31
Я сидела на диване,укутавшись в плед и работая за компьютером.На фоне играл телевизор,и все было спокойно.
До одного момента.
В прихожей послышался громкий смех папы,непонятный шум и неразборчивое слова Нугзара.Тот буквально через пару минут ввалился в комнату,стараясь казаться трезвым.Затем упал на диван рядом со мной,а затем потянулся ко мне,обнимая двумя руками
— Наташка...я тебя так люблю...
— Нугзар,ты пьяный.
Он прищурился,уставившись на меня очень серьёзно.Даже указательный палец поднял:
— Наташка… я не пьяный.Я философ…Ты просто не готова к моей глубине.
Я закатила глаза,пытаясь не засмеяться.
— Ты глубоко в режиме "ещё бокал — и в танцы".
— Неправда, — обиделся он,но тут же ткнулся носом мне в шею. — Я тебя люблю... вот так: лю-лю-лю… как дельфин.Только без плавников.Но с сердцем!
— Это самая странная метафора,которую я слышала, — хмыкнула я.
— А ты самая красивая девушка… между кухней и вот этим диваном! — он торжественно указал в воздух,не попав никуда.
Я уже откровенно смеялась,пока он устраивался рядом,всё ещё обнимая меня.
— Ты теплая, — сказал он с ноткой детской восторженности. — Как… как оладушек.Я бы тебя по утрам ел.Но ты не жареная.Ты… запечённая.Домашняя.Любимая.Моя Сойка-оладушек.
— Спасибо,кулинарный поэт, — фыркнула я,запуская пальцы в его волосы. — Ты даже не подозреваешь,как это всё звучит.
— Это звучит,как… вечная любовь, — пробормотал он уже почти сквозь зевок,укладывая голову мне на грудь. — Навсегда.Даже если ты злая.Даже если ты не дашь шоколад.Всё равно буду тебя любить.И целовать.Но не сейчас.Сейчас я немного… посплю…
И он затих.Совсем.Лицо уткнулось в мой плед.Рука обняла меня за талию,дыхание стало ровным.
Я посмотрела вниз — и передо мной лежал не просто парень,который меня любит,а самый глупый,милый,тёплый мой человек.Который может сравнивать меня с оладушками,строить из себя философа в фартуке с ёжиком,и всё равно быть самым родным.
Я погладила его по голове,прижимая ближе.
— Идиот, — шепнула я с улыбкой. — Но мой.
Из кухни раздался глухой звук.Что-то явно упало.Я напряглась,осторожно подвинула Нугзара,
чтобы не разбудить,и тихонько направилась проверить.
Картину,которую я увидела,забыть было невозможно.
Папа мирно спал,откинувшись на кухонный стул,руки скрещены на груди,а на лбу… лежала куриная ножка.Видимо,остатки с ужина — и кто-то в пьяной философской буре (Нугзар,разумеется) неудачно задел тарелку.
Я стояла,прижав ладонь к губам,чтобы не расхохотаться.Серьёзный полковник.Человек,который когда-то учил меня собирать рюкзак в три минуты и стрелять взглядом,сейчас выглядел как герой абсурдной комедии.
Я аккуратно подошла,хотела снять курицу,но папа вдруг хрипло пробормотал:
— Булка... если это твой способ сказать,что я должен меньше есть,то ладно.Но хоть без мяса в лицо…
И снова затих.
Я развернулась на цыпочках и вернулась в зал.Нугзар всё так же лежал,но едва я села рядом,пробормотал сквозь сон:
— Что-то случилось? Ты… курица?
— Нет, — прошептала я,усмехаясь. — Папа курица.Я твой оладушек.
— Прекрасно, — выдохнул он. — Тогда я точно дома.
И тут же уснул глубже.
Я снова укуталась в плед,чувствуя на себе его тяжёлое,родное тепло,и слушала,как по всей квартире витает тишина,прерываемая только его сонным дыханием… и храпом с кухни.Очень отцовским
Утром.
Я была на кухне когда услышала,что в ванной произошел шум.Я прошла туда и увидела Нугзара,который стоял на коленях над ванной.Подошла сзади,взяла лейку и включила холодную воду и направила на его голову.
Он дёрнулся всем телом,будто под обстрелом,но не успел увернуться.Вода весело хлынула ему на голову,стекая по лбу и капая на майку.
— Нат... Нат... Наташа! — заорал он,захлёбываясь и хватаясь за лейку, — Ты с ума сошла?! Это покушение!
— Это воспитательная мера, — фыркнула я,продолжая лить. — Будешь ещё так пить,гад?
— Я… я ж с папой! Мы культурно! Он… он сам сказал: «Наливай,крестник!», — бормотал он,уворачиваясь от струи,но всё же не особо сопротивляясь. — Я был жертвой обстоятельств!
Я всё-таки выключила воду,и он,сидя на коленях,уставился на меня мокрый,с распухшими глазами и совершенно недовольным лицом.Вода капала с кудрей.Щёки блестели.
— Всё.Теперь ты чист и телом,и совестью, — сказала я,протягивая ему полотенце.
— У меня совесть растворилась в коньяке, — пробормотал он,вытираясь. — И волосы теперь как у краба.Холодного краба.
Я хихикнула и наклонилась,поцеловав его в макушку:
— Ты мой любимый краб.Даже если слегка подбраженный.
— Я вообще-то лось.Строгий.Восточный.Мужской.А ты вот так лейкой по самолюбию.
— Ты был пьяный лось.А теперь освежённый и бодрый.Ещё раз уйдёшь в загул с папой — буду обливать с ведра.
— Лучше тогда зови в ванну сразу,без лекций, — пробурчал он,поднимаясь. — Только я подумаю,прежде чем ещё раз пить с человеком,который потом делает из меня гриль под хрустящей корочкой.
Мы рассмеялись оба,а потом он подошёл,обнял меня мокрыми руками и прижал к себе:
— Всё равно ты самая лучшая.Даже когда холодная.
— А ты всё равно идиот.Даже когда тёплый, — пробормотала я ему в грудь.
В этот момент из-за стены донёсся голос папы:
— Если вы опять обливаетесь — делайте это без затопления.На кухне капает.
— Всё, — шепнул Нугзар, — мы попались.Папа-гидроинспектор вышел на охоту.
— Беги,краб,пока не поздно, — засмеялась я и шлёпнула его по мокрой спине.