«Освобождение от терзаний»
Родька выбросил меня на обочину, словно ненужную куклу, даже не удостоив взглядом. «Прощай, Родь», – всё, что успела я сказать, он вдавил педаль газа, оставил меня задыхаться в клубах пыли, одну наедине с надвигающейся тьмой. Холодный ветер пронзал мою куртку, словно ледяные иглы, но в этом ознобе мысли обретали убийственную ясность. Дрожащие пальцы стирали слёзы, но они текли быстрее, обжигая щёки. Нельзя, чтобы Максим увидел меня такой – сломленной, униженной, беззащитной.
Долго ждать не пришлось. Ядовито-яркие фары вырвали меня из сумрака, словно на допрос. Визг тормозов, распахнувшаяся дверь, и вот он – мой Максим – бежит ко мне, с тревогой в глазах, в которых плескалось что-то ещё… Нежность?
«Лисик, что ты тут делаешь? Где Родька? Замёрзла? Пойдём ко мне», – слова вылетали из него, как пули, полные смятения и невысказанной мольбы.
Я лишь молча кивнула, чувствуя, как ледяная стена недоверия начинает таять под жарким взглядом его тёмных глаз.
Квартира Максима встретила теплом, как долгожданное объятие. Мягкий свет разливался по комнате, пушистый ковёр манил ступить на него босыми ногами, а в воздухе витал пьянящий аромат свежесваренного кофе. На диване небрежно лежал клетчатый плед, словно приглашая укрыться от бушующей за окном бури. Здесь царили уют и… напряжённое ожидание. Ожидание того самого разговора, что висел между нами, как натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть от страха, недоверия и глупых, детских обид.
Он провёл меня в комнату, усадил на диван и, укутав пледом, протянул чашку горячего кофе. В его взгляде читалась искренность, словно он вывернул душу наизнанку, и отчаянная мольба.
«Я так рад, что мы наконец-то можем поговорить», – прошептал он, опускаясь рядом. «Ты даже не представляешь, как долго я этого ждал. Хотел всё объяснить, понять, что творилось у тебя в голове, раз ты решила вот так, в один миг, вычеркнуть меня из своей жизни».
Сделав глоток обжигающего напитка, я собралась с духом. Нужно выложить всё, что терзало меня, не оставляя ни единого шанса для недосказанности.
«Я слышала, как ты сюсюкался с другой по телефону», – выпалила я, стараясь сохранить в голосе хоть какое-то подобие спокойствия, но он дрожал, как осенний лист на ветру. «Словно я тебя держу. Хочешь быть с другой – иди. Я не стану унижаться, умоляя тебя остаться».
В глазах Максима отразилось полное замешательство. Он нахмурился, словно передо мной был сложнейший ребус.
«Но у меня никого нет, Карин!» – воскликнул он, и голос его дрогнул от обиды. «Ты же сама дала понять, что никаких условий больше не будет, и я это принял. А разговаривал я с Надей, мы договаривались встретиться, чтобы обсудить, как мне лучше наладить с тобой отношения. Не у Родьки же мне спрашивать совета, и уж тем более не у тебя. Это было бы безумием. Согласна? Но я услышал ваш разговор с Родей и тут же позвонил ей, чтобы отменить встречу, ты же знаешь, какая она… шустрая. Не понимаю, что ты могла услышать, ты же знаешь, как мы с ней общаемся, если и проскальзывает что-то пошлое, то только в шутку. Не веришь – позвони ей прямо сейчас, спроси!»
На мгновение во мне закралось сомнение. В его голосе не было ни капли лжи, только искреннее желание оправдаться. Но сомнения, словно ядовитые змеи, продолжали обвивать моё сердце, отравляя разум.
«Но ты же мог за это время всё с ней обсудить и попросить подтвердить твою версию событий. Разве не так?» – парировала я, пытаясь уловить хоть малейшую фальшь.
«Ты права», – признал Максим, слегка покраснев. «Тогда давай разберёмся, с чего ты вообще решила, что у меня кто-то есть?»
Глубокий вдох. Нужно выложить всё, все свои подозрения, какими бы абсурдными они ни казались.
«От тебя пахнет чужими духами», – начала я, глядя ему прямо в глаза. «На твоей одежде остаётся след чужой помады, стойкой помады, даже если ты тщательно вытираешь. И ты уходишь в одно и то же время, в одни и те же дни недели – стабильность, закономерность. Что ты на это скажешь?»
Взгляд Максима смягчился, в нём появилась нежность и… лёгкая грусть.
«Боже, малышка», – прошептал он, беря мои руки в свои. «Почему ты просто не поговорила со мной раньше, не выложила все свои факты, не дала мне возможности объясниться? Всё гораздо проще, чем ты себе надумала. Около полутора месяцев назад я узнал, что у меня есть сводная сестра. Да, мой папаша оказался не таким уж и идеальным, но сейчас не об этом. Она намного младше меня, учится, у неё не так много свободного времени, поэтому мы встречаемся, когда ей удобно. Ей интересно узнавать меня, как брата, а мне – её, как сестру. Если ты хочешь, я могу вас познакомить, потому что я ей, наверное, уже надоел своими разговорами о тебе. Она заочно с тобой знакома. Что скажешь?»
Я замерла, пытаясь переварить услышанное. Неужели всё это время я ошибалась? Неужели мои подозрения были лишь плодом воспалённого воображения, подпитываемого ядом Родиона, который хотел быть единственным в моей жизни?
«Ты серьёзно? Без обмана? Любую проверку пройдёшь?» – спросила я, вглядываясь в его глаза, ища хоть малейший признак лжи.
«Я полностью перед тобой открыт, что угодно, лишь бы вернуть тебя и твоё доверие», – заверил Максим, крепче сжимая мои руки. «Я люблю тебя, Карин, безумно люблю и никогда не предам!»
В этот момент, словно прорвало плотину, все сомнения и обиды схлынули, оставив меня наедине с облегчением и… виной.
«Боже, Максим, прости меня! Какая же я дура!» – прошептала я, чувствуя, как слёзы снова застилают глаза. «Конечно, я хочу с ней познакомиться. Как же легко стало, словно камень с души свалился… Фух… Надо сообщить Роде, он дал мне 48 часов, чтобы во всём разобраться».
«Ты так и не сказала, почему ты оказалась одна на улице?» – спросил Максим, нахмурившись. «На улице же жуткий холод, как он мог тебя там оставить?»
«Он попросил меня выйти, подождать тебя пару минут, чтобы я собралась с мыслями», – уклончиво ответила я. «И он не хотел с тобой сталкиваться».
Гнев вспыхнул в глазах Максима. Он резко встал с дивана и зашагал по комнате, словно зверь в клетке.
«А если бы я, блять, задержался или, не дай бог, попал в аварию? Ты бы замёрзла и заболела! Вот же ублюдок!»
«Всё же хорошо, не стоит устраивать разборки», – попыталась успокоить его я. «Ему тоже тяжело. Я поступила с ним несправедливо, так что его можно понять, я его обидела».
«Ах, какие мы нежные, обиделись», – проворчал Максим, бросая на меня сердитый взгляд. «Это не отменяет того, что за девушкой нужно присмотреть, засунув свои обиды куда подальше. И ещё, Карин, тебе не кажется, что тебе пора выбрать кого-то одного? Этот треугольник только разрушает нас всех».
«И ты туда же», – вздохнула я. «Тоже поставишь мне срок на раздумья?»
«В этом Родька прав, тебе нужно определиться», – твердо ответил Максим. «Как ты уже поняла, мы не можем так больше, и если я правильно понимаю, то твоё сердце, хочешь ты этого или нет, уже сделало выбор».
«О чём ты?»
«Ты сама сказала, что поступила с ним несправедливо», – пояснил Максим, глядя мне прямо в глаза. «Может быть, это потому, что твоей душе некомфортно с ним, и она подсознательно держит тебя на расстоянии? Что скажешь?»
«Ты сейчас пытаешься манипулировать мной, прекрати!» – воскликнула я, чувствуя, как внутри меня нарастает раздражение.
«Хорошо, но тебе всё равно придётся сделать выбор», – смягчился Максим. «Я не готов делить тебя с ним. А это значит, что у тебя нет другого выхода, кроме как выбрать одного из нас».
«Вы разрываете меня на части…»
«Ничего подобного», – возразил Максим. «Наоборот, всё в твоих руках, наши судьбы – в твоих. Ты держишь власть над двумя мужчинами, которые ждут твоего решения, ты разве не чувствуешь своего превосходства?»
Я задумалась. Я никогда не смотрела на ситуацию под таким углом.
«Я никогда не думала об этом так», – призналась я. «Возможно, ты прав. Я слишком долго тянула время, измучила вас ожиданием. Пора поставить точку!»
«И кого же ты выберешь?» – он еле сдерживал себя, чтобы не схватить меня в объятия.
«Скоро узнаешь, а пока… можно я побуду одна?» Мне нужно всё обдумать, они оба достойны, но только с одним из них я вижу своё будущее.
«Конечно, пойду приму душ и что-нибудь приготовлю. Ты наверняка голодна?» – его забота была невероятно приятна. Я лишь кивнула, не находя слов, а он исчез за дверью ванной.