Старая Земля

Мне приснился странный и интересный сон, непонятный и абсурдной, как всегда: я бежала бесконечно длинным дымным красным тоннелем изо всех сил, непонятно отчего и куда, задыхаясь и спотыкаясь, а потом проваливаюсь в пещеру... Естественно, проснулась я в холодном поту. Мои глаза, едва раскрывшись, уткнулись в непроглядную успокаивающую темноту, которая будто говорила мне: ничего не случилось. 3:00 ночи.

Смесь бодрости и тревожного возбуждения не давала мне спокойно спать, поэтому я встала, не найдя тапочек, босыми ногами на холодный пол, бесшумно подошла к маленькому овальному окошку и открыла его, потому что в комнате не хватало воздуха. Возможно, мне не спалось по причине новоселья; всю ночь я думала об Элите, о том, как ему там спится, в кресле, на чердаке?

Наверняка ведь, это не очень-то удобно.

Но теперь в моей голове не оставалось для него места.

У меня на душе было как-то очень-очень холодно и пусто... так бывает тогда, когда вспоминаешь
о своей давней потере.

Без любого осознания событий и желания их осознавать, я уныло подперла голову ладонью и стала тупо смотреть в окно; на зарождающееся прохладное, тихое, светлое, и такое же унылое утро.

Я спрашивала его ни о чем, и оно ни о чем мне отвечало, глядя на меня так же сонно и беспристрастно, как и я на него, все глубже насаждая в эту комнату ощущение пустоты.

Далеких, рассыпчатых белых зёрен звезд уж не было видно на небе, лишь кое-где шнырял, мелькая, на горизонте слабенький луч света. Был ли это метеорит, или может быть, комета Галлея я уже не пыталась этого понять.

Три бледных спутника по-прежнему блестели и раздражали меня; мне казались они неестественными, нереальными.

"Может, я все ещё сплю?"-мелькало в моей голове все чаще и чаще.

"А если я сплю, то где я сплю? Где я вообще нахожусь? И как далеко от меня находится Земля? Почему из всех возможных параллельных
миров я попала в самый скучный?"

Казалось бы, разве может человек, чудом попавший на другую планету, унывать и не находить никаких плюсов в сложившейся ситуации? И тем не менее я была таким человеком.

И попрошу понять себя. Не то что бы Джашимара меня разочаровала, но ее схожесть с Землёй вгоняла меня в тоску.

Хотя все не столь однозначно, и потому у меня на душе было очень сумбурно и беспокойно. С одной стороны, не было на этой планете ничего из ряда вон выходящего, что совершенно не налезло бы мне на голову, чего-то, что ты всегда тайно ожидаешь от неизведанных миров. Но я ловила себя на мысли, что все таки есть здесь вещи, совершенно не возможные на Земле, а все же и они казались мне обычными. Не знаю, как называется этот эффект, но я называла его мысленно "эффектом обесценивания".

Я словно привыкла ко всему, и это меня пугало. Мне не давал покоя тот факт, что меня ничего больше здесь не удивляет.

Вы могли бы спросить у меня: "Ну и что в этом такого? Неужели это
деиствительно то, что больше всего тебя тогда волновало, при наличии огромного списка проблем и приключений?

И я без колебаний отвечу: "да".

Мне не впервые справляться с трудностями, расставаться с близкими и не представлять своего будущего ясно. Но это впервые, когда мне стало безразлично на все происходящее.

На Земле, всегда и во всех случаях, что бы ни происходило, я всегда надеялась на чудо. И оно случалось. Теперь же, находясь буквально в мире волшебства, волшебство перестало для меня существовать. Потому что волшебство это неизведанное.

Как только восхитительное становится изведанным, ты теряешь к нему интерес. Оно становится чем-то вроде хорошей привычки. Вот в чем проблема явного волшебства: при его наличии непонятно, зачем вообще нужен ты сам.

Медленно переводя взгляд от окна к кровати, я начинала потихонечку посмеиваться. На тумбочке рядом с постелью лежали листы бумаги, на которых и сквозь тьму несложно было
разглядеть карикатуры. Я взяла одну из этих карикатур в руки и то ли умилилась, то ли возмутилась: передо мною предстала чудеснейшая карикатура на Эвелину.
Всем, кто хоть раз просыпался глупой ночью от кошмара, должно быть знакомо то чувство странной смеси тревоги и облегчения, которые наступают после пробуждения, и длительное пребывание в недоумении от этой реальности.

Я снова легла в постель и свернулась калачиком, или, как еще говорят, "в позе эмбриона". Мне стало очень одиноко и зябко. Закрыв глаза, я постаралась абстрагироваться от всего, но у меня ничего не получилось, и еще 30 минут до самого рассвета пролежала я камнем, чувствуя себя ни живой, ни мертвой; мысли мои являли собой крепко сплетенный воедино морской узел.

Здесь следует сделать небольшое лирическое отступление и обьяснить, почему устройство моей личности не обвенчалось особым успехом.

Мать моя слыла знатной паникершой и королевой драмы, вырастив меня тем самым в страхе божием. У меня гипертрофировано чувство вины, и этот факт я тоже причисляю к ее заслугам.

Отец всегда свято верил в Бога и с ранних лет приобщал меня к религии, что позже заставило все мое существо взбунтоваться.

Я очень мало знала о нем, так как он был почти всегда занят и почти никогда не общался со мной на личные темы.

Сколько я себя помню, мои родители всегда были не в ладах. Но самая жесть началась, когда мать заболела на онко. Тогда в нашей семье стало происходить много неадекватных скандалов, которые растоптали мою психику. Они никогда не обнимали меня даже на день рождения и в Новый Год, для нас это было нечто чуждое.

Для меня навсегда запомнился момент, когда, выходя из поезда (была школьная экскурсия в Одессу) я замешкалась, не зная, должна ли я обнять его. Мне так хотелось сделать это, ведь он очень хороший человек, но мои планы рухнули, когда я увидела, что он тоже пребывает в замешательстве. Так, как будто мы чужие люди.
Что отец, что мать много работали и потому были очень нервные, а я чувствовала себя в следствие этого обузой.

На нервной почве я стала часто болеть. В связи с этим появилась тревожность и иногда ипохондрическое состояние.

В этот момент я почувствовала неприязнь к своим родителям, ведь они упрямо не хотели замечать, что со мной что-то не так, а их советы меня раздражали.

Поэтому, попав на другую планету, я, честно говоря, была рада оказаться подальше от них, но в то же время чувствовала теперь себя совершенно пустой, как кувшин в историческом музее.

На Земле все события моей биографии, хоть и, казалось бы, неверные, шли все же своим чередом. Я уже давно со всем смирилась и начала принимать жизнь такой, как она есть. Все вроде шло к логическому завершению, из которого следовало бы сделать умозаключение о том, что же это все значило.

И вот теперь оказывается, что все это ничего не значило, раз вот так вот просто взяло и оборвалось.
Я тихо уткнулась носом в подушку и заплакала. Совершенно беззвучно. Это целое мастерство страдать, не издавая шума.