«Омут Страсти: Побег от Одиночества»
Бессонный звонок пронзил тишину комнаты, словно нож, вырывая меня из объятий Морфея. Склеившиеся веки отчаянно сопротивлялись пробуждению, и я, словно лунатик, ведомый лишь звуком, поплелся на поиски телефона. Ориентируясь по мысленно выстроенной карте квартиры, чудом избежал столкновения с мебелью и наконец нащупал источник мучений.
— Слушаю! — прохрипел я в трубку.
— Родион Олегович, доброе утро! Вас беспокоят из больницы. Спешу сообщить, наш пациент очнулся, вернулся в сознание. Сейчас его осматривают врачи, чтобы оценить степень повреждений мозга после остановок и кислородного голодания. Важно понять, насколько он способен оценивать себя и окружающий мир. Также нас беспокоит его память – он словно в прострации, здесь и в то же время далеко. И, предвосхищая ваши вопросы, посещения все еще под запретом, но, надеемся, это вопрос ближайшего времени, когда врачи разберутся, как его состояние отреагирует на присутствие близких.
— Сука, как же я рад! Спасибо вам за эти новости! Пожалуйста, держите меня в курсе!
— Разумеется, Родион Олегович. Всего доброго!
Повесив трубку, я на автомате заварил крепкий кофе и вышел на балкон. Заняв место в кресле, наблюдал, как солнце, подобно триумфатору, отвоевывает небо у ночи. Затянувшись сигаретой, позволил утреннему ритуалу окончательно прогнать остатки сна.
Вновь зазвонил телефон. На экране высветилось её имя. Карина.
— Слушаю, Карин.
— Родь, привет. Не знала, спишь или нет, решила попытать удачу.
— Не сплю. Что хотела?
— Напомнить, что родители приезжают. Ты же не забыл?
— Нет, помню. Это всё?
— Да, всё. Тогда пока.
— Погоди, есть новости по Нику. Может, встретимся, расскажу и обсудим заодно, что от меня потребуется, когда родители приедут. Согласна?
— Да, можем, но я освобожусь только ближе к обеду.
— Работа?
— Нет, я сейчас на обследовании. Не знаю, насколько затянется.
— У меня нет планов. Могу побыть твоим такси, заодно и поговорим.
— Ладно, приезжай. Только поторопись.
Быстро допив кофе, я отправился одеваться. Чего я жду от этой встречи? Да ничего хорошего. Тянет к ней, как наркомана на ломках. Люблю её до безумия, она моя ахиллесова пята, моя слабость. И сейчас я бессилен что-либо изменить. Надо переключиться. И, казалось бы, выбор есть. Но пользоваться Машей, чтобы забыть Карину, было бы подло. Она хорошая девчонка, не питает ко мне никаких иллюзий. Но мы все знаем, как люди сближаются, когда видят другого на грани, и поддерживают его. Она видела мою слабость и, считает она это или нет, теперь обладает некой властью надо мной.
Карина же, в нынешней ситуации, и без того имеет огромную власть. Вопрос только в том, осознаёт ли она это? Будь её воля, она бы мной и Максоном крутила, как захотела.
Нарядившись в черные брюки, облегающую водолазку, выгодно подчеркивающую крепкий торс, и длинное черное полупальто, словно сотканное из самой тьмы, я направился к двери. На ногах – начищенные до блеска ботинки. Перед выходом не забыл нанести несколько капель любимого парфюма – терпкого, с нотками кожи и табака, – аромата, который, я надеялся, поможет скрыть волнение, клокотавшее в моей душе.
Солнце уже вовсю заливало улицы, когда она села в машину. Внутри царила мрачная элегантность: чёрная кожа сидений, приглушённый свет панели, дорогой парфюм, смешивающийся с запахом её духов. Карина чувствовала себя немного неловко. Родион всегда производил сильное впечатление, а сегодня, после бессонной ночи и тревожных мыслей, она чувствовала себя особенно уязвимой рядом с ним.
«Привет», - тихо поздоровалась она, пристегивая ремень безопасности.
Родион бросил на неё короткий взгляд, внимательный и оценивающий: «Привет. Как себя чувствуешь?»
«Как-то немного нервничаю», - ответила Карина, отводя взгляд в окно. За окном мелькали городские пейзажи, но она видела их словно сквозь пелену беспокойства.
Всю дорогу молчание висело в воздухе, густое и напряжённое. Карина чувствовала, как Родион наблюдает за ней, ощущала его присутствие каждой клеточкой тела. Ей хотелось прикоснуться к нему, почувствовать его тепло, но страх быть отвергнутой, страх испортить их и так непростые отношения, сковывал её.
Родион чувствовал эту напряжённость, как натянутую струну. Он видел, как Карина волнуется, и остро ощущал желание защитить её. Ему хотелось обнять её крепко, сказать, что всё будет хорошо, но он сдерживался. Знал, что сейчас любое неверное движение может всё разрушить. Он хотел быть с ней, до боли в сердце хотел, но знал, что это невозможно.
«Ник очнулся», - неожиданно произнёс Родион, нарушая молчание. Голос его звучал приглушенно, но в нём чувствовалась неприкрытая радость. – «Только что звонили из больницы. Сейчас обследуют».
Карина повернулась к нему, и в её глазах читалось облегчение: «Это замечательная новость, Родь! Просто… замечательно!» - Она улыбнулась, и от этой улыбки у Родиона перехватило дыхание.
«Да, блин, хорошая новость», - проворчал он, отворачиваясь к дороге.
Он вновь замолчал, погрузившись в свои мысли. Карина видела, как напряжены его скулы, как сжаты пальцы на руле. Она знала, что за этим показным спокойствием скрывается буря эмоций.
«Почему ты так резко меняешься? Что происходит?» - Карина ярко ощущала внутреннюю борьбу Родиона.
«А ты как будто не догадываешься. Ты же понимаешь, какую сейчас имеешь власть над нами?»
«Какую власть? Ты о чём?» - она словно искренне не понимала.
«Ты беременна, отец неизвестно кто, а значит, уже как минимум два мужчины обязаны прислуживать тебе. Учитывать твои желания, контролировать себя при тебе. И ты хочешь сказать, что этого не ощущала?» - Родион переводит взгляд, полный вопросов.
«Не проще сказать, как чувствуешь себя конкретно ты? Максима не беспокоят такие вопросы, он даже мысли не допускает, что я его как-то могу использовать, а даже если такое и будет, он будет только рад. Да и у меня мыслей не приходило пользоваться своим положением. Ты ясно дал понять, как будешь участвовать в моей жизни. Больше, чем ты озвучил, я не попрошу. Даже сегодня я могла бы и сама доехать, но ты захотел поговорить. Зачем из меня ты делаешь корыстную девушку? Не хочешь иметь ничего общего, я не буду принуждать, но будет условие». - Она как никогда сурова.
«И какое же, нахрен?» - Родион начинает раздражаться.
«Если ты отказываешься от любого участия, то никогда в жизни не появишься в жизни этого ребенка, никогда ему не сообщишь правду, за исключением, если он сам за правдой придет. Никаких прав у тебя не будет», - её слова отрезвляют, словно звонкая пощечина, которая вправляет мозги.
«Значит, вот какого ты мнения обо мне, даже мысль допустила, что такое возможно, пиздец, конечно… Не ожидал», - Родион был зол, раздражен, всё внутри кипело.
Машина плавно остановилась у клиники. Современное здание из стекла и бетона, словно символ надежды в этом суетливом городе. Внутри было светло и стерильно чисто. Тихий гул кондиционеров, приглушённые голоса врачей и пациентов, запах дезинфицирующих средств – всё это создавало атмосферу спокойствия и уверенности.
В регистратуре их встретила приветливая девушка с безупречной улыбкой: «Доброе утро! Вы к доктору Смирнову?»
Карина кивнула, назвала свою фамилию: «Да, у нас запись».
Когда они вошли в кабинет врача, Карина почувствовала легкую тревогу. Врач Смирнов, молодой мужчина с задорным взглядом, показался ей слишком фамильярным. Его бодрый тон и непрофессиональные шутки сразу же насторожили её.
«О, а это вы на обследование с папочкой пришли? Как здорово!» — бодрым голосом выпалил врач, приглашая Карину на прием. — «Возможно, сегодня сделаем УЗИ, и вместе посмотрите на Ваше творение! Уже есть предположения, кто у вас, или ждете сюрприз? Чаще всего сталкиваюсь с тем, что уже какие-то представления сформированы».
Карина замерла, словно громом поражённая. Кровь прилила к лицу, и она почувствовала, как вспыхивает краска смущения. Она не знала, что сказать, как реагировать. Врач смотрел на неё с улыбкой, не замечая ее замешательства.
В этот момент она почувствовала на себе взгляд Родиона. Медленный, пронзительный взгляд, от которого по спине пробежали мурашки. Он молча перевёл взгляд с врача на неё, и в его глазах Карина увидела недопонимание и зарождение гнева. В её глазах мелькнула мольба. Она знала, что сейчас он либо поддержит легенду, либо же разрушит всё.
Карина судорожно выдохнула: «Эмм… это…» – она запнулась, пытаясь подобрать слова, но слова застревали в горле, как непослушные дети. Родион, бесшумно подошел, вдруг оказавшись рядом, чем заставил вздрогнуть от неожиданности Карину. Его взгляд, до этого полный мягкой поддержки, стал стальным, прожигая врача насквозь.
«Ага, папочка. Ждем не дождемся с моей любимой осмотра. Так что приступим к вашим непосредственным обязанностям, осмотру, или будем дальше языком чесать?» – его голос прозвучал низко и угрожающе, словно рык дикого зверя, потревоженного в своей берлоге. Врач, кажется, даже перестал дышать. Его задорный взгляд моментально потух, а на лице отразилось сожаление об импульсивности.
«Ой… да… простите, что-то меня действительно понесло, конечно, проходите в кабинет», – пробормотал он, пытаясь как можно быстрее взяться за свои обязанности. Замечание пациентов оказалось очень уместным. Карина, всё ещё ошеломлённая, наблюдала за этой сценой, как будто смотрела захватывающий фильм. Родион был великолепен в своём праведном гневе! Она даже не подозревала, что он может быть таким… понимающим и заметит её желание не посвящать врача в тонкости зачатия. Лёгкая улыбка тронула её губы. Может быть, всё-таки не всё потеряно, и он не такой уж бессердечный?
Карина села в кресло, чувствуя, как волна облегчения накрывает ее. Родион занял позицию рядом, его присутствие было ощутимым и уверенным. Врач, словно ошпаренный кипятком, приступил к осмотру с максимальной концентрацией, избегая смотреть на них. Неловкость в кабинете сгустилась, словно туман, но теперь это была уже не Карина. Теперь неуютно было доктору Смирнову! Карина не могла сдержать усмешку. Иногда немного драмы – это именно то, что нужно, чтобы разрядить обстановку!
После осмотра, который прошел в гробовой тишине, доктор Смирнов, избегая зрительного контакта, пробормотал что-то о необходимости анализов и назначил Карине повторный прием. Карина, чувствуя себя гораздо увереннее под защитой Родиона, поблагодарила врача и, стараясь не смотреть ему в глаза, вышла из кабинета.
Уже в коридоре Родион отпустил её руку, создав давно знакомую дистанцию. Его плечи напряглись, словно он надевал невидимый панцирь.
«Как ты себя чувствуешь?» – спросил он, и в его голосе сквозила скорее формальность, чем искренняя забота. Прежний Родион вернулся, маска добряка словно испарилась, обнажив холодную решимость.
«Гораздо лучше, спасибо тебе», – ответила Карина, робко улыбнувшись. Её пальцы невольно коснулись места, где только что была его рука. – «Ты не растерялся, это было нечто! Я даже не знала, что ты можешь быть таким… чутким».
Родион усмехнулся, его взгляд скользнул по её лицу, но тут же отвернулся: «Да ты бы себя со стороны увидела, так же бы поступила», – подмигнул он, стараясь придать своему тону легкость.
«Жалкой была?» – тихо спросила Карина, опустив взгляд.
«Нет, потерянной, испуганной, будто сейчас решается вопрос всей твоей жизни. Решил не вдаваться в уточнения, отчасти я же и не врал. Так ведь?» – Родион помог Карине надеть пальто, его пальцы на мгновение задержались на её плече. В этот момент их взгляды встретились, и что-то болезненное резануло внутри Родиона, заставляя его отвести взгляд. Он поспешно распахнул дверь, словно убегая от этого внезапного чувства.
Они вместе направились к выходу из больницы. Карина чувствовала, как теплая волна растекается по ее телу. Этот неожиданный всплеск понимания со стороны Родиона, его готовность защитить ее, задели какие-то очень важные струны в ее душе. Может, между ними что-то возможно наладить и как-то сосуществовать, не причиняя боль друг другу?
В машине пахло кожей и его одеколоном – знакомым, волнующим ароматом. Солнце пробивалось сквозь тонированные стекла, играя бликами на приборной панели. Карина отвернулась к окну, наблюдая за проплывающими мимо домами, но чувствовала на себе его взгляд.
«Они же в курсе, что мы расстались, я не понимаю, к чему мне делать вид, что мы любим друг друга?» – Родион не смотрел на нее, устремив взгляд на дорогу. Его пальцы крепко сжимали руль, костяшки побелели. Он понимал, что если придется играть любовь, то он не сможет это сделать с тем хладнокровием, которое от него ожидают. Он будет проявлять свои бурлящие чувства, сам того не желая. Всё станет куда хуже, если внутренний контроль начнет выставлять дистанцию для исключения внутренней боли – появится борьба чувств и здравого смысла, а это разрушительная мощь, сметающая всё, находящееся в эпицентре взрыва.
«Чтобы они не мучали меня вопросами: "Чей же он?". Мы им покажем, что чей бы он ни был, он наш всех. Так понятней?» – Карина обернулась к нему, в ее глазах читалась мольба. Она потянулась к его руке, но тут же одернула свою, словно обжегшись.
Родион резко выдохнул, отворачиваясь: «Блять, я же изначально говорил, что тебе по итогу придется выбирать, с кем-то одним остаться. У нас так не будет, даже если допустить, что мы до сих пор были бы в этих уебанских отношениях, рано или поздно встал бы вопрос выбора. У нас с Максоном доминирующие позиции, нижнего нет, куколда тоже нет, мы оба хотим полноправно обладать тобой, не деля ни с кем. Сука, вот у меня сейчас дикое желание взять тебя за грудки, встряхнуть хорошенько, чтоб, нахуй, вот эта розовая пыль с мозгов слетела и ты смогла бы всю картину мира трезво оценить. Никакой, блять, здоровый мужик не будет с женщиной, когда у неё уже есть мужик и…сука, еще ребенок от этого мужика, очнись же ты от иллюзий своих! Либо я ушел бы, будь это его ребенок. Либо он уйдет, потому что ребенок мой, но… Сейчас существует переменная, где ты в роли матери-одиночки, так что тут да, согласен, Максон не бросит. Но опять же, блять, потому что рядом с тобой, сука, другой мужик не маячит. Вот ты понимаешь это? Очки слетели или еще сидят? Или, быть может, ты ждешь, когда батя тебе другими словами, но суть та же, скажет, м?» – Его голос дрожал от сдерживаемого гнева, в глазах плескалось отчаяние.
Карина съежилась на сиденье, словно от пощечины. Её глаза наполнились слезами: «Почему ты не можешь ПРОСТО сделать, как просят? Почему тебе всегда нужно копаться глубоко "в психологии" и чтобы твою картину мира обязательно приняли? Что за вечное желание показать, как правильно, ткнув другого при этом в его неправоту в твоих глазах? Что сложного в том, чтобы дать человеку самому научиться на своих ошибках, произвести работу над ними и, уже сделав выводы, дать ему самому поменять тактику действия? Зачем ты так делаешь?»
Родион откинулся на спинку сиденья, прикрыв ненадолго глаза. Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться: «Дурочка, да потому что хочу, чтобы ты как можно меньше испытала разочарования, какой-то боли от реальности. Возможно, я слишком сильно завуалировал свою заботу. В случае с тобой, я не могу спокойно смотреть, как ты прямым ходом идешь в "огонь", зная, что у меня была возможность тебя предупредить. И эта тема иллюзии отношений, всё равно же правда вскроется. Не хочешь, чтобы они от тебя узнали – могу я преподнести, что это было моим решением, от меня они точно допытывать причины не будут. Согласна? Но вот эта твоя идея сладкой лжи мне не нравится, да и вряд ли я смогу идеально отыграть любовь».
«А ты не играй, я же вижу твои попытки», – Карина смотрела на него с вызовом, стирая слезы с лица.
«Ничего ты не видишь! Ты мои изменения не увидела, а тут, находясь на расстоянии, что-то видишь, себя не обманывай хотя бы», – Он фыркнул, заведя машину.
«Хочешь сказать, что если бы не было Макса, ты бы не попытался вернуть отношения?» – спросила Карина, глядя прямо ему в глаза.
«А притворялась дурочкой. Карина, Карина. Вот сейчас же ты прекрасно понимаешь, что мешает наладить отношения между нами. Решишь этот вопрос, тогда спрашивай, попробовал бы я снова или нет».
«Но я его люблю и очень сильно, с ним стабильно, я не думаю каждый раз, что же от него ожидать. Он внимательный, заботливый…»
«Замолкни! А то аж зубы свело от приторности. Вот и встречайтесь, а от меня ничего не ожидай, не питай надежд», – Родион резко свернул на другую улицу, его челюсти напряглись.
«Вот снова стена возникла между нами, почему мы не можем находиться на нейтральной территории, где существует баланс, без ухода в крайности. То ты гипермил, и мне кажется, что это твоя любовь, то ты максимально отстранен, холоден, местами даже жесток, и я ощущаю себя в роли твоего врага», – Карина отвернулась к окну, скрестив руки на груди.
«Да не преувеличивай, всё ровно. На данный момент единственное, что нас связывает и вынуждает изредка пересекаться, это твоё положение, которое для меня – единственная вещь, где не имею возможности контролировать, что, признаюсь, слегка выбивает из привычного русла стабильности и подконтрольности жизни. Уж извини, привык так», – Он бросил на нее короткий взгляд, и в его глазах мелькнула тень сожаления.