48
Выписка была тихой.
Без цветов,без шариков,без громких голосов.В холле пахло аптекой и сырой одеждой — кто-то зашёл с улицы,не стряхнув капли дождя.Медсестра вручила бумаги и дежурно улыбнулась.Я машинально поблагодарила.Вроде бы я живая.По крайней мере,по всем медицинским данным.
Но внутри — глухо.
Словно душа осталась где-то в реанимации,в звуках капельниц,в мягком тумане сна и боли.
Нугзар ждал у выхода.
Пальто расстёгнуто,волосы чуть влажные от мороси,лицо небритое.
Осень была в самом разгаре — жёлтые листья,лужи с отражением веток,прохладный воздух,от которого хочется кутаться в шарф и прятать руки в рукава.
Он увидел меня и улыбнулся.Той самой улыбкой,которую я помнила ещё с детства: тёплой,надёжной,словно он и есть тот самый дом,к которому всегда можно вернуться.
— Поехали? — спросил он мягко,забирая мою сумку.
Я кивнула,не чувствуя даже веса своего тела.
Квартира была чистой.Тепло от батарей,тишина и запах еды — всё это должно было стать уютом.На кухне горела настольная лампа,создавая мягкий золотой свет.На плите — кастрюля с чем-то вкусным.На столе — плед,аккуратно сложенный,и чашки,в которые уже был налит чай.
— Я приготовил крем-суп, — сказал он. — Из батата,ты же его любишь.И пирог с яблоками.Без корицы,как ты просила когда-то в марте.Помнишь?
Я села за стол.
Ложка дрожала в руке.я сделала глоток — он был тёплым и мягким.Но всё равно никакого вкуса.Ни голода.Ни удовольствия.
— Прости, — прошептала я.
— За что?
— Я не знаю.Просто прости.Мне будто не хватает самой себя.
Нугзар опустился на корточки рядом,взял мою ладонь и приложил к своей щеке.Его кожа была холодной после улицы.
— Ты вернулась.И даже если всё внутри молчит — это не навсегда.Я подожду.Сколько нужно.
Нугзар всё ещё сидел передо мной,не отпуская мою руку.Ладонь у него была тёплая,сильная,но осторожная,как будто он держал что-то хрупкое.Или,может быть,кого-то,кто только учится снова жить.
Он медленно поднялся и сел рядом.Молча.Как будто слова теперь стали роскошью, эи всё важное происходило где-то в тишине между нами.
Я чувствовала,как он смотрит на меня.Не в упор,не с жалостью.Той внимательной тишиной,которая бывает только у очень любящих людей.
Я опустила взгляд и,не поднимая глаз,расстегнула одну пуговицу на пижаме,потом ещё одну.Ткань разошлась чуть в стороны,обнажая свежий,розовый,ещё живой шрам.Он тянулся вдоль груди,ровный,как прямая линия,наложенная на судьбу.
— Страшный,да? — спросила я почти шёпотом.
Нугзар не ответил сразу.Он наклонился ближе,почти не дыша,и осторожно провёл пальцами рядом с рубцом,не касаясь,но будто говоря: я здесь
— Нет, — наконец сказал он.Голос был низким,глухим. — Он красивый.
Я чуть дёрнулась,не понимая,шутит он или просто жалеет.Но он посмотрел мне в глаза серьёзно,пронзительно,почти до боли.
— Знаешь почему? Потому что это шрам жизни.Ты выжила.Ты прошла через смерть и осталась.Этот след как подпись на письме,что ты всё ещё здесь.Со мной.Ты стала ещё красивее.Потому что стала сильнее.
Я не выдержала.Слёзы подступили,но всё внутри было слишком пустым, чтобы плакать.Я просто кивнула и закрыла глаза.
Он аккуратно застегнул мою пижаму обратно,как будто боялся потревожить рану.
— Ты — моя сойка, — прошептал он,прислоняя лоб к моему. — И никакие шрамы этого не изменят.Даже если их будет тысяча.
Я не выдержала.Просто наклонилась вперёд и уткнулась лбом ему в грудь,будто только там — под его ладонью,в его дыхании — было хоть что-то настоящее.Он обнял меня сразу,без слов,как будто ждал этого.Прижал крепко,но бережно,и гладил ладонью по спине,по волосам,по плечам,пока внутри хоть немного не утихло.
Я слышала,как у него гулко стучит сердце.Медленно.Надёжно.Как будто оно стучит и за меня тоже.
— Не отпускай, — прошептала я.
— И не собирался, — ответил он так тихо,что это скорее почувствовалось кожей,чем услышалось.
В этот момент дверь открылась — и я едва не вздрогнула,когда услышала голос папы:
— Ну что,моя боевая…
Он замолчал,увидев то,как мы с Нугзаром сидим.Только вошёл.И вслед за ним Маша.С шарфом,сумкой,и уже с домашними тапками в пакете.
— Ты… — я подняла глаза, — ты переехала?
Маша улыбнулась и подошла к моей кровати,поставив сумку в угол.
— Обещала ведь,помнишь? Ты не думала,что я это просто так сказала?
Папа сел на край стула,поставленного у окна,чуть повёл плечами — в форме он всегда выглядел как человек,способный нести на себе чужие беды.Но сегодня в его лице была мягкость.
— Раз у тебя уже давно есть человек,который о может о тебе позаботиться,мы тут с Машей кое-что придумали, — он посмотрел на Нугзара
Нугзар отстранился чуть,но остался рядом,всё ещё держа мою руку.
— Да?
Папа достал из папки лист бумаги.Почерк был разный — его угловатый,уверенный,и Машин — округлый,с мягкими завитушками.
— Это список.Что можно.Что нельзя.Что нельзя категорически.
Он передал лист Нугзару,а сам посмотрел на меня:
— Чтобы ты снова не думала,что можешь вставать раньше шести утра и гулять по холодному балкону.
Я выдохнула что-то похожее на смех.
— А если я всё-таки выйду?
Папа поднял бровь.
— Тогда Нугзар получит выговор.Устный.Или не только.
— Ага, — вставила Маша,подходя сзади и приобнимая папу за плечи, — а я тогда просто начну читать тебе лекции о здоровом образе жизни.Длинные.С графиками.
Нугзар с улыбкой посмотрел на меня:
— Значит,теперь у нас штаб.Полноценный.Боевой состав.
— Да, — я шепнула, — и я капитан с шрамом.
Папа потер бороду и поднялся
— Ладно,отдыхайте.