Сожители

Иккинг огляделся. Комната, в которой он находился тонула во мраке. Тяжелые тени прятались по углам, и лишь слабый лунный свет пробивался сквозь незанавешенное окно тонкими лучами стелющимися по деревянному полу. Потребовалось некоторое время, чтобы глаза привыкли к темноте, и он смог различить знакомые стены, картины и большой камин в центре комнаты, над которым висела голова оленя. Здесь все было до боли знакомым и от этого вида у Иккинга сжалось сердце. Чего-то явно не хватало. Такая пустота ощущается особенно остро, когда возвращаешься в место, где когда-то царил смех и тепло, а теперь была мертвая тишина, и холод.  Спустя несколько долгих секунд, парень услышал тихое потрескивание дров камине и понял, что камин горит. Но тогда почему здесь было так холодно?

И тут, Иккинг увидел её. Маму. Валка вышла из тени и встала около камина, спиной к юноше. Сначала, её образ был расплывчатым, Иккингу сложно было сфокусироваться на ней, но потом, фигура приобрела четкость и он заметил, что мать одета в то самое зеленое платье, которое она так часто надевала на праздники. Иккинг облегченно вздохнул, это она, это мама. И наконец-то, она была здесь. Он не смог сдержать улыбку и обрадованный, сделал шаг в сторону Валки. Но его нога осталась на месте, он не мог двинуться, ноги словно приросли к полу.

Что-то было не так.

— Мам! — голос эхом отскочил от стен и затих. Валка не повернулась. — Мама, я здесь!

Радость начала быстро сменяться тревогой. Иккинг судорожно оглядел комнату, пытаясь понять, что происходит.

— Мам, повернись! Я тут! —  снова крикнул он, надеясь, обратить на себя внимание Валки.

Послышался скрип. Очень медленно мать повернулась к нему и в этот момент, внутри у Иккинга все перевернулось. Лицо его матери, когда-то такое доброе, с мягкой улыбкой и нежным взглядом, теперь было искажено гримасой невыносимой боли и страдания. Он не мог понять, что именно было не так, но почему-то от выражения её лица ему стало страшно. Чем дольше Иккинг смотрел на мать, тем больше изменений он замечал. Он видел, как глаза женщины ввалились внутрь, как под ними залегли глубокие синие тени, и как странно перекосился рот, когда она попыталась улыбнуться. Через несколько неудачных попыток, её рот изогнулся в зловещую усмешку. Губы что-то беззвучно шептали.

— Ик...инг... — кажется, это было его имя, но вместо слов из горла вырывалось лишь бульканье, словно Валка захлебывалась.

Пораженный, парень опустил взгляд на пол, надеясь, что сможет немного прийти в себя, если не будет смотреть на мать. Но вместо досок, увидел перед собой черную, густую жидкость. Она расплывалась перед ним, громко хлюпая и засасывая его ноги.

— Иккинг, — снова прохрипела Валка, но на этот раз четко и ясно,  — по-помоги мне...

— Я иду, мам, держись!

Он должен был успокоиться, чтобы принять взвешенное решение, чтобы здраво мыслить. Но сердце бешено колотилось, а мысли метались. Крики матери становились громче, но еще громче, заглушая все вокруг, звучал стук собственного сердца. Иккинг не знал что ему делать, все, на что он был способен сейчас, это дергать ногами, пытаясь выбраться. Но чем больше он дергался, чем больше пытался вытянуть ноги из чёрной жижи, тем сильнее тонул. Паника начала накрывать его. Он должен выбраться и помочь матери. Должен.

— Иккинг! — полный отчаянья крик резанул воздух. Парень вскинул голову и увидел, что около матери тоже появилось темное пятно чавкающей жидкости в котором она начала тонуть.

— Ну, давай же! —  он дернулся, вкладывая в это движение все оставшиеся силы. Это помогло и одним резким рывком, у него получилось вырваться из этого кошмарного болота. На деревянных ногах, он помчался к матери. 

Он схватил Валку в последний момент, когда она была уже пол грудь в этой жидкости. Он обхватил ее предплечья и начал тянуть на себя. Мать схватилась за его спину так сильно, что чуть не утянула Иккинга с собой. Хэддок заметил, что когда у него начало получаться вытягивать мать, она с лицом полного ужаса уставилась куда-то за его спину.

— Ты должен... ты должен мне помочь... — прошептала она, а потом начала кашлять.

— Мама, — Хэддок на секунду поднял от неё взгляд, надеясь увидеть что так сильно испугало её, но это стало его ошибкой. Когда он снова посмотрел на мать, было уже поздно. Вокруг неё были полупрозрачные белые трубки, зеленое платье превратилось в больничный халат, а на фоне появился противный, пищащий звук поддерживающих аппаратов. Кожа Валки была белой, почти прозрачной, а пустые глаза словно два темных колодца, смотрели в никуда.

— Мама, нет! Только не умирай, пожалуйста! — в горле образовался тяжелый ком, а на глаза навернулись слезы, — Только не снова! Я все исправлю... я..

И в этот момент, мир вокруг него начал рушиться.

Камин рядом с которым все это время находился Иккинг, обернулся зияющей пропастью, глаза Валки закатились и она начала медленно растворяется в его руках. Парень всхлипнул всхлипнул стараясь сдержать рвущиеся наружу рыдания, но к этому моменту он обнимал пустоту. Матери больше не было.

И тут Иккинг услышал как на втором этаже что-то упало. А потом приглушенный крик. Секунда и наступила тишина. А потом снова крик и хлопок. Что-то приближалось.

Иккинг проснулся с громким криком, его сердце колотилось как бешеное, а тело покрывал липкий пот. В ужасе он огляделся, пытаясь понять, где находится и что окружает его. Ноги запутались в сбитых простынях, а свободные пижамные штаны задрались почти до колен. Кто-то тяжело дышал. Иккинг застыл, сердце, только начавшее замедлять свой ритм, снова подскочило. Вслушиваясь в тишину бесконечную минуту, парень понял, что тяжелое дыхание было его собственным. 

— Великий Тор, — выдохнул он, поражаясь своей пугливости.

Но не успел Иккинг перевести дыхание, как услышал тихие шаги в коридоре. Что-то приближалось. Дальше все произошло слишком быстро: дверь скрипнула, парень схватил лежащую рядом подушку, резкая вспышка холодного света озарила комнату, и в эту же секунду подушка полетела в направлении входа.

— Боги! — вскрикнул кто-то и Иккинг узнал голос Хофферсон, — ты дурак?

Облегченно вздохнув, парень провел рукой по лицу.

— Астрид?

— А ты думал кто? Макаронный монстр? — раздраженно буркнула девушка и посвятила на Хэддока телефонным фонариком.

Иккинг прищурился, холодный свет резал глаза. На несколько секунд они так и застыли: Хофферсон стоящая в дверях и он, привставший на локтях.

— Вернешь подушку?

— Фигушки, — девушка посвятила на пол фонариком, в поисках подушки, — это почти орудие убийства, отнесу её в полицию.

— Прости, — рассеянно произнес Иккинг, оглядывая свою комнату освещенную слабым светом, — а ты не могла бы выключить фонарик?

— Конечно, — Астрид наклонилась, подняла подушку и выключила фонарик, погружая комнату в темноту. — Ты в порядке?

— Да, все хорошо, — постарался отмахнутся парень.

— Ты так кричал. Я думала что-то случилось.

— Извини, что разбудил, — он снова оглядел темную комнату, вглядываясь в тени прячущиеся по углам.

— Кошмары?

— Кошмары, — он сглотнул, во рту был неприятный привкус сна и сухость. Он потянулся к стакану с водой, который обычно ставил на прикроватную тумбочку, но там было пусто.

Хэддок встал с кровати.

Собственная комната продолжала казалось чужой, но парень знал, что нужно делать, чтобы снова ощутить реальность: нужно быть в моменте. Поэтому, он коснулся письменного стола, ощущая под пальцами деревянную столешницу. Шершавая, чуть прохладная поверхность ощущалась очень знакомо и безопасно.

— И часто тебе снятся такие кошмары? — он тут же дернулся, а потом обернулся. Иккинг уже успел забыть о том, что Астрид была здесь. Она стояла у входа в комнату, держа в одной руке подушку, а в другой телефон.

— Ну... — замялся парень, касаясь мягкой обивки стула и корешков книг, сложенных горкой на углу стола. Присутствие Хофферсон и привычное ощущение вещей, кажется, помогало остаткам кошмара рассеется быстрее. Иккинг облегченно выдохнул. — Не так часто как раньше.

В ванной было намного светлее чем в комнате. Жалюзи не были опущены, поэтому небольшой, но яркий полумесяц светил прямо через окно, отражаясь от зеркала и стекла душевой кабинки.

Иккинг посмотрел на свое тусклое отражение и понял, что был одет только в пижамные штаны. Наверное, ему должно было быть неловко, но липкое ощущение страха после кошмара притупляло остальные эмоции. Он открыл кран с холодной водой и несколько секунд смотрел на то, как она стекает по раковине, чуть поблескивая из-за лунного света. Подняв глаза на зеркало, старательно избегая своего отражения, Иккинг заметил, что Хофферсон внимательно следит за ним, прислонившись к дверному косяку. Их взгляды встретились.

Может, не так уж и плохо, что она здесь. Переживать такие ночи всегда легче, если рядом кто-то есть. С этими мыслями он нагнулся над раковиной, поднес губы к крану и начал жадно пить. Холодная вода приятно смочила горло и помогла немного прийти в себя. Иккинг плеснул водой себе в лицо, чтобы смыть остатки остатки сна, липкий пот и усталость, накрывающую его каждый раз после того, как мать во сне приходила, чтобы умереть. Снова и снова в разных декорациях, но с одинаковым финалом.

— Что произошло? — спросила Астрид.

— Что ты имеешь ввиду? — Иккинг вытер лицо и шею полотенцем, а потом повернулся к девушке.

— Я конечно не эксперт, но тебе явно снился не просто плохой сон.

На секунду, Иккинг задумался:

— Хочешь залезть мне в голову? — усмехнулся парень. Он с удовольствием наблюдал за тем, как изменилось лицо Хофферсон в ответ на его слова. Её брови недовольно сдвинулись, а губы сжались в тонкую линию.

— Я не...

— Я шучу, — он растянул губы в неловкой улыбке.

— Я просто хотела предложить тебе поговорить, — пробормотала Астрид, отводя взгляд, когда Иккинг неловко переступал с ноги на ногу, — но если тебе уже полегчало, то... в общем, я пойду, — с этими словами она повернулась, направляясь в сторону комнаты, и ровно в этот момент Иккинг тоже двинулся с места. Они столкнулись у двери, задев друг друга плечами, столкновение было не сильным, но от неожиданности оба вздрогнули.

— Ой, извини! — выпалили они почти одновременно, словно сговорившись. Астрид нахмурилась, потерла плечо, будто ушиблась, а Иккинг сглотнул, чувствуя, как краска заливает его щеки, и уже было собрался что-то неловко пошутить, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, но девушка неожиданно опередила его:

— Послушай, — её голос стал тише, и даже теплее, — я не сильна в разговорах. И все это,  —  Хофферсон указала на пространство между ними, —  довольно неловко. Но если тебе нужно поговорить или может... Что бы кто-то побыл рядом...В общем.., я знаю, как дерьмово может быть после кошмаров. Когда кажется, что реальность чуть менее реальна, чем то, что ты только что пережил.

— Спасибо, — на этот раз Хэддок искренне улыбнулся.

— Но если ты хочешь побыть один, я уйду и... — Астрид сделала шаг в сторону выхода, её светлые волосы выглядели сейчас темнее чем обычно.

— Нет, — Иккинг коснулся её плеча, ощущая под пальцами мягкую ткань футболки и на мгновение растерялся, — останься.

— Ладно, — Хофферсон кивнула, оглядывая комнату. Она похоже, так же как и он, не знала как себя вести, — значит, разговоры?

***

Они устроились на кровати, сохраняя некоторую дистанцию друг с другом. Астрид села на край, свесив одну ногу вниз, а Иккинг сел чуть подальше, оперившись о мягкую спинку кровати.

— До того, как я стал пить антидепрессанты, мне постоянно снились кошмары, — парень коснулся края одеяла, проводя указательным пальцем по ткани.

— Было так тяжело? — чуть удивленно спросила Астрид и Хэддок уловил легкую нотку недоумения в её голосе. К его облегчению, там не было ни осуждения, ни жалости.

— В какой-то момент, спать стало невозможно. Каждый раз, когда я закрывал глаза, я снова оказывался в кошмаре. Снова и снова, каждую ночь я переживал смерть мамы, — он сглотнул, стараясь не вспоминать времена, отдающиеся болью между ребер, — поэтому я понял, что мне нужна помощь.

— И отец отправил тебя к психиатру?

— К психотерапевту, — поправил ее парень, чувствуя, как защитная реакция берет верх. Может, все таки не стоило говорить с Астрид об этом? — и нет. Я сам пошел.

— Сам?

— Отца часто не было дома, — Хэддок постарался говорить ровным голосом, словно этот факт не задевал его до сих пор, — а его спальня находится в другом конце коридора. Не думаю, что он когда-нибудь слышал мои крики, — он нервно усмехнулся.

— Тебе пришлось... — она сделала паузу, а когда продолжила, голос звучал мягче, — тебе пришлось самому справляться с этим?

Иккинг пожал плечами, ему не хотелось выглядеть перед Астрид жалким или каким-то раздавленным. Да, он пил антидепрессанты и да, ходил к психотерапевту. Но это помогло и ему действительно стало лучше.

—Ты и сейчас пьешь их?

— Нет. Больше года ничего такого не пью, — он слабо улыбнулся. Может, это и не звучало как достижение, но Хэддок чертовски гордился собой.

— Я все еще не могу поверить в то, что ты сам пошел к психотерапевту, — Астрид покачала головой, в темноте сложно было различить её взгляд.

— Почему ты так удивлена?

— Ты не боялся, что о тебе может сложится неверное мнение? — она говорила медленно, как будто пыталась подобрать правильные слова.

— Ты хочешь сказать, — парень усмехнулся, — не боялся ли я, что одноклассники решат как будто я ненормальный, раз хожу к психотерапевту?

Хофферсон пожала плечами.

— После смерти матери я был тихим странным мальчиком, переживающим свое горе в одиночестве, не думаю, что кому-то было дело до того куда я езжу после школы, —  как можно спокойнее, проговорил Иккинг. В следующую секунду он ощутил, как в комнате повисла неловкая тишина. Астрид ничего не ответила. Кажется, ему все-таки не стоило говорить об этом.

— Только не надо жалеть меня, — наконец, произнес он. Ему было сложно "читать" Хофферсон при свете, а в полумраке комнаты, эта задача казалась вообще невозможной. Поэтому, он решил идти на опережение. На ум пришли слова Хезер, сказанные когда-то в шутку: "никто не любит нытиков, сочувствие когда его много, обязательно превратится в жалость".

— И не собиралась, — ровным тоном отозвалась Астрид, нарушая тишину. Иккинг был уверен, что сейчас она уйдет или скажет что-нибудь колкое, чтобы прервать этот неловкий момент. Но вместо этого, девушка подвинулась ближе, села перед ним на колени и чуть подалась вперед. Теперь, он мог лучше рассмотреть лицо Астрид, в её глазах не было жалости, лишь какая-то странная смесь понимания... и чего-то еще, чего Хэддок не мог разобрать, — Но это не означает, что я не могу сочувствовать тебе, — ее голос прозвучал тише, с какой-то неожиданной мягкостью, которая заставила сердце Иккинга пропустить удар.

— Мне не нужно сочувствие, — он снова усмехнулся, стараясь, чтобы эта усмешка не выдала его волнения, — это просто кошмар и я...

— Видеть как твоя мама снова и снова умирает, не "просто кошмар", — перебила его девушка.

— Я уже видел этот сон тысячу раз, ничего нового... — Иккинг уставился на свои руки, нервно теребя край одеяла между пальцами. Ему не нравилось, как близко подобралась Астрид. И дело было не только в том, что теперь, она находилась физически так близко, что он мог различить тонкий, почти неуловимый запах ее шампуня. Дело было в другом. В том, что она, кажется, начинала видеть его насквозь. И та броня, которую он так старательно выстраивал вокруг себя последние годы, дала трещину под этим темным взглядом.

— Я тебе не верю.

— Что? В смысле? — парень непонимающе уставился на Астрид. Как это "она ему не верит"? От внутреннего возмущения он сильнее сжал край одеяла.

— Такие вещи не проходят просто так. И я говорю не только о кошмарах или о смерти твоей матери. Я говорю о том, что рядом с тобой не было тех, кто мог бы поддержать тебя, — она сделала паузу, а потом добавила чуть тише, — или утешить.

И в этот момент, сердце Иккинга пропустило удар.

— Ты о чем?

— А что, если я хочу дать тебе то, чего тебе так не хватает? Утешение.

— Я же сказал, мне не нужна жалость, — недовольно хмыкнул Иккинг, чувствуя, как только что начал испытывать к Астрид не только раздражение, но и что-то еще.

— Я и не жалею тебя, — взгляд девушки скользнул по лицу Иккинга, на секунду останавливаясь на его губах, — я просто предлагаю быть рядом. Понимаешь? — она повернула его лицо к себе, и их взгляды встретились.

— Нет, — прошептал он, чувствуя, как что-то внутри него начинает сдаваться. Он не понимал, что происходит, не понимал этого внезапного порыва со стороны Астрид, этой мягкости, этого неожиданного внимания.

— Ты всегда такой, — прошептала она и в её голосе Иккинг уловил что-то отдаленно напоминающее нежность.

— Какой? — хриплым голосом спросил Хэддок, чувствуя, как теряет понимание происходящего.

— Как бы ты не пытался притворяться, эта грусть всегда с тобой. Но настало время сбросить маски, Иккинг. Ты ведь не должен всегда быть сильным, — продолжила Астрид, ее шепот был едва слышен, но парень различал каждое сказанное слово. Её пальцы мягко коснулись его щеки, виска, а потом запутались в волосах Иккинга, и от этого прикосновения он невольно прикрыл глаза. — Иногда можно просто позволить себе быть уязвимым, грустным и даже несчастным.

Он почувствовал, как Астрид приближается к нему, как ее дыхание становится все ближе и ближе. И в этот момент, Хэддок открыл глаза и отстранился.

— Чего ты хочешь от меня? — прошептал он, стараясь скрыть дрожь в голосе, — Зачем ты все это делаешь?

— Потому что... — Астрид запнулась, словно пытаясь подобрать нужные слова, — Иккинг, я знаю, что такое одиночество. И я не хочу, чтобы ты притворялся, будто с тобой все в порядке, когда это не так.

— Я не притворяюсь, — возразил он, хотя знал, что это ложь.

— Притворяешься, — Астрид снова приблизилась, так что их колени почти соприкоснулись. Ее взгляд был таким пронзительным, таким искренним, что Иккинг невольно задержал дыхание. — И ты заслуживаешь того, чтобы кто-то увидел тебя настоящего.

Великий Тор.

Как она узнала об этом? Какой запретной магией обладает Астрид Хофферсон, что смогла заглянуть к нему в душу так глубоко? Нечестно, что она видит его вот так, насквозь. И в этот момент Хэддок понял, что сдался. Ему хотелось поверить Астрид, хотелось довериться ей, хотелось позволить ей подойти ближе.

Он поднимает взгляд и видит, как Астрид снова тянется к нему, обжигая лицо своим дыханием. Иккинг сглатывает, стараясь отбросить одолевающие его страх и волнение. Но его тело, не в силах противостоять магии Хофферсон. Поэтому Иккинг принимает тот факт, что поцелуй между ними неизбежен. Но хуже этого было только то, что он больше всего на свете хотел этого поцелуя.

— Я знаю как прогнать одиночество, — шепчет Астрид, касаясь носом его носа, когда Иккинг тянет её за ноги, придвигаясь к ней. Ему нужно быть ближе, так близко, как только это возможно. Поэтому Иккинг тянет Хофферсон на себя, пока она не оказывается на нем верхом.

— Ладно, — вздыхает он, чувствуя, приятную тяжесть на своих коленях. Он криво улыбается, ощущая, как внутри него поднимается лавина горячих, будоражащих душу и воображение ощущений.

Почему-то Иккингу хочется спросить "готова?", прежде чем поцеловать Астрид, но он сдерживает себя, боясь испортить момент. Вместо этого, он тянется к Хофферсон и прижимается своими губами к ее губам. Поцелуй между ними словно взрыв, резкий, горящий, полный отчаянья и невысказанной боли. В нем нет нежности или романтики, только жгучее желание забыться, вырваться из замкнутого круга кошмаров и тревог.

Холодные пальцы Астрид, касаются его обнаженных плеч, и почему-то это простое действие приносит Иккингу странное облегчение, словно к его коже прикоснулось что-то настоящее, что-то живое. Уж лучше она будет касаться его кожи, чем залезет к нему под ребра и будет читать его мысли.

Если минуту назад он переживал о том, что совершенно не понимает, что творится в голове у Астрид, то теперь все эти переживания просто растворяются в этом безумном поцелуе. В голове Иккинга больше нет ни одной связной мысли. Ноль. Полная пустота. Ничего. Его руки впиваются ей в бедра, пытаясь удержать рядом, и Хэддок чувствует сквозь тонкую ткань пижамных штанов, какая у Хофферсон горячая кожа. Она словно горит изнутри, и это пламя передается ему, заставляя забыть обо всем на свете.

— Постой, — Астрид, тяжело дыша отстраняется, её взгляд становится серьезным и на секунду, Иккинг начинает переживать, что сделать что-то не так, — это же по-дружески?

— Что? — парень несколько раз рассеянно моргает, выныривая из забытья.

— То, что между нами, — поясняет Астрид, стараясь говорить спокойно, но в голосе проскальзывают нотки нетерпения, — это по-дружески.

— Ээ, что это значит? — Иккинг хмурится, пытаясь уловить смысл её слов. Он старается смотреть Астрид в глаза, но его мысли снова и снова возвращались к крышесносному поцелую, который был между ними несколько мгновений назад.

— Мы не пара, между нами нет никаких обязательств. Просто... иногда мы будем проводить время вместе, как... друзья. С привилегиями, — на последнем слове девушка делает особый акцент.

— Ладно, тогда... может обсудим правила?

Обсудить правила звучало гораздо лучше, чем продолжать играть в "угадай, что у Астрид в голове". В ответ на предложение парня, губы Хофферсон растянулись в едва заметной улыбке. А в её взгляде мелькнуло что-то темное, хищное, что-то такое, что заставило Иккинга невольно сглотнуть.

— Так ты не против? — её холодные пальцы, скользят под край резинки пижамных штанов Иккинга.

— Э-эм, — тяжело сглатывает, — если честно, мне сложно соображать, — бормочет он, его голос слегка дрожит, — но кажется, я готов на всё, лишь бы мы продолжили целоваться.

— Я нравлюсь тебе? — вдруг спрашивает Астрид, резко меняя тему.

— Эээ, — Хэддок удивленно приподнимает брови, чувствуя, как кровь приливает к щекам, — боги, это какой-то вопрос, где есть правильный вариант ответа? Поцелуи с тобой мне очень нравятся, это правда, но я... я не готов говорить о чувствах и... — он запинается на полуслове, потому что видит, как Астрид смотрит на него. От этого взгляда голубых глаз, в котором смешались вызов и нескрываемая жажда, у Иккинга перехватывает дыхание. Его сердце пропускает удар, а по всему телу разливается обжигающая волна жара.

— Иди сюда, тест пройден, — с этими словами Астрид притягивает его к себе и целует.