40
Папа сидел за столом,вяло ковыряя еду.После больницы на нем не было лица.Он тяжело выдохнул и отложил вилку.
— Почему ты не ешь,пап? — спросила я,смотря на него.
— Не хочу, — устало ответил он. — Слушай,можешь купить мне пива.Очень хочу.
Я видела его умоляющие глаза и сдалась.Нугзар все понял без слов и сразу пошел обуваться,после чего вышел.
Папа положил передо мной деньги.
— Что ты сделала с Нугзаром?
— А что я с ним сделала?
— Он не такой.Тихий,серьезный.Это не мой крестник,это другой человек.
— Мне бы самой понять,пап.
Он приподнял одну бровь и просто закрыл глаза,делая еще один глубокий вдох.
— Ладно,я пойду, — напоследок сказала я.
— Хорошо.
Я вышла на улицу и сразу увидела такую картину: Нугзар склонился над кем-то лежавшим на земле.Он замахнулся и нанес удар.Только потом я поняла,что это был Андрей.
Нугзар всё ещё стоял,тяжело дыша,с кровавыми костяшками.Андрей корчился на асфальте,и его цветы — какие-то нелепо яркие,праздничные — валялись рядом,как насмешка.
— Ты в своём уме? — выдохнула я,не узнавая свой голос. — Ты просто… избил его.
Нугзар обернулся на меня.Глаза дикие.Не человек — сплошная злость.
— Он пришёл к тебе.С цветами.Как будто что-то значит.
— И что?! Я что,по-твоему,должна теперь никого не видеть,никого не слышать?
Он медленно подошёл ближе.Я чуть отступила — не от страха,от злости.Он заметил.И это,похоже,ударило по нему сильнее любого слова.
— Я просто… — начал он,но я перебила.
— Нет,ты не «просто».Ты всегда думаешь,что можешь всё решить кулаками.Что твоя ревность — это нормально.А мне потом что делать? Извиняться перед каждым,кто посмеет подойти ко мне?
Он сжал челюсть.
— Я защищал.
— Себя, — отрезала я. — Свои чувства.Свою уязвимость.Но точно не меня.
Он отвернулся.
— Я не могу смотреть,как ты читаешь его сообщения с этим лицом.
— А может,сначала поговорить со мной? А не бить,как на районе?
Он резко обернулся:
— Мне вообще ничего нельзя,да? Только сидеть рядом,как собачка,и молчать,пока другие приносят тебе цветы?
Я онемела.В груди что-то сжалось.
— Знаешь что… — я повернулась к нему, — если ты думаешь,что моё прошлое — это повод устраивать сцены,тогда нам стоит пересмотреть всё.
Он посмотрел на меня с каким-то странным,ледяным выражением.Потом вытер кулак о джинсы,посмотрел в сторону,будто я исчезла.
— Ясно, — тихо бросил он. — Всё понятно.
Больше он не сказал ни слова.И я тоже.
Молчание между нами не было сдержанным — оно было обидным, горьким.Как будто каждый боялся сказать ещё хоть слово,чтобы не разрушить совсем.
Папа сидел на кухне,делая вид,что читает газету,но я чувствовала,что смотрит на меня.Я стояла у раковины,монотонно терла одну и ту же кружку уже минут пять.Мы с Нугзаром так и не сказали друг другу ни слова за весь вечер.Он исчез в комнате и захлопнул дверь.А внутри у меня всё скреблось и дрожало.
— Ты с ума сходишь,что ли? — вдруг бросил папа,не поднимая головы.
— Чего? — обернулась я с кружкой в руке.
Он медленно сложил газету и поднял на меня взгляд.Спокойный.Тревожный.
— Я тебя с детства знаю.Когда ты молчишь вот так — значит,у тебя в душе пожар.Что происходит?
— Ничего, — отрезала я,бросив кружку в раковину. — Всё нормально.Всё отлично.
— Не ври мне.
— Пап,ну ты можешь просто… не лезть? Хотя бы раз.
Он встал.
— Нет,не могу.Когда моя дочь ходит,как тень,когда в доме тишина,как в гробу,когда твой Нугзар смотрит,как будто в нём кто-то умер — нет,я не могу.
— Это не твоё дело! — вспыхнула я,и голос сорвался. — Ты не знаешь,что между нами! Ты даже не понимаешь!
Папа подошёл ближе,не повышая тона.
— Сядь.
— Нет,я не хочу
— Сядь. — Голос стал чуть ниже,тверже.Не крик.Но команду я узнала.И сердце дрогнуло.
Я сжала губы,отодвинула стул и села.Впилась пальцами в колени.
Он сел напротив,сложив руки на столе.
— Спокойно.Без защиты.Без "всё нормально", — сказал он. — Говори мне.Всё.По-честному.
Он смотрел прямо,тепло,но пронзительно.Как в детстве,когда я приходила с разбитой коленкой и пыталась сделать вид,что не больно.
— Мы поругались, — выдохнула я. — Он избил Андрея.Я… Я не понимаю,как с ним разговаривать,когда он вот так.Упрямый,глухой.Всё решает сам.И я… я злюсь.А потом чувствую вину.Постоянно.Всё как будто рушится,а я не знаю,где была ошибка.
Папа кивнул,медленно.Молча.Потом мягко,почти шёпотом,спросил:
— Ты его любишь?
Я не сразу ответила.Смотрела на свои руки.На ногти,врезавшиеся в ладони.И прошептала:
— Да.
— А боишься его?
Я подняла глаза удивлённо.
— Нет.
— Значит,есть за что бороться, — сказал папа. — Только не бойся говорить.Даже если дрожит голос.Даже если кажется,что он тебя не услышит.Понимаешь?
Я кивнула.Тихо.А потом — вдруг — разрыдалась.
Он не испугался.Просто обошёл стол и обнял меня сзади.Точно так же,как когда-то,когда я упала с качелей и царапала ладошку о песок.
— Всё ещё можно исправить, — сказал он. — Пока вы оба рядом.
Я вытерла глаза,сделала глубокий вдох и выпрямилась.Папа больше ничего не говорил,просто тихо похлопал меня по плечу и вышел на балкон,оставив меня одну на кухне.
Но одна я была недолго.
В проёме двери,прислонившись к косяку,стоял Нугзар.Молчал.Скрестив руки на груди,он будто бы пытался выглядеть спокойным,но я-то знала эти его застывшие плечи,напряжённую линию челюсти,взгляд,в котором смешались усталость,вина и... ожидание.
Я не сказала ни слова.Даже не повернулась полностью.Только бросила взгляд краем глаза.Он не шёл ближе.И от этого злило ещё сильнее.
— Хочешь — скажи что-нибудь, — пробросила я сухо. — Хочешь — продолжай молчать.Мне сейчас всё равно.
Он чуть опустил взгляд и медленно выдохнул.
— Я не буду оправдываться, — наконец сказал он. — Не буду говорить,что Андрей был неправ.Я просто сгорел изнутри.И сорвался.
Я встала,отодвигая стул с таким усилием,будто хотела этим ударом выбить хоть часть ярости наружу.
— А ты подумал обо мне? — голос дрожал. — Подумал,каково мне было это видеть? Как мне было отмывать твою ярость чужим лицом?
Он молчал.Даже не попытался подойти.Только сильнее сжал руки на груди.
— Я боюсь,что ты когда-нибудь сорвёшься и на меня, — вырвалось неожиданно. — Боюсь,что в этой твоей ревности ты перестанешь меня слышать.
Он медленно поднял глаза.И в этих глазах было то самое: боль.Молчаливая,сдавленная,но до костей настоящая.
— Никогда, — сказал он. — Я могу на всех сорваться.Но на тебя — нет.Даже когда ты меня ненавидишь.
Я отвернулась.Мне нужно было время.Чтобы выдохнуть.Чтобы понять — простила ли.Или просто устала злиться.
А он всё ещё стоял у косяка.Молча.Как будто охранял границу,которую сам перешёл слишком резко.