10
Затишье оказалось обманчивым. Уэнсдей знала это, как знает каждый, кто умеет чувствовать дыхание тьмы. Несколько спокойных дней лишь усиливали её тревогу: чудовище не исчезло. Оно затаилось.
И однажды ночью её предчувствие оправдалось.
Они с Энид возвращались из библиотеки, когда воздух вдруг стал плотным, будто лес вдохнул рядом. Туман выполз из-под земли, заволакивая дорожку.
— Это оно, — сказала Уэнсдей, сжимая в руке кинжал.
Энид рядом дрожала, но в глазах уже горел знакомый золотой свет.
— Мы справимся. Вместе.
Уэнсдей хотела возразить, но не успела. Из тумана вырвалось чудовище. Теперь оно было огромным, почти человекоподобным, с длинными когтями и лицом, больше похожим на маску из кошмара.
Оно рванулось прямо к ним.
Бой был яростным. Энид вновь трансформировалась, её когти рассекали воздух. Уэнсдей двигалась рядом, её удары были точными и смертельными. Они сражались как единый организм, будто слились в ритме боя.
Но существо оказалось хитрее. В какой-то момент оно оттолкнуло Уэнсдей и навалилось на Энид. Зубы клацнули рядом с её шеей.
— Нет! — закричала Уэнсдей.
В ней вспыхнуло нечто, чего она никогда не знала. Не просто ярость — панический страх. Она бросилась вперёд, вонзила кинжал прямо в сердце твари.
Существо завыло, выгнулось и рассыпалось в клочья тумана.
Тишина рухнула, как занавес.
Уэнсдей упала на колени рядом с Энид. Та лежала на земле, тяжело дыша, но жива.
— Ты ранена? — голос Уэнсдей дрожал.
— Нет, — прохрипела Энид. — Немного... выбилась из сил.
Уэнсдей взяла её за руку.
— Никогда больше так не делай.
— Что именно? — слабо улыбнулась Энид.
— Не рискуй собой ради меня.
— Но я не могла иначе, — сказала Энид. — Я... не смогу потерять тебя.
Эти слова разорвали что-то внутри Уэнсдей. Она впервые позволила себе ощутить: её страх был тем же самым.
Она наклонилась ближе. Их лица оказались почти соприкасающимися.
— Энид, — прошептала она. — Ты единственная, кого я боюсь потерять.
Энид замерла.
— Уэнсдей... это признание?
Тёмные глаза сверкнули.
— Это приговор. Я обречена на тебя.
И прежде чем Энид успела ответить, Уэнсдей коснулась её губ.
Поцелуй был неожиданным — резким, почти отчаянным, но настоящим. В нём было всё: страх, злость, привязанность, нежность, которую Уэнсдей так долго прятала.
Энид ответила, и мир вокруг исчез.
Когда они вернулись в «Невермор», ночь уже сменилась рассветом. Официально они рассказали о «столкновении с неизвестным», но не вдавались в подробности. Никто бы не поверил.
В комнате 313 они молчали. Энид сидела на кровати, щеки её ещё горели.
— Я думала, ты никогда... — начала она, но осеклась.
— Я тоже думала, — признала Уэнсдей. — Но я ошибалась.
Энид улыбнулась, её глаза блестели.
— Это значит, что ты моя?
— Это значит, что мы связаны, — сказала Уэнсдей. — И никто не сможет это разорвать.
Следующие дни стали другими. Не было ни больших слов, ни громких признаний. Но каждый жест, каждый взгляд говорил больше.
Когда Энид брала её за руку в коридоре, Уэнсдей больше не отдёргивалась.
Когда Уэнсдей ставила чашку какао рядом с Энид, та больше не дразнила её, а просто улыбалась.
Когда они ложились спать, теперь между ними не было расстояния.
Уэнсдей всё ещё оставалась собой — мрачной, холодной, резкой. Но теперь в её тьме горел свет, и имя ему было Энид.
А Энид больше не чувствовала себя «лишней» или «слабой». Она знала: рядом с Уэнсдей она сильна.
Однажды ночью, когда весь «Невермор» спал, Энид прошептала:
— Я люблю тебя.
Уэнсдей открыла глаза, посмотрела на неё в темноте.
— Сентиментальные слова не имеют значения, — сказала она.
Энид нахмурилась.
— Ты опять...
— Но если уж ты их произнесла, знай: я не отпущу тебя. Никогда.
Энид рассмеялась сквозь слёзы и прижалась к ней ближе.
Так мрак встретился с светом. И впервые в жизни Уэнсдей Аддамс поняла: иногда самое страшное — не позволить себе чувствовать.
И она больше не собиралась этого бояться.