19 страница22 июля 2025, 19:59

19 глава

08:16 утра.
Телефон завибрировал, когда я стоял у зеркала, пытаясь разобраться, как вообще начался этот день.

Я не спал почти всю ночь. После того, как отвёз Аню, осталась пустота. Ничего не помогало — ни душ, ни тренировка, ни попытка отвлечься в телефоне. Всё возвращалось к ней. К тому, как она смотрела на меня на мосту. К её поцелую.

Я всё испортил. Или собирался испортить.
Не потому, что не любил — а потому, что прошлое вечно цеплялось за горло, не позволяя дышать.

Сообщение. От неё.
Леона.

"Я больше не могу молчать. Это касается Ани.
Ты должен знать правду.
Пожалуйста, встреться со мной. Один раз. Последний."

Я не отвечал сразу. Просто смотрел в экран, чувствуя, как в груди нарастает глухая тяжесть.

Если бы я был умнее — просто удалил бы сообщение.
Если бы я был смелее — сразу бы рассказал Ане.
Но я не был ни тем, ни другим.

Через 15 минут я уже был в машине.

Поездка

Утро было серым. Воздух — тяжёлым, с намёком на дождь.
Я ехал медленно. Даже слишком.
Всё внутри сопротивлялось — как будто тело понимало: не надо. Развернись. Вернись к ней.

Но я упрямо нажимал на газ.

Кафе. То же, где мы с ней когда-то сидели. Я открыл дверь, колокол на входе прозвенел звонко, раздражающе.

Леона сидела у окна, как будто с первого взгляда знала, что я всё равно приду.

Встреча

— Привет, Эктор. — Она подняла взгляд. Не было улыбки. Ни одной фальшивой ноты. Только усталость и... какая-то искренность, от которой я насторожился ещё больше.

Я сел напротив. Молча.

Она пододвинула мне чашку кофе. Чёрный, как я люблю.
Я не притронулся.

— Ты изменился. — сказала она. — Глаза другие. Жёстче стали. Но я всё ещё помню, каким ты был.

— Говори. Быстро. — мой голос прозвучал резко. Почти чуждо.

Она чуть вздрогнула. И всё же заговорила:

— Это не про нас. И не про ревность.
Это про то, что ты должен знать, пока не стало слишком поздно.

Я откинулся назад, скрестив руки на груди.

— Мария и Ильхан Левито. — тихо сказала она.
— Родители Ани.

Я замер.

— Что ты несёшь?

— Я долго молчала. Потому что боялась. Потому что думала — это не моё дело. Но...
Я рылась в архиве. В полицейских отчётах. В старых базах данных. И нашла имя.
Имя твоего отца.

Секунда. Другая. Я чувствовал, как в груди нарастает паника, страх, злоба — всё сразу.

— Он фигурировал в закрытом деле. Финансовая схема, прикрытие, угрозы. Их смерть — не была просто аварией. Это было устранение свидетелей. И твой отец был замешан.

— Замолчи, — выдавил я, вставая.

— Эктор... — она смотрела в упор. — Если ты по-настоящему любишь её — ты должен узнать правду. А потом решай, как с этим жить.

Машина

Я вышел. Дождь моросил, капли падали на лобовое стекло, стирая контуры мира.
Я не включал музыку. Не включал фары.
Просто ехал.

Внутри всё кричало.
Может, она лжёт. Может, специально. Может...

Но «может» не успокаивало. Оно давило.

Я проехал знакомый перекрёсток, свернул на длинную трассу, ведущую к офису отца.

На телефоне высветилось:

Аня:
«Ты как? Всё хорошо?»

Я не успел ответить.
Впереди — мигающий жёлтый.
Справа — фургон.
Мокрая дорога.

Я чуть замедлился, подумал: надо бы остановиться, отдышаться...
Но мысль так и осталась мыслью.

Удар.

Громкий. Жестокий. Слепящий.

Машина завертелась. Металл рвался, стекло летело в стороны.
И тишина. В голове — тишина.
И только имя, последнее, что я успел подумать:

Аня...

———-

Анна.

Берта стояла у плиты в футболке с надписью «Слишком утро для драмы» и жарила тосты.
Она подняла на меня глаза:

— Ну что, мисс Турция. Как самочувствие после вечера с подростковым сериалом?

— Будто я в нём и осталась, — я села на табурет и обняла чашку чая.
— Как Фермин?

— Залепил пластырь, изображает мученика. А Ямаль с утра прислал фотку губы. Подпись: «Ты бы видела, как теперь на меня смотрят девчонки».

Я усмехнулась.
— Ты точно уверена, что не будешь омлет? — Берта заглядывает в сковородку с таким видом, будто собирается накормить не меня, а футбольную команду.

Я покачала головой, заваривая себе чай с жасмином.

— Я не голодная, — пробормотала. — Просто что-то... внутри не спокойно. Как будто день будет тяжёлый.

Берта замерла, посмотрела на меня поверх кружки.

— Сны были?

— Нет. Просто... не знаю. Чувствую что-то. Глупость, да?

Она ничего не ответила, просто села рядом. На секунду — никакой язвительности, никакого веселья. Только тишина.

— Мне нужно будет потом отъехать по делам, — сказала она спустя минуту. — Ненадолго. Ты?

— Цветочный. С 11 до 4. Потом, может, к тёте. Не знаю. Посмотрим по настроению.

— Ладно, — кивнула она. — Тогда встретимся вечером.

11:48.
Я стояла за прилавком, перебирая свежие ранункулюсы. В помещении пахло лавандой, подсолнухами и кофе из соседнего киоска.

— Добрый день, — улыбнулась я очередной паре, вошедшей в магазин. — Чем могу помочь?

Работа немного отвлекала. Я старалась не думать о нём. Не проверять телефон. Не писать первая.
Мы с ним и так прошли через слишком многое.

Вдруг — хлопнула дверь.

Я обернулась.

Берта.
Запыханная. Щёки алые, как будто бежала.

— Поехали, — сказала она сразу.

— Куда?

— Нужно кое-что тебе показать.

— Берта, я работаю. Подожди, я только заказ завершу...

— Аня, пожалуйста. Поехали. Сейчас. — она подошла ближе, глаза блестели.
— Это важно. Очень.

Я почувствовала, как внутри что-то резко провалилось.
Она никогда не говорила таким тоном.

— Что случилось?

— Потом. Быстро. Дай ключи, я закрою за тебя.

Я молча кивнула, отдала ключи, записала «временно закрыто» на табличке и вышла с ней.
В машине

Когда я села в машину Фермина, сердце забилось в три раза быстрее.

Он был за рулём. Но... его лицо.

Не как всегда.
Без улыбки. Без легкой шутки.
Губы сжаты. Глаза мокрые.

Я сглотнула.

— Фермин, — прошептала. — Что произошло?

Он посмотрел в зеркало заднего вида, но не ответил.

— Ребят, ну скажите, — я почти умоляла. — Умер кто-то? Что с вами?

Молчание.

Берта положила руку на мою.

— Аня... — сказала она тихо. — Мы едем в больницу.
С Эктором... произошла авария.

Я замерла. Мир будто перекосился.

— Что?! Какая авария?! Где он?! — голос сорвался.

— Мы не знаем деталей, — быстро сказала Берта. — Нам просто позвонили. Сказали, что он без сознания. Мы едем туда сейчас.

— Он жив?

Фермин сжал руль.

— Да. Но...

Леона.

1 час назад

Больничный коридор. Холодный, серый, со сквозняком.

Леона уже была здесь.
Она приехала первой.
Она знала, куда. Потому что она всё устроила.

— Господи... — прошептала она, увидев, как санитары выносят Эктора из машины.
На его лбу — кровь. На шее — царапины. Глаза закрыты.

Но он был жив.

Тормоза были подрезаны.
«Он должен был лишь испугаться... только испугаться...» — думала она.
«Но, если уж так вышло...»

Когда врач вышел спустя час, Леона уже сидела на стуле, потирая руки. Сумка на коленях, ровная осанка.

— С ним всё будет в порядке, — сказал врач. — Но...

— Но?

— Он потерял часть памяти.
Последние события — стерлись. Это временно... или нет. Пока непонятно.

Внутри неё что-то оборвалось. Но и родилась новая идея.

— Можно к нему? Я... Я его девушка.

Врач кивнул. Через минуту она уже была в палате.

Палата

Эктор сидел. Голова — в бинтах. Вены — с капельницами.
Глаза открыты. Пустые.

Он посмотрел на неё.

— Эктор, — выдохнула она, подходя ближе. — Ты узнал меня?

Он молчал. Щурился, будто пытался вспомнить.

— Это я. Леона. Твоя девушка.

Он отвёл взгляд. Смущённо пожал плечами.

— Прости... но я не помню.

Она наклонилась к нему, достала из сумки распечатанные фото — селфи, отпуск, сцены, которые могли быть кем угодно.

— Смотри, это ты и я. Мы были вместе. Мы... любили друг друга.

Он взял одно фото в руки. Рассматривал.

— Правда?

— Конечно.
И ты говорил, что я — единственная, кому ты доверяешь.

———

Анна.

Больница была серой.
Слишком серой.
В ней пахло холодным пластиком, антисептиком и страхом.

Я шла по коридору, сжав кулаки так сильно, что ногти впивались в ладони. Берта шла рядом, её дыхание сбивалось, Фермин впереди — молча, быстро, с зажатыми челюстями.

— Куда мы... — прошептала я, но слова застряли в горле.

И тут он остановился.
Перед дверью.
Рядом стояла девушка. Худая, высокая, в чёрном пальто. Волосы — собраны в идеальный пучок, губы — алые. И глаза. Глаза, в которых не было ни страха, ни боли. Только... ожидание. Как будто она была здесь, потому что должна быть.

Фермин напрягся, как пружина.

— Ты что тут делаешь?

Девушка повернулась. Посмотрела сначала на него, потом на меня.
А потом — на Бертy.

— Я узнала, что мой парень попал в аварию, — ровно, без дрожи в голосе сказала Леона— Вот и приехала.

Парень?
У меня в груди будто что-то оборвалось.

— Ты... кто? — прошептала я.

Фермин сделал шаг вперёд.

— Её зовут Леона, — сказал он жёстко. — И поверь, она здесь не потому, что волнуется.
— Фермин, — вмешалась Берта, — подожди, ты её знаешь?

— Знаю. И не хочу, чтобы она заходила в палату.

Леона усмехнулась. Почти вежливо.

— Эктор сам решит, кого он хочет видеть.
— Он ничего не решит, — отрезал Фермин. — Он даже себя не узнаёт. Ты прекрасно это знаешь.

Мой мозг не успевал переваривать.
Что она здесь делает? Почему она говорит так, как будто они...
Я сделала шаг к двери.

— Я хочу увидеть его, — сказала я.

Леона посторонилась. Почти с улыбкой.

— Конечно. Проходи. Только не надейся.

Палата

Дверь скрипнула.
Белые стены. Тишина.
И он.

Эктор.

Мой Эктор.
В бинтах, в халате.
Смотрит в окно.
Опустошенный. Раненый. Но... живой.

Я встала на месте.
А потом подошла.

— Эктор, — прошептала.
Он обернулся.

И посмотрел на меня.
Словно я — пустое место.

Я сделала ещё шаг.

— Это я. Аня. Ты в порядке? Что случилось?

Я протянула руку к его ладони.
И он...

убрал руку.

Словно я обожгла его.

— Кто... ты? — спросил он.

Остановилось всё.
Дыхание. Сердце. Время.

— Что?

— Я... не знаю тебя, — сказал он, нахмурившись. — Простите.

Я не дышала.
Мир пошатнулся.
Я отступила на шаг.

— Эктор...
— Простите, — повторил он, — вы, наверное, ошиблись.

Раздался голос врача.

— Он потерял часть памяти, — сказал мужчина в белом халате. — Последние месяцы. Шок, травма головы. Это бывает.

Я стояла. Смотрела.
На человека, которого любила.
Который смотрел на меня, как на незнакомку.

— Эктор, — хрипло сказала я. — Ты меня знаешь. Ты должен знать. Мы... мы были вместе. Мы любили друг друга.
Мы ходили в парк. Ты дарил мне пиджак. У тебя есть собака — Пушистик. Мы...

Я уже кричала.

— Ты говорил, что хочешь, чтобы я осталась!
— Ты просил не уезжать!
— Ты смотрел на меня... не так!

Он не ответил.
Просто смотрел.
С тем же пустым, отрешённым взглядом.

И тогда я сломалась.

Я бросилась вперёд, схватила его за плечи.

— Эктор! Пожалуйста, вспомни! Это же я! Скажи хоть слово! Скажи, что ты меня помнишь! Скажи!

Он слегка оттолкнул меня.

— Простите...
— Эктор!

За дверью

Берта схватила меня.
Фермин подошёл, подставил плечо.
Они буквально вытащили меня из палаты.

Я вырывалась. Кричала.

— Отпустите! Он меня вспомнит! Он вспомнит!

— Аня, пожалуйста... — шептала Берта. — Всё... Всё, пожалуйста, дыши...

Мы вышли в коридор.

Я рухнула на пол. Просто села прямо там, прижавшись к стене.
Слёзы текли сами. Без звука. Без остановки.

И тут...

Я подняла голову.
В нескольких шагах — стояла Леона.
Прислонилась к стене, скрестила руки.
Спокойная. Холодная. Уверенная.

Фермин обернулся. Заметил её.
Пошёл вперёд.

— Убирайся отсюда.

— Почему ты так груб? — она подняла брови. — Я просто хочу быть рядом. Я же говорю: я — его девушка.

— Ты ему никто.
Ты. Ему. Никто.

———-

Я не помню, как мы вышли из палаты.

Не помню, как закрылась за спиной дверь.
Как Берта взяла меня за руку. Как Фермин сказал врачу «спасибо».
Зачем «спасибо»?

Мы шли по коридору, где пахло антисептиком и чужим горем, но у меня всё плыло.
Мир рассыпался в шум. Люди были как прозрачные тени.
Моё сердце будто осталось там — в той комнате.
А он... не узнал меня.

Он посмотрел на меня так,
как будто я просто прохожая.
Как будто у нас никогда не было ничего.
Ни капель дождя на ресницах,
ни тёплого пледа,
ни его пиджака,
ни смеха, ни спора, ни взгляда.
Ничего.

В машине

Я села в машину и смотрела в окно.
Снаружи — машины, деревья, дождь.
Внутри — ничего.
Никаких чувств.

— Аня, попей воды, — сказала Берта, обернувшись.

Я даже не шевельнулась.
Смотрела, как капли скатываются по стеклу.
Раз — и исчезли.
Вот и я так же.

Фермин молчал. Его руки на руле дрожали.
Он пытался что-то проглотить — слова, ком в горле, может, и слёзы.
А я просто... не чувствовала тела.

Ни рук. Ни ног. Ни дыхания.

Я была просто... пустой оболочкой.

Дома

Я не помню, как мы дошли до квартиры.
Я села на диван.

Берта что-то говорила.
Фермин ходил по комнате.

Берта принесла чай.
— Попей. Пожалуйста. Горячий. Тебе надо согреться.

Я не могла взять чашку.
Руки были тяжёлые. Будто не мои.

Она принесла что-то поесть.
— Хотя бы кусочек. Ради меня.

Я смотрела в одну точку.
Белая стена. Всё.

— Аня, — прошептала Берта. — Ну пожалуйста.
— Ты не кукла.
— Он обязательно вспомнит тебя. Он не может не вспомнить...

Я с трудом повернула голову.
Всё будто замедлилось.

Фермин застыл.
Берта замолчала.

— Я как будто умерла там, в той палате.
— Он стёр всё.
Нашу осень. Наш контракт. Пушистика.
И меня.

Мою любовь. Моё имя.

Он убрал мою руку.
Как чужую.

И я поняла:
меня больше нет.

———
Я проснулась от тишины.

Не от солнца. Не от звуков.
Просто глаза сами открылись.
Внутри — глухо. Пусто. Как в доме, где давно никто не живёт.

Я не знала, сколько времени.
Мне было всё равно.

Через пару минут в комнату вошла Берта.
С подносом. Чашка чая, бутерброд, варенье.
Она поставила его рядом и присела.

— Поешь, пожалуйста. Ты ничего не ела со вчерашнего вечера.

Я посмотрела на еду. Как будто на что-то далёкое.
Потом перевела взгляд на неё.
Сказала ровно:

— Сегодня понедельник.

Берта моргнула.

— Хочешь, после — поедем в больницу? К нему?

Я молчала.
Берта тяжело вздохнула.

— Хорошо. Только потом возвращайся домой, ладно?

Я кивнула.
Сделала глоток чая, на автомате.
Оделась. Взяла тёплую кофту.
И вышла. Одна.

Кладбище

Я стояла перед двумя чёрно-белыми фотографиями.
Папа и мама смотрели на меня, как всегда — спокойно. Мудро.
Я поставила свежие цветы. Колени дрожали.
Руки тоже.

— Простите... — прошептала я.
— Я правда старалась быть сильной. Но...
— Он меня не помнит.

Мама будто смотрела с укором, но мягко.
Папа — молча, сдержанно, как всегда.

— Я любила его, — сказала я. — Наверное. Или уже больше.
— А теперь всё... как будто стёрли ластиком.

И я заплакала.

По-настоящему. Без сдержанности.
Села прямо на камень у подножия, закрыла лицо руками.

— Мне больно, — всхлипнула я. — Очень.

———
Форт.

Я помню, что зовут меня Эктор.
Я помню, как мяч попадает в сетку. Как запах мокрого газона пронзает лёгкие.
Я помню, каково это — выигрывать.

Но всё остальное...
Словно смыло волной.

Леона — моя девушка. Так она сказала. Так все говорят.
Фотографии подтверждают.
Улыбки, объятия, рестораны, свидания.

Я киваю, улыбаюсь, пытаюсь быть вежливым.
Но внутри — тишина.

Будто кто-то поменял местами настоящее и подделку.
Я знаю Леону. По фактам.
Но я её не чувствую.

— Тебе нужно отдыхать, Эктор, — её голос мягкий, почти заботливый.
Она поправляет мне подушку.
Садится рядом.
Берёт за руку.

— Мы пережили столько всего. Но ты всегда был сильный. Я с тобой.

Я смотрю на её лицо.
Правильное. Симметричное.
И абсолютно чужое.

— Спасибо, — говорю я, потому что так надо.
Потому что ничего другого не приходит в голову.

Но тут...
перед глазами всплывает её лицо.
Другое. Совсем другое.
Не из фотографий. Не из рассказов Леоны.
Изнутри.

Глаза, полные боли.
Руки, дрожащие от страха.
Она произносит моё имя — и сердце сжимается.

Я видел её. Вчера.
Пока вокруг все суетились, она ворвалась в палату.
Плакала. Дрожала. Кричала:
— Эктор, ты меня помнишь?

Я не помнил.
Но именно это её «Эктор»
до сих пор звенит в голове.

— Леона, — говорю я, глядя в окно, — кто была та девушка?

Она отвлекается от телефона.

— Какая девушка?

— Которая приходила вчера.
Темноволосая. Худенькая. Кричала моё имя, пока её не увели.

Она делает паузу. Длинную.

— А, она. Просто... одна из.
— Одержимая, кажется. Я уже просила охрану, чтобы её не пускали.
— Эктор, тебе нельзя волноваться.

Я слушаю.
Киваю.
Но что-то в животе холодеет.

Если она — "никто",
почему у меня в груди
так больно, когда я думаю о её голосе?
В палате было тихо. Только капельница щёлкала каплями, отмеряя время, которого я не чувствовал.

Я сидел, глядя в окно. Всё казалось... чужим. Даже собственное отражение. Как будто я читаю книгу о себе, но не понимаю, как я оказался на этих страницах.

И вдруг — голоса за дверью. Женский — мягкий, мужской — глухой и сдержанный.
Я не сразу понял, что это мама и папа.

Дверь почти открылась, но... кто-то их остановил.

— Здравствуйте, — голос Леоны — сладкий, чуть растянутый, как будто она давно репетировала эту встречу.
— Как приятно вас видеть... Вы так изменились. Неудивительно — ведь прошло столько времени...

— Леона? — голос отца был сухой, почти удивлённый.
— Что ты тут делаешь?

— Я... — она слегка вздыхает, — Я с Эктором. Мы вместе. Я была рядом всё это время.
— Он ничего не помнит, но я помогаю ему восстановиться.
— Я просто... очень его люблю.

Пауза. Глухая, тяжёлая.

— Мы думали, вы давно расстались, — мама явно старается быть сдержанной.
— После той истории... с медиа. Где ты говорила, что была с ним ради популярности?

Леона легко смеётся — слишком легко.

— Господи, ну вы же знаете, какой бред иногда несут журналисты.
— Я была молода, глупа.
— Но я изменилась.
— Эктор нужен мне, как никогда. Я хочу быть рядом. Поддержать.
— И... вы же видите, кроме меня здесь никого.

— Кроме тебя? — папа хмыкает, и я почти слышу, как он скрестил руки на груди.
— Мы пришли не выяснять, кто рядом. Мы пришли увидеть сына. Всё остальное нам плевать.

— Конечно, конечно... — Леона поспешно отступает в сторону.
— Проходите.

Через пару секунд дверь открылась, и я увидел их.
Мама и папа.
Родные. Настоящие.

У мамы дрожали пальцы, хотя она пыталась улыбнуться. Папа посмотрел на меня пристально, как будто изучал — я ли это.

— Привет, сынок, — сказал он тихо.

Я кивнул.
И впервые за долгое время внутри что-то дрогнуло.
Не воспоминание.
Но... что-то похожее на тепло.

И всё же — где-то на задворках сознания
всё ещё стоял вопрос:

Кто она?
Та, чьё имя никто не называет.
Мама сидела рядом, положив ладонь на мою руку. Её пальцы всё ещё дрожали, но голос звучал спокойно:

— Эктор... тебя выписывают завтра. Врачи говорят, что тебе стало лучше. Хотя бы немного.

Я кивнул.
Внутри — пустота.
Как будто кто-то стёр кусок моей жизни и теперь я должен притворяться, что всё в порядке.

— Странно, — подал голос отец, прислонившись к подоконнику. — Он только вчера попал сюда. После аварии — минимум неделя.
— А его уже отпускают?

Я пожал плечами, стараясь говорить ровно:

— Врачи сказали, что лежать смысла нет. Травмы не критичные.
— Надо больше двигаться, гулять, может, что-то начнёт всплывать.
— Воспоминания.

— Они вообще тебе объяснили, что именно ты забыл? — папа нахмурился.

— Нет. Только сказали, что память частичная.
— Я помню детство, школу, футбол...
— Но последние пару лет — как будто провал.
— Некоторые лица мелькают в голове... но я не знаю, кто они.

Мама сжала мою руку крепче. Я поймал её взгляд — в нём была тревога. Но не из-за моего состояния. А из-за кого-то.

— А вчера... ты говорил, что была девушка.
— Та, что кричала твоё имя. Ты что-то почувствовал?

Я опустил взгляд.

— Я не знал, кто она.
— Но когда она подошла — внутри что-то... сжалось.
— Странное чувство. Неприятное. Не боль... но будто сердце вырвали и вставили обратно.

Мама молчала. Папа встал и начал ходить по палате.

— Я хочу сам во всём разобраться, — продолжил я.
— Без давления. Без тех, кто лезет с воспоминаниями.
— Кто-то говорит, что был мне близок, но я не чувствую этого.

Я резко взглянул на дверь.
Она всё ещё стояла за ней.
Леона.

И с каждым часом у меня появлялось всё больше вопросов.
Но один — главный:

Если она — моя девушка...
почему, когда я смотрю на неё, внутри ничего не откликается?

Через день.

Дом встретил тишиной и лёгким запахом хвои — знакомым, но отчего-то чужим. Я шагнул внутрь и остановился у порога. Всё казалось знакомым, как будто я здесь жил всю жизнь, но сердце... молчало.

— Проходи, — сказала Леона, захлопывая за нами дверь. — Садись. Я сейчас кое-что приготовлю.

— Можно я просто прилягу немного? — я почувствовал, как усталость подступает к вискам.

— Конечно, — она мягко улыбнулась. — Врач сказал, что тебе нужен постельный режим. Но недолго. Потом сходим в парк, развеешься.

Я кивнул.

— А кушать хочешь?

— Хочу, если честно.

— Хорошо, я быстро сбегаю в магазин. Тут рядом. Ты только, пожалуйста, никуда не выходи, ладно?

— Ладно.

Она поцеловала меня в висок. Неожиданно.
Я ничего не почувствовал.
Ни тепла. Ни близости.
Как будто... просто прикосновение.

Когда дверь за ней закрылась, я остался один.
Дом был слишком тих.
Слишком правильный.
Словно декорации.

Я пошёл в спальню.
Туда, где, по идее, должен чувствовать себя... дома.

Тяжело опустился на кровать. Подушка пахла чем-то другим.
Не её духами.
Чем-то мягким, тонким...
Цветочным?

Я опустил взгляд и заметил её.

Маленькую, почти невидимую заколку.

Пальцы коснулись её машинально.
Лёгкий холод металла — и вдруг...

Flashback

— Эктор, хватит, я щекотки боюсь! — её голос, звонкий, живой, он смеётся, а потом она прижимается ко мне на постели, запутываясь в одеяле.
— Ты обещал быть серьёзным.
— Я? — улыбаюсь. — Я же никогда не сдерживаю обещаний.

Она смеётся, целует меня в висок. Я смахиваю с её лица прядь, заправляю за ухо — и именно тогда замечаю эту заколку.
— Такая деталь. Ты не меняешь её никогда?

— Ага. Это мамина. Она осталась со мной. —
И взгляд у неё становится печальным, но каким-то родным.

The Flashback is over

Настоящее

Я резко выдохнул, откинулся назад.
Заколка всё ещё была в руке.
Сердце глухо стучало, как будто ударилось о старую дверь.

Кто она?
Почему я вижу её? Почему... мне больно?

Я встал, подошёл к окну.
На улице всё было по-прежнему.
Только внутри что-то начало двигаться.

И имя, застрявшее на краю памяти,
еле слышное, будто из сна:

Анна.

Вечер падал на комнату медленно и глухо, как одеяло, которым никто не хотел укрываться.

Берта уже давно вышла на кухню, оставив на тумбочке суп. Пар над ним давно исчез. Я даже не взглянула. Лежала, уставившись в потолок. Без мыслей. Без желания думать.

Просто... пустота.

Словно внутри всё выгорело. Кажется, даже сердце стучало медленнее, будто не было смысла торопиться.

Стук в дверь.

Я даже не сразу пошла открывать. Просто... посмотрела в сторону звука, и только потом медленно поднялась.

Курьер.
Букет белых лилий.

Я взяла.
Записка: «Извини,если причинил боль

Я не думала. Просто схватила пальто, сумку, ключи.
Через двадцать минут я уже стояла у его двери. Сердце стучало в груди так громко, что мне казалось, он услышит, даже не открывая.

Дверь распахнулась.

Эктор.

Мой Эктор.
Но... не мой.
Глаза были другие. Пустые. Сдержанные. Осторожные.

— Что это? — я подняла букет, голос дрожал.

Он смотрел на него несколько секунд, потом поднял глаза.

— Прости. Я... правда не знаю, кто ты.

Я сжала пальцы в кулак, будто этим можно было сдержать всё, что подступало.

— Тогда это что?! — я вытащила из его руки ту самую заколку, что оставила у него на подушке. — Что это, Эктор?! Вспомни! Прошу!

Он поморщился, сделал шаг назад.

— Я не... — голос глухой. — Я не помню этого. Прости.

— Нет! — я резко прошла внутрь, он попытался остановить, но не решился тронуть.

Я подошла к его книжной полке. Верхняя папка, я помню.
Я встряхнула её — и наши фотографии посыпались, как из разбитого времени.

Я подняла одну — там мы сидели вместе на трибуне. Он смотрел на меня, как будто я всё, что у него есть.

— Смотри! — я сунула фото ему в лицо. — Это не сон. Это мы. Это ты. Это я. Ты смотрел на меня так, будто я твоя Вселенная! Ты влюблен!

Он отвёл взгляд.

— Я не влюблён, — глухо.

— Посмотри на меня! Я — Аня! Я знаю тебя! Я была с тобой, когда тебе было страшно! Когда ты боялся будущего! Я любила тебя — по-настоящему, Эктор!

— Хватит! — крик. — Я не помню! Пойми!
  
— Сколько... — голос сорвался, — сколько можно причинять мне боль? Сколько?!

Я бросила фотографии на пол.
— Ты говорил, что рядом с тобой я в безопасности. Где ты сейчас?

Он отвернулся.

— Это был другой Эктор. Ты знала его. Не меня.
   
Я посмотрела на букет.
Медленно, будто в слоу-мо, бросила его о пол.

— Тогда зачем ты прислал мне это?! Зачем?! — крик.

Он сделал шаг, взял меня за запястье:

— Успокойся. Прошу...

— Не трогай меня! — я вырвалась, оттолкнула его, он чуть пошатнулся.
— Я ухожу. И больше не приходи. Не звони. Не ищи. Если в тебе ещё осталась хоть капля человека... дай мне уйти с тем, что осталось.
  
Он молчал.
Я ушла.
Он не пошёл за мной.

——-

Я не помню, как дошла до такси.

Кажется, дождя не было, но куртка промокла насквозь. Или это я вся промокла изнутри. Будто кто-то вылил ведро ледяной воды прямо в грудную клетку. В легкие. В сердце.

Я ехала молча. Не просила включать музыку, не смотрела на дорогу.

В ушах всё ещё звучал его голос:
«Я не помню тебя...»
«Ты знала другого человека...»

Мой Эктор.
Тот, что мог обнять, когда мне было страшно.
Тот, что поддерживал, когда я не могла перестать реветь.
Тот, кто злился, кто защищал, кто целовал, будто в этом вся жизнь.

Он смотрел на меня, как на прохожую. Как на девушку, которой случайно прислали чужие цветы.
   
Я пришла домой. Берта что-то сказала, но я не расслышала.
Прошла в комнату. Закрыла дверь.
Села на пол, обняв колени.
И тишина.

Внутри всё горело. Но снаружи — ничего.

Ни крика. Ни рыданий. Ни звука.
Только глаза.
Мои собственные глаза в отражении шкафа.

— Он не помнит, — прошептала я.

Голос сломался.
Он не мой. Я не его.

Я медленно поднялась, подошла к столу.
В вазе стоял его букет. Который подарил он мне давно.
Лилии. Белые. Хрупкие, как я сейчас.

Я провела пальцами по лепесткам.
Мягкие. Как его ладони.
Согревающие. А теперь — чужие.
   
— Зачем ты прислал это, Эктор?..
Я чуть не выдохнула вслух.

Он не услышит. Он не помнит.
Он не знает, как зовут девушку, которая сжимает в руке его фотографию.
Он не чувствует, что где-то в груди у него должно быть пусто.
Он не помнит, что когда-то держал мою руку, как будто терять её — значит потерять себя.
  

Я заползла под одеяло. Закрыла глаза.

Ничего не меняется.
Ты можешь зажмуриться — и всё равно видеть.
Ты можешь спрятаться — но боль находит.

Я не знаю, что будет дальше.
Не знаю, захочет ли он вспомнить.
Не знаю, есть ли ещё шанс.

Я только знаю одно:
Я помню.
Я чувствую.
Я люблю.

А он — нет.
  
И это...
хуже смерти.

Форт.

Я поднялся, немного качаясь. В голове всё ещё будто в тумане. Пространство вокруг не до конца моё — как будто ты в своём доме, но у каждой вещи стерто имя.
Я прошёл в коридор, открыл.

— Эктор!

И в ту же секунду меня стиснули руки. Знакомые. Теплые. Настоящие. Я чуть не покачнулся назад, но парень — он — удержал меня.

— Ты чё, не узнаёшь, что ли? — весело ляпнул он. — Ямаль!

Я всмотрелся в лицо.
Глаза горят. Улыбка до ушей. Тот самый шумный тип, который появляется, как торнадо, и сносит скуку с лица земли.

— Нет, не забыл, — чуть усмехнулся я, осторожно хлопнув его по плечу. — Просто ты слишком рано.

— Рано? Тебя чуть грузовик не сбил, а я только сегодня от Фермина узнал, и сразу к тебе! Надеюсь, ты хотя бы меня-то помнишь? — он рассмеялся.

Я хотел пошутить в ответ, но...
где-то в груди кольнуло. Чуть-чуть. Будто кто-то на секунду взял струну и дернул.

— Помню, — сказал я. — Ты — Ямаль. Ламин Ямаль.

Он поднял брови.

— Ай, тигр! Вот это уже звучит привычно! — он хлопнул в ладони. — Ну что, что сидеть-то? Пошли прогуляемся? Или ты уже договорился с Аней?

Имя.
Аня.

И я замер.
Ноги будто сами приросли к полу.
На долю секунды в голове вспыхнул образ — девушка. Голос. Тепло. Но всё снова исчезло, как дым.

— Не договорился, — глухо ответил я. — Пошли.

Мы шли медленно. Он — как всегда, болтал, смеялся, рассказывал что-то про команду, тренировки, про то, как Ламин в кого-то влюбился, но боится признаться.
Я слушал, иногда кивал, но мысли... где-то далеко.

И вот, когда мы вышли к парку, Ямаль остановился.

— Стой, дай присяду, — сказал он, наклоняясь к ботинку. — Шнурок развязался.

Мы сели на скамейку. Солнце светило в лицо.
Люди ходили, смеялись, кто-то выгуливал собаку.

А я...
Я вдруг услышал внутри голос.
Тихий. Знакомый.

«Аня ты моя самая большая победа...»

Я резко выдохнул.

Что это было?

Я посмотрел на руки. Пустые.
Но будто кто-то держал их только что.

— Эй, — Ямаль толкнул меня локтем. — Чё ты вдруг замолчал? Всё нормально?

Я молчал.

— Ну, — продолжил он, чуть мягче, — как Аня-то? Она ведь, наверное, с ума сходила, когда узнала...

И я не знал, что сказать.

Я хотел соврать.
Сказать, что всё хорошо. Что мы поговорили. Что я помню.

Но... не смог.

— Я... — выдохнул я. — Я её не помню, Ямаль

Он посмотрел на меня. Молча.
Потом опустил глаза.

— Блин... — только и сказал он. — Ты серьёзно?

Я кивнул.

И снова это чувство — будто внутри что-то треснуло.
Не больно.
Но страшно.

— Я пытаюсь, — сказал я почти шёпотом. — Но пока — пусто.
Он помолчал, потом кивнул:

— Она хорошая. Очень.
И... она тебя любит.
По-настоящему.

Я сжал кулаки.

Почему же тогда внутри так пусто?..
Я отвёл взгляд. Всё внутри горело — как будто кто-то лопатой ковырял по живому.

Ямаль молчал пару секунд. Потом резко встал и хлопнул руками по коленям.

— Эктор! Ну как так, а?! — в голосе его была и досада, и разочарование, и растерянность. — Ты не можешь просто взять и вычеркнуть всё! Вы же столько прошли!

Я сжал челюсть.

— Я не хочу больше, Ямаль.
— Не хочешь — чего?

Я посмотрел прямо на него.

— Не хочу всё это вспоминать. Думаю... думаю, я счастлив с Леоной.

Наступила тишина.
Он замер. Медленно сел обратно.
Уставился на меня, будто я сейчас сказал, что женюсь на ведьме из сказки.

— С кем? — переспросил он.

Я повторил:

— С Леоной.

Он резко дёрнулся вперёд.

— Что?! С этой козой?!
— Ямаль...

— Скажи, что ты шутишь, бро. Просто скажи, что ты тупо травмирован и несёшь чушь!

— Нет, — спокойно, но сдавленно выдохнул я. — Я не шучу.

Он покачал головой, встал и отошёл на пару шагов.
Потом вернулся, уперев руки в бёдра, глядя прямо мне в глаза.

— Эктор... ты меня извини, но...
Ты — такой дебил.

Я ничего не ответил.

— Если бы у меня была рядом такая девушка, как Аня... — он ткнул пальцем в грудь. — Я бы всё, ВСЁ за неё отдал. Даже карьеру.

Я отвёл взгляд, стиснув зубы.

— А ты что? Променял искреннюю, живую, настоящую на... Леону? На холодную манипуляторшу, которая, блин, вечно делала из тебя куклу?

— Хватит! — сорвался я. — Хватит говорить про неё! Я её не помню — значит, ничего не было. Всё. Пусто. Понимаешь?!

Ямаль посмотрел на меня.
Долго.
Словно проверяя, правда ли это я.

Потом выдохнул, и уже тише:

— Нет, Эктор...
Это не пусто.
Ты просто боишься.
Потому что любишь. Даже если не помнишь.

Он отошёл и сел обратно, устало.

— Но окей... — пробормотал он. — Если ты сам не вспомнишь — судьба напомнит.

————————————

Переходите в мой тгк: rrivishkka_
Там проходит голосование с кем написать следующий фанфик🤍

19 страница22 июля 2025, 19:59

Комментарии