Непокорная

Доменико вернулся домой поздно, насквозь пропитанный кровью, которая уже подсыхала на его коже и одежде. Он вошёл в кабинет, устало стянул пиджак, бросив его на пол, затем рубашку, оставляя кровавые разводы на светлой ткани.

Он был прав — Марчелла вернулась в город. Но не просто так. Им нужна была Силена, и не ради дружеских бесед. Они собирались обвинить её в убийстве Фабио Беллини.

Люди говорили, что ирландцы расправились с ним — из-за сестры, которую он держал взаперти, словно собственность. Она якобы помогла своим врагам, лишь бы вырваться, и те убили её брата в качестве благодарности. Но ходили и другие слухи — что она ушла по любви, а ирландская мафия лишь воспользовалась моментом. Кто был её таинственным возлюбленным, оставалось загадкой, но одно было ясно: если за неё убили Фабио, значит, у того человека была власть.

Только вот почему они вдруг решили обвинить в этом Силену?

Сегодня он уже выбил из ирландцев кое-какую информацию. Несколько пуль, немного давления — и они заговорили. Но сказанного было недостаточно.

Доменико направился в душ, позволяя горячей воде смывать с него кровь и усталость. Мысли хаотично крутились в голове, одно решение сменялось другим, пока он не остановился на главном: ему нужно встретиться с Марчеллой раньше, чем Силена.

Но сейчас его беспокоило другое.

Через два дня, пятнадцатое ноября, наступит его день рождения — день, который он отчаянно избегал год за годом. Он ненавидел его. Потому что в этот день забрали его сестру.

Доменико винил себя. Если бы он тогда не был так увлечён своим восемнадцатилетием, если бы не обидел её... если бы извинился вовремя. Но он не успел. И теперь каждый год, в эту проклятую дату, его преследовало одно и то же воспоминание: крики, кровь, пустота.

И каждый год он запирался в своем зале, отрезая себя от мира. Только бутылка виски и груша.

В этом году всё должно было быть так же. Но сейчас рядом была Силена. И он боялся.

Боялся, что в этот день не сможет себя контролировать. Боялся, что злость и вина прорвутся наружу, испортив всё между ними. Но уехать он тоже не мог. Вдруг что-то случится? Если в этот день заберут и её...

Он не переживёт этого.

Доменико медленно приоткрыл дверь её спальни. В комнате было темно, только лунный свет пробивался сквозь шторы, заливая постель серебристым оттенком.

Силена спала, её волосы мягко рассыпались по подушке. Спокойное дыхание, чуть приоткрытые губы. Такой он видел её редко — без маски высокомерия, без хищной улыбки. Такой тихой, безмятежной. И ему нравилось наблюдать за ней в эти моменты.

Его взгляд скользнул по её телу, по тонкой простыне, едва прикрывающей изгиб бедра. И вдруг он заметил что-то новое.

Татуировка.

На руке.

Её раньше там не было. Значит, свежая.

Доменико подошёл ближе, присел на край кровати. Ему хотелось разглядеть рисунок, понять его значение, но он не стал касаться её.

Просто смотрел.

И впервые за долгое время в его груди не было ярости. Только страх.

Страх снова потерять.

*****
Доменико провёл два дня в напряжённом поиске Марчеллы Беллини. Он проверял все возможные источники, поднимал старые связи, использовал слежку, но каждый раз заходил в тупик. Она словно призрак – ни одного следа, ни одной зацепки.

Это раздражало.

Марчелла либо слишком хорошо подготовилась к исчезновению, либо ей помогал кто-то весьма влиятельный. И второе злило его ещё больше. Кто этот человек? Почему именно сейчас она решила появиться в Лос-Анджелесе? И почему выбрала именно Силену в качестве мишени?

Он пробовал выйти на её возможных контактов, но никто ничего не знал. Или не хотел говорить. Даже с его методами давления люди предпочитали молчать. Это говорило о том, что Марчелла либо обещала им что-то весомое, либо они боялись её больше, чем его.

И это беспокоило.

Силена могла бы помочь, её ресурсы в некоторых сферах были даже шире его. Но он не собирался её втягивать. Пока что.

Армандо сообщил, что она по уши занята подготовкой какого-то крупного мероприятия в казино. Это играло на руку – значит, Силена пока не стремится найти тётю. У него ещё есть время.

Но время истекало.

Он понимал, что чем дольше затягивается поиски, тем больше шансов, что Марчелла сделает первый шаг. И тогда у Силены не будет выбора, кроме как ответить.

А он не мог позволить, чтобы этот конфликт вышел из-под контроля.

*****

Силена вернулась домой раньше обычного. Она сама не понимала, почему так спешила – просто что-то внутри подталкивало её вернуться. Усталость накатила неожиданно, хотя обычно работа лишь подзаряжала её. Но не сегодня.

Доменико был странным в последние дни. Отстранённым. Вымотанным. Он приходил поздно, измученный, а его одежда почти всегда была в крови. Она не спрашивала, зная, что если он захочет – сам скажет. Но внутри уже загоралась тревога.

Армандо сегодня тоже казался неспокойным. Он явно хотел что-то сказать ей о Доменико, но замялся. Для него это было нехарактерно, и это смутило её ещё больше.

Силена не стала подниматься наверх. Она услышала звуки снизу. Удары. Тяжёлые, глухие удары.

Зал.

Она редко заходила туда. Это было пространство Доменико, его личная территория, и он никогда не звал её туда. Но сейчас...

Она спустилась, её каблуки мягко стучали по ступеням, но шум ударов заглушал всё остальное.

Когда она вошла, её дыхание на мгновение перехватило.

Доменико.

Он стоял в центре зала, в одних шортах, его кожа блестела от пота, а руки... Его кулаки были разбиты в кровь. Капли алого стекали по пальцам, оставляя следы на полу. Вокруг валялись пустые бутылки из-под виски.

Он бил грушу с бешеной яростью, снова и снова, как будто хотел уничтожить её, стереть в пыль.

Силена почувствовала, как что-то внутри сжимается. Она не боялась крови. Кровь всегда была частью их жизни. Но видеть её на нём, видеть, как он разрушает себя – это вызывало совсем другие эмоции.

Она шагнула ближе.

— Карделло, что с тобой происходит?

Он не ответил. Даже не посмотрел на неё. Удары не прекращались.

Силена попыталась дотронуться до него, но он её проигнорировал.

Глухой звук удара. Ещё один. Ещё.

Капли крови падали на пол.

Её сердце сжалось.

— Остановись! — крикнула она, в её голосе прозвучало что-то, чего она сама не ожидала.

Доменико замер.

Грудь вздымалась от тяжёлого дыхания, руки дрожали, кулаки всё ещё были сжаты.

И тогда он медленно обернулся к ней.

Силена смотрела на него, в её глазах отражалась тревога. Доменико тяжело дышал, грудь вздымалась, кровь продолжала капать с его кулаков, но он не двигался. Только смотрел на неё.

В этом взгляде было что-то сломанное. Глубокая, бездонная усталость, смешанная с чем-то ещё — чем-то, что она не могла сразу разгадать.

Силена осторожно сделала шаг вперёд.

— Доменико... — её голос звучал мягко, почти шёпотом.

Он не ответил. Просто отвернулся и снова ударил грушу, но теперь без той ярости, что была раньше. Этот удар был другим — вымученным, почти бессильным.

Силена сжала зубы.

— Хватит, — снова сказала она, но он не реагировал.

Она подошла ближе, решительно схватила его за запястье, заставляя остановиться. Её ладонь тут же окрасилась в его кровь.

— Чёрт возьми, Доменико, ты себя видел? Ты в каком состоянии? — её голос был одновременно гневным и обеспокоенным.

Доменико медленно поднял на неё глаза.

— Отпусти.

— Нет.

Он дернул рукой, но Силена не отпустила. Она смотрела прямо в него, не моргая, не отступая.

— Ты мне скажешь, что происходит? — её голос был твёрдым, но в нем всё ещё звучала тревога.

Доменико молчал. Его губы были плотно сжаты, взгляд тяжёлый, напряжённый.

— Это из-за Марчеллы? — осторожно спросила она.

Лёгкий тик дёрнул его челюсть.

— Нет, — тихо ответил он.

— Тогда из-за чего?

Он отвёл взгляд, стиснув зубы.

— Силена, не сейчас.

— Тогда когда, чёрт возьми? Когда ты развалишь себя до конца?

Она была зла.

Зла на него за то, что он закрывался. За то, что он прятался в этом своём личном аду, не давая ей даже малейшего шанса понять, что творится у него внутри. Зла за то, что он предпочитал убивать себя кулаками, чем просто сказать хоть слово.

Но сильнее всего она злилась на себя.

Потому что видеть его таким — разрушенным, кровоточащим, сломленным — было больно.

Она глубже вдохнула, пытаясь взять себя в руки, но эмоции кипели внутри, рвались наружу.

— Если ты не хочешь говорить, ладно. Но прекрати себя разрушать.

Её голос был твёрдым, но в нём звучало больше, чем просто приказ. В нём была тревога. Забота. Страх.

Доменико тяжело дышал, кулаки всё ещё были сжаты. Он отвёл взгляд, словно не мог смотреть ей в глаза.

— А что с того? — его голос был хриплым, словно сорванным от крика или алкоголя. — С чего вдруг ты теперь волнуешься, Сили? Прошу, уйди и оставь меня. Я не хочу, чтобы ты видела меня таким.

Силена сжала зубы. Она видела, как он борется с чем-то внутри себя, как прячет боль за упрямым выражением лица.

— Я не уйду, пока ты не объяснишься, — её голос окреп, в нём зазвенела сталь.

Доменико резко развернулся, его глаза вспыхнули гневом.

— Почему ты так пытаешься выяснить, что со мной?! — в его голосе звучала боль, гнев, но ещё что-то... что-то, что он не мог или не хотел озвучивать. — Тебе ли не плевать, а, Силена?!

Он шагнул ближе, и воздух между ними наэлектризовался.

— Ты сама сказала, что ненавидишь меня! — его голос сорвался на крик. — А теперь приходишь сюда и делаешь вид, что тебе не всё равно?!

Она вздрогнула, но не отступила.

Эти слова были как удар.

Потому что, возможно, она действительно говорила это раньше. Возможно, она пыталась убедить себя, что ненавидит его.

Но сейчас, глядя на него — потерянного, сломанного, в крови, — она знала правду.

Ей было не всё равно. Чёрт возьми, ей никогда не было всё равно.

Силена молчала.

В горле пересохло, слова застряли где-то глубоко внутри, но она не могла позволить себе их выпустить.

Она не могла позволить себе сдаться.

Признать свои чувства? Никогда. Она не прогнётся перед мужчиной. Она не станет уязвимой.

Доменико посмотрел на неё с какой-то странной усталостью, почти разочарованием.

— Я так и думал, — его голос прозвучал глухо, почти сдавленно.

Горькая улыбка скользнула по его лицу, прежде чем он отвернулся и, пройдя мимо неё, поднял с пола недопитую бутылку.

Силена смотрела, как он поднимается по лестнице, тяжело, будто каждый шаг давался ему с усилием.

А потом дверь в комнату закрылась.

Она осталась стоять внизу, не в силах пошевелиться.

Всё внутри разрывалось на части.

Одна часть — разумная, холодная, расчётливая — приказывала ей развернуться и уйти, забыть этот разговор, оставить всё, как есть.

Но другая...

Другая хотела броситься за ним.

Хотела схватить его за плечи, заставить посмотреть ей в глаза, закричать, ударить, а потом поцеловать так, чтобы он забыл обо всём.

Хотела провести пальцами по его лицу, почувствовать его дыхание рядом, прижаться к нему, раствориться в его тепле.

Но она осталась стоять.

Силена Беллини не позволяла себе слабости.

В комнату вошёл Армандо.

Силена даже не сразу заметила его — слишком погружённая в собственные мысли, в этот ураган эмоций, который разрывал её изнутри.

— Сегодня тяжёлый день для него, — тихо сказал он.

Она резко повернула голову, её взгляд был напряжённым, словно она пыталась угадать смысл его слов.

— Почему?

Армандо колебался. Он знал, что Доменико не любит, когда кто-то говорит за него. Но он также видел, что Силене нужно это знать.

— Это связано с его сестрой, — произнёс он осторожно. — Он потерял её в этот день... в день своих именин.

Силена моргнула.

Что-то внутри похолодело.

Доменико. Потерял. Сестру.

Она сглотнула, пытаясь осознать услышанное.

В голове сразу сложились кусочки пазла — его закрытость, его гнев, его ненависть к этому дню. Кровь на его руках, пустые бутылки, отчаянная ярость, с которой он бил грушу.

И его слова...

"Ты сама сказала, что ненавидишь меня, а теперь приходишь сюда и делаешь вид, что тебе не всё равно?"

Она могла бы сказать, что это не её дело. Что его боль — это его боль, и она не обязана её разделять.

Но...

Почему тогда её сердце сжималось так сильно, словно кто-то сжал его в кулаке?

Почему его разбитые костяшки причиняли ей почти физическую боль?

Почему она чувствовала, как её собственная броня даёт трещину?

Силена глубоко вдохнула, будто собираясь что-то сказать, но так и не произнесла ни слова.

Армандо лишь тихо кивнул и вышел, оставляя её одну в тишине.

Силена долго стояла внизу, чувствуя, как внутри всё кипит.

Сомнения разрывали её.

Её место не здесь. Она не привыкла быть рядом с теми, кто страдает. Не привыкла касаться чужой боли, потому что знала — если позволишь себе почувствовать, можешь утонуть в этом.

Но всё же она поднялась наверх.

Она открыла дверь осторожно, почти бесшумно, но он всё равно её не заметил.

Доменико сидел на полу, привалившись к кровати. Одна рука безжизненно сжимала фотографию, вторая — бутылку виски. Тусклый свет лампы выхватывал его уставшее лицо, волосы, упавшие на глаза. Он выглядел разбитым. Совсем не тем Доменико Карделло, которого знали все.

Силена закрыла за собой дверь и подошла ближе.

Никаких слов.

Она просто опустилась рядом с ним, плавно, почти не касаясь.

Не глядя, вытянула руку и забрала у него бутылку. Сделала глоток. Острая, жгучая горечь прожгла горло, но сейчас это было неважно.

— Тебе не стоит оставаться одному, — тихо сказала она.

Доменико наконец поднял голову, его тёмные глаза встретились с её взглядом.

И в этот момент она увидела в них что-то большее, чем боль.

Одиночество.

Бесконечное, глубокое, пожирающее его изнутри.

Он не ответил.

Просто опустил голову на её колени, закрыв глаза.

Она осталась сидеть так, молча, не отстраняясь.

И впервые за долгое время позволила себе просто быть рядом.

Силена медленно подняла руку и провела пальцами по его волосам.

Они были мягче, чем она ожидала. Немного растрёпанные, с лёгким запахом виски и дыма, но тёплые. Живые.

Доменико не пошевелился, но она почувствовала, как его дыхание стало глубже. Он просто лежал, уткнувшись лицом в её колени, а она продолжала водить пальцами по его волосам, чувствуя, как напряжение в его теле понемногу сходит на нет.

Ей было странно.

Странно, что он позволил себе эту слабость рядом с ней.

Странно, что она не отстранилась, не вырвалась, не сказала что-то колкое, как сделала бы раньше.

Ещё страннее было осознавать, что её собственное сердце билось чуть быстрее, чем обычно.

— Я потерял её восемь лет назад, — тихо начал он, проводя пальцами по выцветшему краю фотографии. Его голос был хриплым, словно за эти годы каждое слово обрастало болью. — Это был мой день. Моё восемнадцатилетие. Я напился, был слишком занят собой, своей гордостью, своей свободой. А она... Она говорила, что ей тревожно, что ей плохо. Но я только отмахнулся.

Силена смотрела на него, затаив дыхание.

— Романо тогда не было в доме, он с отцом был занят делами. Я должен был защитить её, но вместо этого просто оставил одну. Её забрали. Исчезла, как будто её никогда не было. И с тех пор — ни одной зацепки. — Он сжал челюсти, сдерживая то, что рвалось наружу. — Иногда я думаю, что, может быть, это к лучшему, потому что если бы мы нашли её... вдруг бы это было уже только тело?

Он судорожно втянул воздух, затем поднял на неё взгляд, полных вины и усталости.

— Но что, если она всё ещё там? Что, если её... — Он замолчал, опустив голову. — Я виноват, Сили.

В этот момент она не раздумывала. Просто потянулась к нему и поцеловала.

Не страстно, не жадно — нет.

В этом поцелуе была нежность, которую она никому не позволяла видеть.

Она целовала осторожно, словно боялась спугнуть его. И когда отстранилась, её голос прозвучал едва слышно, но в этих словах было больше силы, чем в любых криках.

— Ты не виноват, Дом.

Доменико замер. Будто время остановилось, воздух в комнате стал тяжелее, а сердце пропустило удар.

Он не ожидал этого.

Её губы были тёплыми, мягкими, но в этом поцелуе не было привычного вызова, не было огня, к которому он привык, когда дело касалось Силены. Это было что-то другое. Нечто хрупкое, ускользающее, но в то же время сильное, обволакивающее его сломленное сердце теплом, которое он давно считал утраченной иллюзией.

Силена не отвела взгляда. В её глазах застыло не меньше растерянности, чем в его собственных, словно она и сама не до конца осознала, что сделала.

Он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Вместо этого он просто притянул её ближе, уткнулся лицом в её шею, вдыхая её запах — этот лёгкий, пьянящий аромат, который теперь был для него единственным островком спокойствия. Он цеплялся за это тепло, как утопающий за спасательный круг, и впервые за восемь лет его боль отступила, хотя бы на мгновение.

Так они и сидели, пока её дыхание не стало ровным, а пальцы, что ещё мгновение назад крепко сжимали его, не расслабились. Она уснула.

Доменико осторожно поднял её на руки, стараясь не разбудить, и уложил в кровать. Несколько секунд он просто смотрел на неё, запоминая её расслабленные черты, лёгкий изгиб губ, разбросанные по подушке пряди.

Он наклонился, коснулся губами её лба, позволил себе это краткое прикосновение, наполненное нежностью.

Потом лёг рядом, притянул её к себе, позволяя её теплу окончательно растворить остатки холода внутри него, и накрыл их одеялом.

— Спасибо, Сили, — тихо прошептал он, прежде чем закрыть глаза.