но я за Нугзара, — тихо сказал папа.
— Я тоже, — согласилась Маша