Глава 6
Юджин О'Кеннет
Я достал пачку сигарет, крепко сжимая их в кулаке. Вокруг пахло ладаном и дымом, что поднимался от зажженных свечей. Утренняя свежесть, из-за распахнутых дверей собора, разбавляла молебность воскресной Мессы. Легкий сквозняк кружил в воздухе, шевелил волосы, которым не помогал держать равновесие гель, и играл с пламенем фитилей. Я облокотился спиной о белую колонну у исповедален.
Аните все же удалось вытащить меня утром из постели. Иногда ей и не приходилось стараться, чтобы склонить меня на свою сторону. Я никогда не мог ей отказать. Порой, мне казалось, что она понимала успех своих манипуляций, но потом я смотрел в ее невинные глаза и терял смысл всех своих мыслей. Какая, к черту, разница, если ради ее улыбки я готов на все?
Вытащив сигарету, я обхватил ее губами, подкуривая. Сделав тягу, я огляделся по сторонам. На деревянных скамьях, что размещались параллельно друг другу, сидело лишь пару человек. Две женщины и мужчина, который стоял на коленях у алтаря перед Отцом и молился. Анита ушла в одну из исповедален, явно каяться в своих покрасневших вчера щечках. Мне нравилось ее провоцировать. У девушки начинали дрожать руки, она закусывала губы и мило отворачивалась. В такие моменты я позволял себе мечтать о ее обнаженном теле на простынях, о стонах, наших ласках и самом умопомрачительном сексе в моей жизни.
Черт, я всегда представлял ее. Трахая других, частенько закрывал глаза и вспоминал: наши танцы на редких светских вечерах в Дублине, ее улыбки, заливистый смех и свое имя из сочных, персиковых губ. Ей было семнадцать, когда я влюбился. Вернулся в поместье после выступления с труппой, зашел в дом и увидел повзрослевшую, округлившуюся Аниту, в которой неизменными оставались лишь ямочки и запах краски.
До сих пор помню: три толчка сердца. Пауза. Его падение в живот и слепота. Наверное, парни в двадцать два года страшатся своих чувств и привязанностей к девушке, но я не был одним из тех идиотов, которые бегут «во благо». Я захотел ее себе, только для себя.
Всегда.
Сигарета дотлела до фильтра. Ее жар начал обжигать пальцы. Я затушил ее о серебряный подсвечник и положил окурок в карман. Хоть я и был неверующим засранцем, но осквернять памятник не хотел.
Собор Святого Георга находился в двадцати километрах от поместья. Раньше это были одни владения, но со временем вокруг него образовалась небольшая деревня, отделяя наш дом от своего источника божественного.
Витражные окна всегда подсвечивали каменный пол рисунками святых и библейских преданий, ладан кружил голову, как наркотик, заставляя, и вправду, отпускать тяжесть своей души.
Что такое вера? Слепота, уверенность в несуществующем и доверие. Она была похожа на мою любовь. Посреди пустыни, с закрытыми глазами, я представлял то, чего нет. Я не признавал существование Господа, ведь святость - это мы все. Люди всегда гонятся за призраками, пытаясь обвинить их в своих поступках. Наверное, им так проще? Заниматься непотребствами, читать молитвы, в перерывах имея жену своего друга?
Я издал смешок, выбираясь из своего укрытия. В соборе было всего три кабинки для исповеди. Ани скрылась в первой, а я направился к своему излюбленному месту. Она находилась близко к алтарю, затемненная тенью ширмы и оранжевым витражом, который наполнял ее изнутри духом спиритизма. Проверив ширму священника, я зашел со стороны говорившего, задернул шторку и присел на скамью.
Здесь пахло пылью и свежей краской. Коричневая потертая сетка, что разделяла помещение надвое, отразилась на моих руках прямоугольными засечками. Никогда не любил исповеди. Это зародилось еще в детстве. Нас с Дезмондом заставляли признаваться в своих поступках публично: мать, отец и священник. Дез всегда говорил правду, а я играл. Уже тогда, маленьким мальчиком, примерял на себя маски, постепенно забывая истинность натуры.
— Простите, Отец, я грешил, грешу и грешить буду, — улыбнулся я, складывая руки перед грудью ладонями. — Веду себя эгоистично, трахаюсь со всеми подряд и... мечтаю о той, которая душой принадлежит моему брату.
Я закрыл тяжелые веки и расплылся в мечтательной улыбке. Я не видел смысла клясться перед другими, обещая задушить свои пороки. В первую очередь избавление нужно тебе, а если нет, то и пошли все в зад.
В детстве мне говорили, что волшебное слово - это «спасибо», но когда я вырос, понял, что оно звучит как: «плевать».
— Знаете, что я хочу с ней сделать, Отец? — внутри завибрировало от возбуждения. — Когда мне было пятнадцать, меня заставили вновь посетить Мессу. Здесь в хоре была одна девчонка, я не помню ее имени. Блондинка с шикарной улыбкой и девственностью, которую я забрал в одной из этих кабинок.
Мой голос звучал дьявольски. Он наполнял эхом тесное помещение, заглядывая в щель ширмы, но не выходил за нее, потому что все мои секреты навсегда останутся здесь.
— Именно тогда я познакомился с грехом, исповедуя лишь одну религию - Похоти, но рядом с чудесной Анитой мне хочется прикоснуться к Господу, — эрекция потерлась о шов брюк. Я поерзал бедрами, оттягивая ткань в паху, чтобы освободить место члену. — У меня было много времени подумать, как именно я заберу невинность Ани. Я знаю, что она чиста. Она верит в вас, святой Отец, позволите мне обесчестить вашу девочку?
Губы пересохли. Предвкушение внутри меня росло. Оно летало вокруг, забиралось в легкие, наполняя их нестерпимой тоской по ее аромату, и оседало на висках потом.
— Сначала я хочу испить ее соков. Встану на колени перед своим Божеством, обниму губами ее центр и буду пить. Анита будет стонать мое имя. Она будет жаждать меня в своем теле, как бы не были строги ваши учения. Я буду заниматься с ней любовью. Медленно, чувственно, долго, оргазм за оргазмом. Я клянусь вам, Отец, ваша девочка кончит в первую ночь со мной, может, и несколько раз, — головка пульсировала.
В какой-то момент я перестал различать реальность и свои фантазии, чувствуя мягкие губы Ани абсолютно везде. Здесь только мы одни: нет действительности, ее любви к Дезмонду и трех лет моей боли.
— Я испорчу ее, Отец. Клянусь вам, испорчу ее чистоту собой, показывая Дьявола. Ей понравится. Нет ничего слаще удовольствия, а она была столько лет лишена его. Анита хочет дышать, так станет же этот воздух запахом наших тел. Ее свобода ограничится смятыми простынями. Разговоры - криками наслаждения и стонами, а молитвы вам - просьбами, адресованными мне и моему члену. Я украду, Господь, вашу прихожанку. Не буду трахать ее, как других, а дарить любовь, ведь... — голос сел, — мы живы, когда любим.
Под конец речи мое дыхание было тяжелым. Словно я бежал наравне с атлетами, завоевывая золото. Может, так и было, ведь, чтобы осуществить сказанное, мне нужно завоевать Аниту. Три года я брел во мраке, лишаясь зрения. Мне и теперь не нужен ее свет, лишь тихий шепот, на который я прилечу, даже со сломанными крыльями.
— Анимь, — выговорил последние стоки своей исповеди, одергивая шторку.
Это и был Господь в моем представлении. Не страх своих поступков, не отрешение и стыд, а любовь и лилейность. Мы есть Бог, а он отражение нас.
Наверное, мое откровение затянулось, потому что собор опустел. Эхо шагов утопало в тихом голосе Аниты, которая стояла на коленях у нефа, оперевшись локтями о деревяшку. Рефлекторно я глянул на циферблат наручных часов. Они стабильно показывали 00:00, даже не собираясь сдвинуться стрелками хоть на миллиметр. Нужно отдать их в ремонт, а лучше вообще выбросить, но почему-то я не мог этого сделать.
Они были загадкой, что требовала моего решения.
— Лиси, у меня сегодня встреча в корпорации, так что стоит поторопиться. Я не доверю тебя таксисту, но и опоздать не хочу, — прошептал я, сокращая между нами расстояние.
Анита оторвалась от своей речи, подняла на меня голову и кивнула. Я залюбовался сиянием ее волос и зеленым шелковым шарфиком, повязанным на шее. Ее глаза доверчиво заблестели. Знала бы она, о чем я думаю, чего хочу и обязательно сделаю с ней, не была бы так мила со мной. Я любил ее, но не мог заглушить зов страсти, о котором мне пело ее недоступное закрытое тело.
— Всего пару минут, я хочу помолиться о душе твоего отца.
— Вряд ли он заслуживает этого, - покачал я головой.
Хейзел поджала губу, протянула мне ладонь и призывно кивнула:
— Верно, но этого заслуживаешь ты, Юджин. Как бы ты не хотел, но он был твоим отцом. Да, совершал неправильные поступки, обижал вас мальчиков, но... — рыженькая замолчала, подбирая слова, а я не мог поверить в ее доброту. Аните было всего девятнадцать, но ее искренность и мудрость восхищали. — Понимаешь, он всегда будет частью тебя, потому что ты - его кровь. Если ты не примиряешься с ним, значит, ненавидишь часть себя. Это не правильно. Я хочу, чтобы в тебе была гармония и счастье. Прошу, позволь мне помочь? Тебе не стоит делать это одному. Давай вместе?
Я посмотрел на ее руку, испытывая противоречия. Мне не хотелось делать этого. Я помнил, каким ублюдком он был, сколько всего натворил, а просить отпущения грехов его души, значит, сказать хорошее, но я не мог лгать. Как бы сделал Дезмонд? Что вообще он чувствует после смерти нашего отца? Сейчас мне, как никогда, не хватало своего старшего брата.
Анита подняла ладонь выше. Карие крапинки ее глаз потемнели, а зеленые наоборот, подсвеченные светом, засияли. Мне нравилось их волшебство. Кто-то назовет гетерохрамию мутацией, а я чудом. Я верил, что ей даровалось две души. Как еще объяснить ее уникальность и любовь ко всему миру?
— Юджин? — что-то внутри дрогнуло.
Я несмело кивнул и осторожно опустился на колени рядом с ней. Стойкий запах акрила проник в нос. Холод ее ладошки вопреки всему отозвался теплом. Я повторил за Анитой и тяжело выдохнул, произнося:
— Я забыл, как правильно это делать.
— Разве имеет значение, как ты скажешь о своем прощении? — шептала она. — Главное, чтобы это шло от чистого сердца.
— Я прощаю тебя, Эрнест, — быстро ляпнул я, чувствуя жжение в груди.
Мне уже не нравилась эта затея! Какая глупость! Я на коленях молюсь за отца? Гребанный Господь, любовь к Аните, когда-то убьет меня!
— Юджин, прекрати дурачиться, — недовольно ткнула меня в бок локтем Хейзел.
Злость прильнула жаром. Уши, как и щеки, полыхнули. Я разорвал прикосновение ладоней, вцепился пальцами в деревяшку и сощурил глаза, представляя перед собой отца в наш последний разговор.
— Ты был законченным ублюдком! Даже не из-за того, что ненавидел Дезмонда, строго воспитывал нас, а, — мои ладони, почти болезненного, врезались в скамейку. В горле встал липкий ком. — А потому что я любил тебя ребенком. Ты был моим отцом, но заставил ненавидеть самого себя за любовь к тебе, долбанный ты засранец!
Только когда хрупкая ладошка накрыла мои руки, я понял, что тело била дрожь. Я вспомнил холод его белых глаз, свое отражение, кабинет, часы, сдавливающие запястье, и покачал головой:
— Мы одинаковые. Только, знаешь, что отличает нас с братом от тебя? Мы все еще способны любить... Я прощаю тебя, ведь худшее наказание - это забвение, а то, что тебя забудут, можешь не сомневаться.
— Ты не он, — тихо пропела рядом Ани. Я все еще не раскрывал век, но чувствовал ее совсем близко. — В тебе больше света. Я верю, Юджин, что все не случайно. Ты - О'Кеннет, а значит, силен, как никогда. Быть может, именно тебе суждено повести империю семьи?
— Или создать свою с нуля, — прочистил я горло.
Сердце в груди пыталось разорвать ее и выбраться наружу. Пульс заглушал все мысли, отчего кружилась голова, но близость Хейзел помогла держаться на плаву. Я обнял ее ладонь, поднес к губам и осторожно поцеловал, пытаясь напитаться жаром. Мне не стало легче. Вряд ли прошлое, когда-то перестанет напоминать о себе, но демоны... Мои демоны, перестали пугать. Я не мог все время понять, почему душу тянуло сюда, в Дублин, в поместье. Но не сейчас: я Юджин О'Кеннет. Я и есть Ирландия, как и это место. Сейчас, стоя на коленях, в чертовом праведном соборе я не только исповедовался в своих фантазиях, но и принял это.
Я отвез Аниту в поместье, бросая пару многообещающих фраз на предстоящий вечер. Естественно, мой портрет был только предлогом, чтобы видеть ее, как можно чаще и дольше. Я не собирался просто так сдаваться, отдавая ее страданиям и любви к моему братцу. Если у нее появились чувства к Дезмонду - мрачному деловому костюму и раздутому самомнению, то и меня она тем более полюбит. Нужно просто немного натолкнуть ее на нужный путь. Я умею быть убедительным. Лишь стоит мне снять ее трусики, она забудет обо всем на свете, кроме моего имени.
— Мистер Юджин, — протянул мне руку управляющий.
Я осмотрел его серый смокинг, разгладил несуществующие стрелки на моем и кивнул.
— Густав, — мужчина закатил глаза, как всегда сдавленно выдыхая правильный вариант. Я пропустил это мимо ушей. — Давайте сразу к делу. Мне не нужна экскурсия по офису. Встреча директоров, отчеты и свобода.
Главный офис Kenneth & Sons располагался в центре города у Кремниевых доков. Мне не нравился этот район запахом ила и сыростью от реки Лиффи, по которой мы в детстве с Дезом сплавлялись на лодках. Я поднял голову, рассматривая высотное, полностью застекленное здание, со светящейся надписью у самого верха «K&S».
У отца явно была мания величия.
Скривившись, я покачал головой и проследовал за управляющим. Мы прошли главные двери, пост администратора, который трясся хуже девчонки перед ее первым сексом, и скрылись за железными створками лифта. Здесь повсюду пахло полиролью и терпким лимонным спиртом.
— Алкогольные заводы вашей семьи располагаются на юге Ирландии, ближе к морскому побережью. Их всего три: виски производят в...
Я лениво засунул руки в карманы, облокотился спиной о заднюю панель и перебил Ларкравта:
— Виски - графство Догенол и Слайго, мерзкий ликер - Ватерфьорд, — его глаза округлились. — Да, мистер Густав, я читал все бумаги, которые вы оставили. Будите держать меня за идиота, пойдете к черту из этой компании, ясно? Я - О'Кеннет, — панель показала нужный нам этаж, отчего я дернулся вперед, возвышаясь над ним на целую голову. — А это значит, что я власть. Не нужно бесить меня, иначе мы с вами оба узнаем, так ли я похож на своего отца и брата.
Мужчина сглотнул и спешно закивал. Я поправил лямки его пиджака и милой, похожей на оскал, улыбкой отблагодарил. Этот идиот изначально мне не понравился. Его красное лицо говорило о любви к выпивке, впалые глаза о возрасте, а тучное тело о хорошей зарплате. Если я все же решу остаться здесь, поменяю весь штат. Для меня в отношениях с людьми главное - доверие, а к нему я бы не повернулся спиной в темном переулке.
Мы вышли в светлый, выложенным мрамором коридор. Было еще раннее утро, но, несмотря на это, кабинеты уже заполнены работниками. Мимо нас прошла блондинка в строгой юбке карандаш, с заправленной в нее блузой. Она несла перед собой чашечку кофе. Девушка наткнулась на меня взглядом, подмигнула и скрылась за дверью с табличкой «приемная». Ага, значит, секретарша моего отца.
Я расплылся в улыбке.
— Эта встреча с советом, — замялся Ларкравт, не зная, какие слова можно мне говорить. — Больше носит ознакомительный характер. Перед смертью господин Эрнест назначил вас генеральным директором.
Кивнув ему, я толкнул стеклянную закаленную дверь. Зал совещаний оказался круглой комнатой с одиноким столом в центре. На звук наших шагов, ножки кресел одновременно отъехали, позволяя сидящим осмотреть меня. Десять мужчин и одна женщина, все в деловых костюмах разных оттенков серого с папками перед собой. На мгновение внутри промелькнуло нечто больше похожее на смятение. Я хотел обернуться к двери, но знал, стоит мне сделать, они увидят слабое место и все вместе по нему ударят. Я знал, что такое крысиное общество. Я играл в театре и делил гримерки с другими актерами, поверьте, хуже даже балетная труппа вам не покажется.
— Порошу приветствовать, — указал на меня Густав. — Сын господина Эрнеста О'Кеннет - Юджин О'Кеннет.
Я прошел к главному стулу у левого края стола. Мне не нравилось здесь. Ничего, кроме скуки, я никогда не испытывал на подобного рода мероприятиях. Светские вечера в поместье заканчивались моим опьянением и нотациями брата, но здесь Дезмонда не было. Я сглотнул, опустился на мягкую черную обивку и подтянул к себе папку. Что я всегда делал, когда не знал, как себя вести? Играл. Осмотревшись по сторонам, я изучил манеру рядом сидящих и перенял ее на себя.
Все оказалось не так плохо, как я себе представлял. Уроки Деза помогли ориентироваться в сказанном. Я больше не чувствовал себя идиотом, заблудившемся в библиотеке. Спустя пару часов, я все же отправился в кабинет, просматривая предоставленные отчеты. Что-то было не так. Я привык доверять своим чувствам, а они мне говорили, что воды не так чисты, как кажется. Завещания отца Аниты в сейфе не оказалось, цифры в документах странно различались, а Ларкравт уже пару раз донимал меня разговорами о продаже.
Виски пульсировали. Я устало потер глаза и ослабил ворот рубашки. Телефон в кармане завибрировал. Мама звонила целый день без остановки, так что мне не хотелось отвечать. Айфон еще пару раз противно замигал, доводя до приступа гнева.
— Вот, какого хрена, а? — взорвался я.
— Ты вместо совещания посетил погреб дома? — рассмеялся брат.
— Дезмонд? — удивился я. Отодвинув телефон от уха, я прочел надпись и вновь вернулся к нему. — Я думал, что это Сибил. Чего тебе?
— Как ты? Не ударил в грязь лицом? — на заднем фоне послышался переливчатый женский смех и звон тарелок. Скорее всего, он был в ресторане с Терезой, потому что веселье явно принадлежало ей.
— Да, нет. Запугал их всех в твоей манере, — издал я смешок, закидывая ноги на стол. — Ты же знаешь, я классный актер, так что они поверили в мою серьезность. Только, Дезмонд, — я сделал паузу, вслушиваясь в свою тишину и звуки жизни у него. Раньше было наоборот. Когда бы мне не звонил брат, его всегда окружало одиночество. Я никогда не думал, что мы поменяемся местами. — Я не могу найти завещания. Еще завтра свяжусь с душеприказчиком Хейзелов, но мне не нравится все это.
Дез кивнул. Смех сменился ласковым шепотом. Я невольно расплылся в улыбке, представляя его сексуальную любительницу красного. Интересно, она часто говорит ему о любви? Надеюсь, что да. Он заслужил этого.
— Передавай привет своей красавице, — перебил я его.
— С чего ты взял, что я с прекрасной Терезой? — самоуверенно протянул он.
— Чувак, ты только что назвал ее прекрасной - это во-первых. Во-вторых, если ты не с ней, она истыкает тебя шпильками и наведет порчу, чтобы твой член больше никогда не встал. Вряд ли ты бессмертный, чтобы изменять ей.
Брат захохотал, комментируя мои слова любимой. Девушка поздоровалась и явно ударила по телефону бокалом со спиртным - я услышал отчетливый звон.
— Не переживай, Юджин. Мы прилетим с Терезой шестого мая. Со всем разберемся. Эрнест был ублюдком, но я не уверен, что настолько.
Я попрощался с братом, снял со стула пиджак и накинул его на плечи, всматриваясь в темноту. Здесь витал дух отца. В мрачности и серости кабинета просматривался он, а потому я не поддерживал слова Дезмонда.
Что-то явно было не так.