Руки прочь, професор!

Когда я просыпаюсь утром – у меня ломит каждую мышцу. Будто уголь неделю разгружала утром и вечером.

Я лежу долго, смотрю в едва-едва светлеющий воздух, пытаюсь осознать, что конкретно произошло вчера. Как до этого дошло? Я вроде просто Попова в больницу отвезла, потом – он потребовал оплаченный им приватный танец, и я все исполнила в лучшем виде, а потом...

С содроганием вспоминаю, как кончила в первый раз. Как лежала, опустошенная, всхлипывала, мир из мелких пазлов перед глазами выкладывала. Пять минут лежала. А потом настойчивые руки Попова заставили меня перевернуться на живот и на четвереньки встать.

Я шептала что-то отчаянное, что не могу, совсем не могу, но слова резко кончились, когда настойчивый мужской язык провел по ноющим и измученным моим складкам. Все я смогла. И потом еще раз смогла. Потому что Арс хотел еще и еще, вертел меня, мял, снова и снова заполнял собой и никак все не кончал сам.

Только в три часа ночи сжалился. Позволил уснуть.

Арс...

Боже...

Это ведь полное дно...

Он ведь враг для меня... Препод мой. Сволочной, озабоченный... Какой еще нафиг Арс?

Диван у него хоть и очень крутой – но все же спать на нем вдвоем можно, только прижавшись плотно друг к другу. И я сейчас ощущаю спиной, всей задней поверхностью тела – его тело. Горячее такое. Тяжелое...

Стоит мне чуть-чуть приподняться, как на бедро ложится настойчивая рука. Попов приподнимает голову, смотрит на меня пристально. Будто и не спал совсем.

– Я только попить, – шепчу заплетающимся языком. Даже в потемках его взгляд будто насквозь меня пронзает, – я быстро вернусь.

Ладонь разжимается, и Попов опускает голову обратно.

– Быстро! – хриплым шепотом напоминает он. И я – внезапно послушная девочка пулей лечу по его темной квартире. Только в ванной и спохватываюсь, что не так уж и принципиально – держать данное Попову слово.

Долго шарюсь по стенам в поисках выключателя, наконец нахожу, щелкаю, и первое, что видят мои глаза – я сама. В зеркале. Голая. На шее засос. Волосы – темной взлохмаченной гривой, пребывают в жутком хаосе. Ничего не скажешь. Красотка. Глаз не отвести!

Первый порыв – бежать. К чертовой матери бежать. Подальше от него. Туда, где удастся утопиться в горячей воде, попытаться смыть с себя следы вчерашнего безумия.

Безумия...

Кажется – насквозь меня прожигает острый вкус ночных воспоминаний. Потому что такое... Даже не сравнишь ни с чем.

Он целовал меня – и выпивал дыхание, выпивал жизнь, выпивал душу, но вкус его губ того стоил.

Он мял меня как тесто, вил из меня послушную веревку, его слова раскатывали меня тонким слоем и заставляли полыхать огнем на тысячу градусов.

Вчера я все что угодно была согласна сделать для него, лишь бы он ни на секунду не отпускал меня от себя. Лишь бы продолжал называть своей...

Господи...

Я смотрю на себя в упор, качаю головой.

– Аня, ты рехнулась! – сообщаю своему отражению твердо. – Какой еще к черту своей.

Своей девочкой, своей холерой, своей заразой...

Господи, господи, господи...

От ужаса прижимаю к горящим щекам ладони.

Это ведь трындец!

Срочно надо...

Что?

Мозг свой сменить, потому что этот бракованный?

Ох...

От зеркала отворачиваюсь, чтобы лишний раз себе в глаза не смотреть. Потому что то, что сейчас роится в моей голове – это неправильно, это нужно оттуда выгнать как можно скорее.

Попов приставал к моей подруге!!!

А мысли в голове о том, что нет смысла никуда бежать. Я не могу бежать вот так – с голым задом. Придется возвращаться в гостиную, а там чутко спит на диване Попов. И он наверняка проснется, если я начну шебуршиться по комнате в поисках разбросанной там одежды. А там... Он вряд ли даст мне куда-то сбежать. Ну, по крайней мере я старательно себя в этом убеждаю. Он ведь приказывал быстро к нему возвращаться...

А вдруг он это по инерции? Спросонья за мной повторил?

Ну ведь не о том ведь думаю.

А когда замечаю брошенную на стиральной машине темную футболку – и последние разумные мысли из головы испаряются. Пальцы так и тянутся к находке, встряхивают ее, любуются.

Обычная футболка, синяя, с готическим росчерком какой-то рок-группы на груди. Да и плевать бы на неё. Суть не в этом. Суть в том, что на стиралке брошено. А значит, Попов её носил. Бросил походя, не закинув в барабан.

Прижимаюсь носом к ткани – и сама ощущаю, как внутри начинает что-то тихонько побулькивать. Восторженное. Потому что...

Да, это его запах. Терпкий такой, солоноватый, смешанный с запахом какого-то парфюма. Такого непередаваемого...

Футболка оказывается на моем теле быстрее, чем я успеваю осознать желание её примерить. Просто бац – и все. Готово. Будто кожу снова окутывает невидимой аурой Попова, и нет его вроде рядом, но в то же время – запах его чувствую, даже жар его тела мне мерещится...

Ох, блин... Понимаю, что глажу эту чертову футболку, верчусь в ней перед зеркалом и любуюсь тем, как она сидит. Хотя просто ведь футболка, не по фигуре даже. Мешок мешком. Но такой прекрасный мешок... Внесите второй, пожалуйста...

Нет. Бессмысленно бежать. Я этого не хочу. Я сама не понимаю, чего на самом деле хочу. Точно не бежать. Вернуться. А там...

Не буду ничего загадывать. Будет как будет.

Выскальзываю из ванной на цыпочках.

Видимо, меня не было достаточно долго, потому что Попоа опять спит, крепко, не просыпается, пока я осторожно пробираюсь к столу и нахожу на нем свой телефон. Разблокировываю экран и чуть не вскрикиваю от удивления. Шесть пятнадцать? А ведь сегодня понедельник! Где будильник, почему не сработал?

А кто его ставил вообще? Мне вчера вообще не до будильников было. Попову...

Ему, видимо, тоже. Он ведь сразу со мной улегся, не ходил никуда. Точно помню. Ну и...

Смотрю на него растерянно. Я понятия не имею, во сколько он встает обычно, когда пары в универе в девять-двадцать. Ему же не надо на метро хрен пойми сколько до универа ехать от общаги. Наверное... Наверное, еще поспать можно. Часик. А там...

Требовательный стук перебивает мои мысли. Я вздрагиваю и оглядываюсь. Попов продолжает дрыхнуть, так крепко, что аж завидно. Даже если заподозрить его в какой-то паскудной шутке – нет вблизи него ничего, обо что бы можно было постучать.

Пока я верчу головой, стук повторяется. Из прихожей он. Я медленно выхожу туда, с такой осторожностью, будто из дверного глазка ружье сейчас высунется.

Приникаю к этому самому глазку. Вижу на затопленной желтым светом пролете женскую фигуру. И кто это у нас шляется в шесть утра по соседям? И зачем? Вроде не сверлим, не топим, да и нас не топят...

– Арс! – по какой-то неведомой мне причине женщина подает голос. – Арс, я вчера обещала тебе занести обед. Извини, что так рано, меня срочно вызывают на смену. Но я все еще вечером приготовила, забери пожалуйста.

Чего-о-о?

Это что еще за кошка драная Попову обедики готовит? Да еще и зовет его так по-свойски, будто с ним еще и трахается!

Боже, благослови замки, которые без ключа изнутри открываются.

Если бы не они – явившаяся к Попову баба не порадовала бы меня настолько вытянувшейся мордой лица. Ужасно было жалко, что не могу зафоткать.

Ну, конечно, пришла-то она к мужику, а получила взлохмаченную босую девицу в его футболке. Угадайте с трех раз, чем это мы всю ночь занимались?

– А... Где... – она заглядывает за мое плечо, будто надеется там найти Попова. Не находит. Огорчается.

– Арс спит, разумеется, – улыбаюсь развязно, – ему нужен отдых. Он так утомился. Всю ночь мне покоя не давал.

Мертвенная бледность разливается по лицу этой тетки. Нет, она симпатичная так-то. Моложавая, незатасканная. Волосы светлые, длинные, личико – как у русской красавицы из книги сказок. Только как же я не люблю всех этих... сказочных.

– Кто ты, детка? – она пытается что-то у меня разузнать. – Ты племянница Арсения? Надолго приехала?

Я вздыхаю. Как же тяжело с этими, правильными, которые до последнего будут уверены, что "всю ночь не давал покоя" значит "до часу ночи заставлял решать уравнения". А то, что мы орали всю ночь – так это мы не сходились в выборе математического метода. Вели строго научный диспут, ага-ага.

Склоняю голову набок, обнажая шею. Там самый темный засос из всех, что остались на моем теле после ночи.

– Как думаете, племяшкам любимым такое оставляют? – спрашиваю снисходительно. – Или у вас люстра недостаточно шаталась сегодня ночью? Ай-яй-яй. А я-то думала, что мы хорошо старались.

– Нет, нет, – она трясет головой, сопротивляясь из последних сил, – он не может с тобой. Ты же такая...

– Какая? – с интересом переспрашиваю и тут же подсказываю подходящие эпитеты: – Красивая? Сексуальная? Ну, это вы еще как я танцую не видели.

– Ты совсем девочка, – стонет женщина у дверей. Её натурально трясет. Как бы скорую не пришлось вызывать.

– Ну знаете, – я начинаю придирчиво изучать собственные ногти, – некоторым мужчинам, знаете ли, нравится, что из бабы в постели песок не сыплется. Вам не говорили? Ну, так это они чтобы вас не обидеть.

– А ну-ка отойди с дороги, дрянь, – вдруг свирепеет моя соперница, – где Арсений? Я хочу его видеть!

Она прет как танк, но... Весовые категории у нас одинаковые, только я поспортивнее буду. Не двигаюсь с места, разворачиваю плечи, враждебно щурю глаза. Вывожу на лоб мысль: "Сейчас вцеплюсь в волосы".

Я-то готова драться, а вот эта курица, кажется, уже отвыкла от таких прямых методов решения проблем. Как начинает напирать на меня, так и сворачивает все свои наступательные маневры.

– Шли бы вы отсюда, тетенька, – шиплю я яростно, подаваясь вперед, – пока ваш супчик с вермишелькой у вас на ушах не оказался. Где ему самое место.

– Это... Это... Я обо всем расскажу Арсению, – задыхаясь шипит женщина, а я бесцеремонно отдираю от дверного косяка её пальцы.

– Обязательно расскажите. Я ужасно этого боюсь. А сейчас – валите уже наконец. Дайте человеку выспаться.

Закрываю дверь, запираю замок как можно тише. Слушаю медленно удаляющиеся шаги – будто ушедшая баба не сразу уходит к себе, а останавливается, оглядывается на дверь Попова и гадает – не примерещилась ли я ей? Не приснилась? А если не приснилась – так может, как-то по-другому можно объяснить мое поведение?

Слушаю эти шаги, а уши-то горят.

Господи, что на меня нашло? Зачем подошла, зачем открыла чужую дверь, зачем наговорила этой незнакомой тетке всякого?

С другой стороны, в вопросе, что я задала себе перед тем, как открыть, больше нет никаких свободных вариантов ответа. Баба эта точно с Поповым трахается. Слишком моложавая для его матери, слишком ревнивая для другой родственницы. И уже это отбивает у меня желание вообще думать о ней. Сама дура, что на кобеля запала.

А он-то... Не профессор, а просто секс-гигант. И медсестричку нахлобучивает, и эту вот Мисс Средний Возраст, и на меня потенция остается. Что ж, значит, не ему предъявлять мне претензии. Хотя... Может, он и не подумает мне их предъявлять? Ну, вдруг ему будет плевать, что я послала эту наглую бабу, с этим её супчиком в круглом контейнере?

Нет.

Ему было не плевать. И он явно слышал почти весь наш разговор.

Это становится очевидно, как только я оказываюсь в комнате. Там буквально у самой двери я натыкаюсь на Попова. Сам он – голый абсолютно, но в руках у него ворох моих вещей. И их он швыряет мне.

– Одевайся, – рычит он совершенно яростно, – одевайся и убирайся вон.