12 страница29 июля 2025, 08:18

Глава 11: Объятия Гонсалеса

С самого утра в медицинском отделе спортивного городка царил полный переполох. Персонал метался из стороны в сторону, словно муравьи в потревоженном муравейнике, каждый стремился выявить малейшие недостатки и экстренно их устранить. Проверялись приборы, стерилизовались инструменты, выглаживались халаты, а медсестры сбивались с ног, раскладывая истории болезней по алфавиту, хотя накануне всё было в идеальном порядке.

Все это означало лишь одно: приезд доктора Карлеса. Жоан Карлес, светило испанской спортивной медицины, чье имя стало синонимом виртуозности и безупречности, должен был прибыть в любое мгновение. Ему необходимо было лично проверить состояние нескольких ключевых футболистов, которым он делал операции в недавнее время, с особым приоритетом в лице Марка Берналя — молодого таланта, чья карьера висела на волоске после серьезной травмы.

Доктору Пруне, главному врачу отдела и человеку, который нес прямую ответственность за порядок и эффективность работы, максимально не хотелось создавать плохое впечатление. Особенно сейчас, когда здесь же, в этом спортивном комплексе, начала стажировку единственная дочь сеньора Карлеса. Её присутствие добавляло нервозности, поднимая ставки до небес. Все знали, что Габриэль была его гордостью, и любой промах перед её отцом мог стоить Пруне не только репутации, но и должности.

Бернандита со звонким шлепком бросила на стол перед Габриэль увесистую стопку бумаг. Бумаги были явно не первой свежести: помятые и сомнительно полезные.

— Хватит халтурить, Карлес. Разбери эту стопку. Сейчас же! — её голос звучал резко, как удар хлыста.

Брюнетка едва моргнула и прошлась взглядом по предложенным документам. В её глазах не читалось ничего, кроме глубокой усталости.

— Это всё можно выбросить, не морочь мне голову, — произнесла она абсолютно безразлично. Взгляд Габриэль был направлен куда-то вдаль, сквозь стену и пространство, а руки сжимали эспандер, упрямо пытаясь сбросить стресс, который накапливался в каждой мышце. Она была похожа на манекен, который лишь по инерции продолжает двигаться.

Бернандита до глубины души раздражалась от такого обмякшего и апатичного состояния своей напарницы. Габриэль и так порой бесила её своим существованием, но обычно она хотя бы была продуктивной и исправно выполняла свои задачи, каким-то чудом успевая всё.

Но сегодня Бернандите хотелось вновь вылить сок на голову девушки, а может, и не только сок. Сил, чтобы сдерживаться, почти не осталось. Однако сделать этого не было возможности. Во-первых, под рукой сока не оказалось, а вылить ей кислоту хоть и хотелось, но это каралось законом и могло иметь слишком серьезные последствия. Во-вторых, Бернандите совершенно не хотелось придумывать, что делать с этой зомби-стажёркой и как объяснять этот инцидент перед доктором Пруной и, что самое главное, перед доктором Карлесом. Здесь уже пахло не просто выговором, а неминуемым увольнением. Бернандита шумно выдохнула, стараясь остудить свой пыл.

— Я бы с радостью тебе врезала, Карлес, — процедила Бернандита сквозь стиснутые зубы, наклоняясь ближе к Габриэль так, чтобы та могла почувствовать обжигающее дыхание на своем лице. — Но, к сожалению, с минуты на минуту приедет твой папочка, и я не могу этого сделать. Поэтому в твоих интересах прийти в чувства и не опозориться,— закончила она, выпрямляясь и злобно сверляя брюнетку глазами.

В этом-то и было дело. Габриэль ужасно нервировала вся ситуация. Её апатичность была не ленью, а защитной реакцией на чудовищное напряжение. Она была безмерно рада съезду в общежитие, избавившись от постоянного давления и ожиданий родительского дома. Но время от времени, возвращаясь обратно или сталкиваясь с семейными обязанностями, её настигала удушающая тоска. Отец почти не виделся с ней, а если и виделся, то единственное, что она слышала, — это его недовольство её действиями, учебой, выбором одежды и всем на свете. Доктор Карлес, выдающийся хирург и легенда, в личной жизни оказался требовательным и холодным перфекционистом, никогда не упускавшим случая указать на её недостатки.

Мысль о его скором приезде, о неизбежном взгляде, полном невысказанного порицания, заставляла каждый нерв Габриэль натягиваться до предела. Она чувствовала себя марионеткой, которая должна идеально сыграть свою роль, чтобы не разочаровать того, кто держит нити. От этого предвкушения тошнота подступала к горлу, и ей требовалось колоссальное усилие, чтобы просто держать лицо. Эспандер в её руках сжимался и разжимался с такой силой, словно брюнетка пыталась выдавить из себя весь накопившийся страх и отвращение к наступающей встрече.

— Тебе нечем заняться? — приподняла брови Габриэль.

Она усмехнулась, и её лицо стало ещё более хищным.

— Время идёт, а ты все не меняешься, Карлес. Ты думаешь, что лучше всех только благодаря папочке.

— Об этом говоришь только ты, — закатила глаза брюнетка, отворачиваясь. Она не могла позволить себе тратить драгоценные силы на бессмысленные перепалки.

— Ты всем видом даёшь это понять, — не унималась Бернандита. Но её слова повисли в воздухе, потому что в этот момент дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился доктор Пруна.

Его взгляд тут же упал на стопку бумаг, что всё ещё лежала на столе между девушками.

— Бернандита, почему ещё не разобрано? — в его голосе прозвучала нотка упрека.

Рыжая про себя обматерила их обоих — и Габриэль, которая своим бездействием подставила её, и Пруну, который появился не вовремя. С показным вздохом она взяла стопку в руки и начала приводить бумаги в порядок.

Тем временем мужчина перевёл взгляд на Габриэль, и его тон резко смягчился.

— Габри, милая, почему ты такая грустная? — аккуратно начал он. — Что-то случилось?

— Нет, — мотнула головой Карлес, выдавливая из себя улыбку, которая скорее напоминала гримасу. — Просто уже не терпится дождаться визита отца. Давно не виделись,— ложь легко слетела с её губ, хотя каждое слово отдавалось горьким привкусом.

Бернандита, услышав это, бросила на неё раздраженный взгляд, полный едва скрываемого презрения.

— Семья — это главное, Габри, — назидательно начал доктор Пруна, поглаживая несуществующую бороду. — Нельзя про неё забывать. Надеюсь, ты скажешь отцу, что тебе всё нравится.

Габриэль тяжело вздохнула.

— Конечно, скажу,— пробормотала она, понимая, что выбора у неё нет. Ей придётся натянуть эту маску радостной и благодарной дочери, которая обожает свою работу и свою жизнь, чтобы избежать очередного недовольного взгляда и лекции о её «неправильном» выборе.

Нет, не подумайте, Габриэль обожала медицину. Она любила каждую её грань — от сухой теории до практических аспектов, от сложных диагнозов до облегчения боли. Ей нравилось вникать в тонкости человеческого организма, чувствовать себя частью чего-то важного, помогать людям. В стенах университета и среди гула медицинских приборов, она ощущала себя на своём месте, когда это было её место, а не место, определённое чужими ожиданиями. Но тяжело заниматься любимым делом, когда со всех сторон оказывается давление, когда каждая твоя ошибка или даже просто спокойствие воспринимается как неполноценность.

Она чувствовала себя словно в тисках: одна часть стремилась к познанию и развитию, а другая — пыталась выжить под гнётом постоянной критики и необходимости доказывать свою ценность. Отцовские слова, пусть и не сказанные вслух, витали в воздухе, словно тяжёлый невидимый смог:

— Ты должна быть лучшей! 

— Ты должна соответствовать! 

— Ты должна быть такой, какой я тебя вижу!...

Габриэль ненавидела это притворство, эту необходимость улыбаться и говорить то, что от неё ждут, когда внутри всё сжималось от предчувствия неизбежного.

Внезапно тяжелая дверь, ведущая из их небольшого кабинета в основное помещение медицинского отдела, хлопнула, эхом отдавшись по коридору и заставив всех троих вздрогнуть. Доктор Карлес, уже направлявшийся к выходу, бросил короткий, но пронзительный взгляд через плечо, давая понять, что ожидает их немедленного следования. Пруна, слегка растерянный, поспешил за ним. Бернандита, бросив на Габриэль ещё один взгляд, полный язвительного предвкушения, двинулась следом.

Брюнетка последовала за ними и, оказавшись в светлом, просторном, но всё ещё суетливом основном помещении, тут же заметила Марка Берналя, сидящего на кушетке. А рядом с ним, уже полностью развернувшись, стоял доктор Карлес. Его взгляд, словно лазер, тут же устремился на дочь. Он заметил её нервную привычку — едва заметное покусывание губ, которое Габриэль тут же пресекла усилием воли, придавая лицу выражение спокойной готовности.

Доктор Пруна, нагнав Жоана, широко улыбнулся и протянул руку.

— Жоан, я так рад вас видеть у нас! Это большая честь, — произнёс он, чуть ли не кланяясь. — Всё готово к осмотру.

Карлес кивнул, не отрывая взгляда от Габриэль. В его глазах не было отеческой теплоты — лишь холодное аналитическое ожидание. Девушка чувствовала эту отстранённость. Он был наставником и критиком, но никак не заботливым родителем, каким он казался на фотографиях в глянцевых журналах, где демонстрировались его успехи. И эта холодность была тяжелее любой явной ссоры.

Доктор Карлес приблизился к кушетке, на которой сидел Марк. С деловитой серьёзностью он склонился над коленом спортсмена. Его опытные пальцы бережно и методично исследовали суставы, прощупывая каждую связку и каждый сантиметр мышцы, слегка сгибая и разгибая ногу футболиста. Он сосредоточенно хмурил брови, полностью погружённый в процесс. Марк спокойно наблюдал за ним, доверяя легенде медицины.

Через несколько мгновений, проведя серию тестовых движений, доктор Карлес выпрямился.

— Всё в порядке, Марк, — произнёс он своим спокойным и уверенным тоном. — Ты здоров.

Берналь облегчённо выдохнул, и доктор Пруна, стоявший рядом, тут же ухватился за возможность проявить себя. Он повернулся к доктору Карлесу.

— Мы очень рады! — начал Пруна, обращаясь к доктору Карлесу. — И особенно рады, что Габриэль стажируется именно у нас. Мы гордимся её успехами, она молодец, настоящая надежда нашего отделения!

Доктор Карлес выслушал этот поток комплиментов с невозмутимым выражением лица, лишь краешек его губ чуть дрогнул в едва заметной, почти неуловимой усмешке. В этом жесте не было одобрения — скорее, нечто вроде покровительственного снисхождения.

— Разумеется, — произнес он. — Это ведь моя дочь.

— Габри… — начал доктор Пруна, поворачиваясь к стажёркам, намереваясь продолжить хвалить Габриэль, но его слова замерли на языке. Там, где он ожидал увидеть обеих девушек, стояла лишь Бернандита.

Жоан изогнул бровь, и в этом единственном жесте читалось столько холодной оценки, что доктор Пруна испуганно огляделся по сторонам, словно Габриэль могла спрятаться за одной из больничных ширм.

— А где Габриэль? — его голос прозвучал заметно тревожнее.

Бернандита, наблюдая за этой сценой, лишь хлопнула себя ладонью по лбу; её губы искривились в беззвучной, но красноречивой усмешке.

***

Двумя минутами ранее.

Габриэль стояла чуть поодаль, словно невидимая тень, наблюдая за работой отца. Она видела, как его пальцы, отточенные годами практики, привычно и уверенно скользили по коже пациента, как он, казалось, одним лишь прикосновением считывал состояние тела. Его движения были точны и выверены, каждое — акт глубочайшего сосредоточения.

В этот момент доктор Карлес был воплощением безупречного хирурга — блестящего профессионала и знатока своего дела. Это была та сторона отца, которую Габриэль не могла не уважать, даже восхищаться. Но именно это и стало источником её страданий: он был так безупречен в своём деле, что любое её несовершенство казалось ещё более ярким и неприемлемым. Воздух вокруг него словно уплотнялся от его авторитета и незыблемой сосредоточенности.

Когда он выпрямился, оглашая свой вердикт, а доктор Пруна захлебывался в комплиментах в её адрес, внутреннее напряжение Габриэль достигло пика. Она ждала этого холодного, одобрительного, но всё же отстранённого взгляда отца, который лишь подтвердил его полное право на её жизнь и решения.

Именно в этот критический момент, когда каждый нерв был натянут до предела, периферийное зрение Габриэль уловило движение. Дверь, ведущая в служебное помещение или коридор, та, из которой они только что вышли, со скрипом приоткрылась. Негромкий, но отчетливый звук. Сквозь едва заметную щель она разглядела силуэт. Неужели? Сердце, до этого сжимавшееся от страха, пропустило удар и забилось в лихорадочном ритме.

Это был Педри. Его глаза встретились с её, и на лице расцвела та самая мягкая, теплая улыбка, которая всегда действовала на Габриэль как бальзам на душу, унося прочь тяжесть и тревогу. Он поднял руку и сделал легкий, призывный жест, словно предлагая спасение и зовя её прочь из этого удушающего мира.

Черт возьми, это было просто ужасно! Педри звал её к себе, и это сводило с ума, наполняя каждую клеточку тела жгучим желанием. Но она не могла уйти. Отец был бы вне себя от гнева, а его холодное разочарование было хуже любого крика. Однако...Педри... Его улыбка и жест обещали свободу, легкость и понимание, которых ей так не хватало. Это был выбор между долгом и собственным сердцем, между всепоглощающим давлением и желанным облегчением.

Габриэль быстро, почти незаметно, осмотрелась по сторонам. Пруна всё ещё что-то лепетал Карлесу, который казался полностью погружённым в демонстрацию своего мастерства, а Бернандита наблюдала за разворачивающейся сценой. Никто не смотрел на неё. Сейчас или никогда. Разум ещё пытался цепляться за рациональные доводы, но его голос тонул в мощном призыве. Сердце кричало: «Бежать! Бежать со всех ног в объятия Гонсалеса!» Она решила действовать так, как подсказывало ей сердце.

Габриэль сделала глубокий вдох, едва заметно кивнула самой себе и, стараясь не привлекать внимания, скользнула к двери. Неужели она делает это? Неужели действительно собирается сбежать? Да. Дверь, которая минуту назад казалась тяжёлым барьером, теперь стала порталом к свободе. Она бесшумно выскользнула в коридор, и в ту же секунду дверная створка мягко закрылась за её спиной, отсекая шум и напряжение кабинета.

Педри ждал. Увидев её, он сделал шаг навстречу; его улыбка стала шире и мягче. И вот она уже была в его объятиях. Нежное, крепкое объятие окутало её теплом и безопасностью. Он прижал её к себе, и Габриэль мгновенно почувствовала, как спадает чудовищное напряжение, давившее на неё. Ей не нужно было ничего говорить или притворяться; она просто позволила себе расслабиться в его руках, уткнувшись в его плечо и тяжело выдохнув, словно выпускала из себя весь скопившийся страх и усталость. Боль в груди отступила.

— Надеюсь, я не сильно тебя отвлек, — прошептал брюнет, слегка ослабляя объятие, но не отпуская её, позволяя ей дышать свободнее.

Габриэль нервно усмехнулась, оторвавшись от его плеча, но всё ещё оставаясь в его кольце.

— Ничего страшного, — подняла она на него глаза. Они стояли слишком близко друг к другу. — Почему пришёл?

Гонсалес слегка смутился, почесав затылок. Он отвёл взгляд, а на щеках у него выступил лёгкий румянец.

— Я… тут подумал, — он сделал паузу, словно подбирая слова. — Не хочешь сходить со мной на обед?

Габриэль приподняла брови; её сердце снова забилось быстрее, но на этот раз от приятного предвкушения.

— На обед? — переспросила она, хотя смысл был абсолютно ясен.

— Ага, — подтвердил он, чуть склонив голову.

Габриэль хотелось прыгать от восторга. Конечно, да! Что за вопросы? Мысль о том, чтобы провести время с Педри, пусть даже просто за обедом, казалась немыслимой роскошью. А если это свидание...? Она уже открыла рот, чтобы ответить, с радостью произнести заветное «да», но слова не успели сорваться с губ.

Вдруг дверь позади них резко распахнулась, и из неё, словно по команде, вышли несколько фигур. Первым, конечно, был доктор Карлес; его лицо было непроницаемым, а взгляд — ледяным. За ним следовали доктор Пруна, полный смущения и тревоги, и Бернандита, чьи губы расплылись в широкой, торжествующей ухмылке. Момент уединения был безжалостно разрушен.

Все трое поначалу не заметили Педри. Их глаза зацепились за фигуру Габриэль, которая стояла слишком близко к кому-то, и из-за её затылка виднелась лишь темная макушка волос, почти полностью скрытая в её объятиях.

Затем темноволосый парень, словно почувствовав на себе множество взглядов, слегка выглянул из-за девушки. Он не успел даже убрать руку с её талии.

Лицо Бернандиты, которая только что была готова разразиться язвительными комментариями, мгновенно исказилось. Раздражение и жгучая зависть смешались на её лице, когда она осознала, кто именно обнимает Габриэль. Её губы казались склеенными.

И тут произошло нечто совершенно неожиданное. На лице доктора Карлеса, ещё секунду назад непроницаемом, словно маска, расцвела яркая, почти неприлично широкая улыбка. Его глаза, обычно холодные и анализирующие, теперь сияли неподдельной радостью.

Доктор Пруна, увидев Педри, тут же засуетился, пытаясь сгладить неловкость ситуации и одновременно показать свою значимость.

— А, Педри! — воскликнул он, обращаясь к Гонсалесу и игнорируя то, что тот был в объятиях Габриэль. — Наверное, вы не знаете, но наша Габриэль — дочь хирурга Жоана Карлеса, того самого!

Парень, разумеется, знал. Он помнил из первого разговора, когда она вскользь упоминала своего отца. Но он лишь вежливо кивнул, освобождая Габриэль из объятий и готовясь к формальному приветствию.

Доктор Карлес, словно и не слышавший пояснений Пруны, перепрыгнул через все протоколы.

— Педри Гонсалес! — его голос звучал гораздо теплее, чем когда-либо по отношению к собственной дочери. — Какая неожиданность! Я давно хотел с вами познакомиться. В восторге от вашей игры! То, что вы делаете на поле — это… это чистая хирургия! Каждый пас, каждый дриблинг — точность и расчет! Гениально!

Он протянул руку, и брюнет крепко пожал её. Карлес задержал его ладонь чуть дольше обычного, демонстрируя своё искреннее восхищение. Затем, словно только что вспомнив о причине их встречи, доктор Карлес повернул голову к Габриэль, которая всё ещё стояла рядом с Педри и чувствовала себя абсолютно потерянной в этом водовороте эмоций.

— Эээ... Габриэль, — произнес он, и в его голосе проскользнула легкая неловкость, словно он только сейчас заметил её присутствие. — Что ты здесь делаешь?

Габриэль рассеянно хлопнула глазами. Язык обмяк, мысли разлетелись. Что она здесь делает? Она сама не знала, как ответить на этот абсурдный вопрос, когда секунду назад её отец сиял от счастья, пожимая руку человеку, который только что звал её на... обед, и совершенно не обращал внимания на её «побег».

Педри, заметив замешательство Габриэль и резкую смену выражения на лице её отца, быстро среагировал. Он вновь мягко приобнял брюнетку за талию, словно утверждая своё право быть рядом с ней, и его присутствие стало ещё более очевидным.

— Я хотел пообедать с вашей дочерью, если вы не против, конечно, — произнес он. Он не отпускал брюнетку, и этот жест был очень красноречив.

Девушка ошарашенно посмотрела на Гонсалеса. Она не ожидала такой смелости, такого прямого заявления. Сердце вновь забилось, теперь от трепета.

Лицо доктора Карлеса, ещё секунду назад сияющее от восторга, мгновенно изменилось. Казалось, до этого момента он не осознавал всей картины происходящего. В его голове складывались детали: его дочь в объятиях молодого мужчины, пусть и того, кем он сам восхищался, но всё же — мужчины. От этой мысли волосы встали дыбом, а брови резко нахмурились. Улыбка исчезла, уступив место выражению глубокого, едва скрываемого недовольства и отцовской ревности.

Карлес откашлялся, словно собираясь с мыслями.

— Обед? — переспросил он. — Прекрасная идея. Я знаю отличный ресторан неподалёку. И к тому же, — он перевёл взгляд на Габриэль, и её снова пронзил его холодный взор. — Я давно не виделся со своей дочерью. У нас накопилось много тем для разговора.

На лицах Габриэль и Педри появилось одинаковое выражение неловкости. Обед, который минуту назад казался таким желанным, теперь грозил превратиться в пытку.

Они хотели провести время вдвоём. Хотели этих украденных мгновений, возможности свободно дышать рядом друг с другом, смеяться, говорить о чём угодно, не чувствуя на себе давящего взгляда контролирующего родителя. Их желание было очевидно. Оно читалось в их слегка смущённых, но при этом единых позах, в их неловких улыбках, в том, как они инстинктивно стояли чуть ближе друг к другу.

И это было также очевидно доктору Карлесу. Его острый, проницательный взгляд, привыкший вычленять мельчайшие детали, безошибочно считал это невысказанное стремление к уединению. Он видел это и осознавал в полной мере, и именно поэтому его улыбка, вернувшаяся на лицо, была теперь иной — не той, что выражала восхищение игроком, а той, что торжествовала над сложившейся ситуацией. Это была улыбка человека, который только что отвоевал территорию, заявил о своих правах и полностью контролировал игру.

Выбора у них не было.

***

Ресторан, в который привёл доктор Карлес, был достаточно пустым, несмотря на самый разгар обеденного времени. Несколько столиков были заняты, но голоса звучали приглушённо, а пространство между ними ощущалось обширным. Именно за эту уединённость, за возможность вести приватные беседы, не опасаясь любопытных ушей, он так любил это место. Для него это было идеальное заведение для деловых встреч или личных разговоров, где он мог чувствовать себя абсолютно свободно и быть уверенным, что его слово — закон.

Но это так раздражало Габриэль. Она ощущала эту тишину как удушающий вакуум. Будь здесь более шумно, будь вокруг больше людей, мелькавших официантов и обрывков чужих разговоров, её отец непременно вёл бы себя более сдержанно, стесняясь выносить их семейные «разборки» на всеобщее обозрение. Но сегодня у него были развязаны руки. Ему не нужно было сдерживаться. И последние двадцать минут Габриэль отвечала на подробнейшие расспросы о своей стажировке, о каждом её движении и решении. Он методично разбирал её «ошибки», хотя никаких ошибок, по сути, и не было. Просто он всегда находил, к чему придраться — это была его излюбленная тактика: держать её в постоянном напряжении под своим контролем, указывая на её несовершенства.

Однако сегодня было иначе. Сегодня рядом сидел Педри — человек, чьё присутствие её отец полностью игнорировал. Габриэль не хотела краснеть, не хотела чувствовать себя неполноценной, выслушивая эти нотации в присутствии Гонсалеса. Каждый раз, когда отец начинал очередную нравоучительную тираду, она ловила на себе сочувственный, а порой и недоумённый взгляд брюнетa. Это заставляло её щёки гореть от стыда и неловкости. Она чувствовала себя маленькой девочкой, которую отчитывают на глазах у постороннего.

Терпение Габриэль, и так находившееся на пределе, иссякло. После очередной порции критики она решила ретироваться.

— Простите, мне нужно в дамскую комнату, — произнесла она с натянутым голосом, стараясь придать ему как можно больше безразличия. Поднявшись из-за стола и не дождавшись ответа, она почти бегом направилась к спасительной двери с табличкой «WC».

Как только Габриэль скрылась за дверью дамской комнаты, тишина за столом стала ещё более гнетущей. Взгляд доктора Карлеса, до этого прикованный к ускользающей фигуре дочери, медленно и решительно переместился на Педри. Исчез даже намёк на былое восхищение игроком; теперь перед ним сидел не футболист-гений, а молодой мужчина, посмевший посягнуть на его территорию — на его дочь. Глаза Карлеса сузились.

— Итак, — начал он с металлическими нотками в голосе. — Что между вами?

Педри почувствовал, как напряжение нарастает. Он встретился с ним взглядом, стараясь сохранить спокойствие, но внутри всё сжалось. Он знал, что сейчас будет трудно.

— Мы просто друзья, — ответил он, стараясь говорить максимально нейтрально.

Доктор Карлес лишь усмехнулся.

— Друзья? — повторил он, склонив голову набок. — На друзей так не смотрят, как ты смотришь на неё, Педри. И друзья не обнимают так, как ты её обнимал.

Гонсалес сжал губы. Он чувствовал, как краснеет, но не от стыда, а от злости. Слова Карлеса были точным попаданием, но он не собирался раскрывать свои чувства перед этим человеком, который так безжалостно обращался со своей собственной дочерью. Признавать свою симпатию к Габриэль под таким давлением было последним, чего он хотел.

— Не смей обижать мою дочь, — голос Карлеса стал ниже, угрожающе тише. — Она достойна лучшего. Ей нужна определённость. Либо ты с ней, либо тебя в её жизни нет. Я не потерплю, чтобы она тратила своё время на невнятные отношения или на того, кто не готов взять на себя полную ответственность.

Каждое слово произнесено с ледяной ясностью, словно приговор. Педри почувствовал, как внутри него закипает возмущение. Он хотел возразить, сказать, что его чувства к Габриэль гораздо глубже, чем просто «трата времени», что он готов взять ответственность, но слова застряли в горле. Он был в тупике.

— Я слишком хорошо знаю образ жизни футболистов, — продолжал Карлес, его голос ровный, но каждый звук пронизывал Педри насквозь. — Постоянные переезды, внимание, соблазны. Вы порой не воспринимаете девушек должным образом, как нечто серьёзное. Для вас это лишь мимолётное увлечение, очередная галочка. Моя дочь заслуживает большего, чем быть одной из твоих… фанаток.

Брюнет почувствовал, как ярость вскипает в нём. Это было уже слишком. Его обвиняли в легкомыслии. Ему хотелось защитить не только себя, но и Габриэль от этого деспотичного взгляда и искажённого восприятия.

— А вы, — наконец нашёл Педри свой голос. Он звучал низко и напряжённо, но абсолютно уверенно. — Вы воспринимаете свою дочь не как дочь, а как нового работника. Как очередную единицу в вашем госпитале, которой можно управлять и приказывать. Она не инструмент для ваших амбиций, сеньор Карлес.

Слова Педри ударили Жоана словно пощечина. Лицо мужчины побагровело. Их глаза встретились, и в них горела ярость, неприкрытая ненависть и абсолютное непонимание друг друга. Они прожигали взглядами друг друга, словно пытаясь силой мысли сокрушить оппонента. Казалось, ещё секунда — и они вцепятся друг другу в глотки прямо посреди этого пустого, звенящего ресторана.

Напряжение достигло своего пика, когда внезапно раздался треск телефонного звонка. Карлес вздрогнул, словно очнувшись от транса. Он достал телефон, бросил на экран быстрый взгляд, и его лицо мгновенно приняло деловое, хоть и всё ещё напряжённое выражение.

— Да, слушаю… Что? Сейчас? Хорошо, я понял. Выезжаю немедленно.

Он убрал телефон, не отрывая взгляда от Педри.

— Мне нужно отъехать, — произнёс он, резко вставая из-за стола и не потрудившись даже извиниться. — Нам предстоит серьёзно поговорить, Педри.

С этими словами Жоан Карлес развернулся и стремительно направился к выходу. Его силуэт быстро исчез за дверью ресторана.

Как только дверь за ним захлопнулась, Педри почувствовал, как напряжение, сковывавшее его, отпускает. Он облегчённо выдохнул; его плечи опустились, а кулаки под столом разжались. Воздух в лёгких стал гораздо слаще. Он только сейчас осознал, как сильно был напряжён.

В этот момент к столу подошла Габриэль. Она едва успела выйти из дамской комнаты и услышала последние отрывистые фразы отца и его решительные шаги. Её взгляд метался между Педри и пустым местом, где только что сидел сеньор Карлес.

— Где папа? — спросила она с тревогой в голосе.

Гонсалес поднял на неё глаза. Его лицо всё ещё было немного бледным от недавнего эмоционального столкновения, но он постарался улыбнуться так естественно, как мог.

— Ему позвонили, что-то срочное, — ответил он, стараясь говорить спокойно, чтобы не выдать ей всей сути их разговора. — Он сказал, что ему нужно отъехать.

Девушка нахмурилась, но не стала задавать больше вопросов. Атмосфера за столом говорила сама за себя. Обед был безнадёжно испорчен.

— Значит, и нам, наверное, пора ехать обратно, — тихо произнесла она, глядя на почти нетронутые тарелки.

Педри кивнул. Ему меньше всего хотелось оставаться в этом ресторане, где каждая минута напоминала о неприятном столкновении.

— Да, пожалуй, — согласился он. — Я тебя отвезу.

Габриэль слегка удивилась.

— О, не стоит, я могу и сама…

— Нет, — твердо перебил её брюнет, не допуская возражений. Он встал, отодвигая стул. — Я настаиваю. Нам всё равно в одно место. И после такого… — он запнулся, не закончив фразу, но его взгляд ясно дал понять, что он имеет в виду недавний разговор с её отцом. — Я хочу убедиться, что ты доберёшься в целости.

Внутри Габриэль всё трепетало, словно сотни крошечных крылышек одновременно взмахнули, вызывая то самое незабываемое ощущение бабочек в животе. Это была смесь волнения, надежды и той удивительной радости, когда кто-то так недвусмысленно проявляет заботу и желание быть рядом.

Педри, видя её легкое замешательство и этот завороженный взгляд, решил действовать. Он слегка отодвинул локоть, предлагая его. Его глаза выразительно смотрели на Габриэль, безмолвно спрашивая и утверждая одновременно. В этом жесте было столько нежности и скрытой силы, что она не могла устоять.

Габриэль, слегка приоткрыв рот от неожиданности и нахлынувших чувств, обхватила его предплечье. Её пальцы легли на тёплую кожу, чувствуя под ней крепкие мышцы. Это было так просто и естественно, и в то же время так многозначительно.

Они вместе вышли из ресторана. Идя рядом рука об руку, они направились к машине Педри. Он, как настоящий джентльмен, галантно открыл пассажирскую дверь и слегка придержал её, пока Габриэль садилась. Девушка скользнула на сиденье, а затем он аккуратно прикрыл дверь. Через мгновение он обошёл машину, открыл водительскую дверь и сел рядом с ней.

Всю поездку, хоть и недолгую, они провели в тишине. Но эта тишина была не неловкой, а наоборот — какой-то обволакивающей и глубокой. Она была наполнена невысказанными мыслями и ощущениями, теми самыми бабочками, которые до сих пор порхали в животе Габриэль. В её сознании не было места для шума города или упрёков отца. Она обо всём этом забыла, будто оно растворилось в воздухе, как только оказалась рядом с Педри.

Девушка думала. И нет, она не думала об отце. Его гнев и ультиматумы казались далёкими и неважными. Про него она уже и вовсе забыла, будто та неприятная сцена и не происходила. Её мысли были целиком поглощены брюнетом, сидящим рядом. Она чувствовала его близость и присутствие, которые наполняли машину особенной тёплой энергией. Она вспоминала его решительность, когда он настаивал на том, чтобы подвезти её; его взгляд, когда он протягивал ей руку; это лёгкое прикосновение к его предплечью; его объятия... Каждая мелочь казалась сейчас такой значимой.

Она перебирала в памяти каждое их взаимодействие с момента знакомства: его улыбки, его шутки, то, как он смотрел на неё, как всегда появлялся в нужный момент. И вдруг, с поразительной ясностью, она осознала: это было не просто симпатия, не просто интерес. Это было нечто гораздо большее, от чего перехватывало дыхание и заставляло сердце сладко сжиматься. Глупая девочка. Она влюбилась. Влюбилась по уши, безвозвратно и, кажется, очень сильно. Это понимание нахлынуло на неё с такой силой, что Габриэль почти физически ощутила, как мир вокруг неё изменился, стал ярче и осмысленнее. И виной всему был этот парень рядом.

Машина плавно скользнула на парковочное место возле спортивного комплекса. Двигатель затих, и наступила та самая особенная тишина, когда нужно что-то сказать, но слова застревают в горле. Габриэль, всё ещё погруженная в свои мысли и осознание, о котором ей так громко кричало сердце, повернулась к Педри.

— Спасибо тебе огромное, — произнесла она, потянувшись к ручке двери, желая поскорее выйти и осмыслить всё, что с ней происходило.

Но не успела её рука коснуться металла, как её окликнул Гонсалес.

— Габи…

У Габриэль перехватило дыхание.

Она медленно обернулась, и её взгляд встретился с его глазами.

— Надо будет повторить обед, — продолжил он, его губы тронула обворожительная улыбка. — Только уже вдвоём.

От этих слов по телу Карлес пробежала волна тепла. Она почувствовала, как её губы расплываются в мягкой улыбке, а из груди вырывается тихий смешок.

— Определённо, — прошептала она.

Они просто смотрели друг на друга. Секунды тянулись, казались бесконечными, но в них было столько смысла. И тут Педри медленно, очень аккуратно протянул руку. Его пальцы нежно коснулись её лица; он отвёл непослушный локон волос за её ухо. Его ладонь была такой горячей, что Габриэль почувствовала, как по её коже пробежали мурашки.

А затем, склонившись чуть ближе, он мягко, почти неуловимо поцеловал её в щеку. Слишком просто, слишком целомудренно, но для Габриэль это прикосновение ощущалось как электрический разряд. Внутри неё всё трепетало: её сердце казалось готовым выпрыгнуть из груди, а бабочки в животе превратились в целый ураган.

Его глаза всё ещё были прикованы к ней, а на губах играла та же нежная улыбка. Габриэль с трудом оторвала взгляд. Она всё-таки открыла дверь и вышла из машины. Ноги казались ватными. Словно во сне, она повернулась, махнула ему рукой и, не оглядываясь, пошла к входу в спортивный комплекс, ощущая, что этот день навсегда изменил что-то внутри неё.

***

От Автора:

Сегодня ровно год этой истории! Переходите в мой тгк, сегодня вечером там будет розыгрыш!!
вся актуальная информация
tg/tiktok: spvinsatti

12 страница29 июля 2025, 08:18

Комментарии