
Цена долга
Сон
Ки Хун смотрел на нож в своей руке, но не видел его. Все вокруг слилось в мутное пятно. Воздух в комнате стал густым, тяжелым, как сироп, и он чувствовал, как в нем тонет.
— Давай, — Ин Хо говорил мягко, почти заботливо.
Как будто это не было приговором.
Как будто это был всего лишь очередной шаг, который Ки Хун должен сделать.
Рука у него дрожала. Он чувствовал, как сталь ножа холодит ладонь, как рукоять медленно нагревается от его собственной кожи. Но пальцы не разжимались. Он знал, что если выпустит оружие, то будет следующим.
Человек на полу больше не дергался. Он просто смотрел на него.
Ки Хун не знал, кто он. Не знал его имени. Это даже не имело значения.
Имело значение только то, что сейчас его мир сузился до этого момента. До взгляда, полного ужаса. До стального нажима пальцев Ин Хо.
До выбора, которого у него больше не было.
— Ки Хун, — голос Ин Хо стал чуть ниже, чуть тверже.
Рука Ки Хуна дернулась. Нож чуть опустился вниз, но он все еще не мог заставить себя сделать это.
Ин Хо медленно, почти лениво, выдохнул, и Ки Хун почувствовал, как он наклонился ближе. Горячее дыхание коснулось его уха.
— Если ты не сделаешь этого, — шепнул Ин Хо, — я сделаю это сам. А потом убью тебя.
Это прозвучало спокойно, даже буднично. Но Ки Хун знал — это не угроза. Это факт.
Он замер.
Мир качнулся.
Где-то в глубине сознания мелькнула мысль: может, так будет лучше?
Но Ин Хо уже знал, как работает его страх. Он не торопился. Он ждал.
И Ки Хун понял, что он никогда не выберет смерть.
Рука больше не дрожала.
Он поднял нож.
А человек на полу закрыл глаза.
Он не кричал.
Не молил.
Просто ждал.
Ки Хун сжал зубы. Воздух дрожал, будто пропитанный напряжением, которое вот-вот должно разорвать пространство.
Он не знал, сколько времени прошло. Секунды? Минуты?
Но в какой-то момент он почувствовал, как пальцы Ин Хо больше не держат его руку.
Как он остался один перед выбором, который уже был сделан за него.
А потом он сделал шаг вперед.
И мир рухнул.
Ки Хун не двигался.
Воздух в комнате стал густым, тяжелым, его было почти невозможно втянуть в легкие.
Человек на полу больше не шевелился.
Но Ки Хун все еще чувствовал, как нож входит в плоть.
Все еще слышал этот липкий, ужасный звук, от которого выворачивало нутро.
Ты этого не делал. Это не ты.
Но он видел кровь на своих руках. Чувствовал, как она стынет, заполняя пространство между пальцами.
Он посмотрел вниз.
Глаза.
Пустые, безжизненные, вперенные прямо в него.
Ки Хун моргнул.
И глаза моргнули в ответ.
Он резко отпрянул, сердце судорожно дернулось в груди, но не успел он выдохнуть, как рот мертвого снова дернулся.
— Зачем...
Звук был не голосом.
Он был внутри него.
Под ребрами.
В черепе.
Скребущейся, дрожащей тенью, вгрызающейся в его сознание.
Ки Хун сдавленно всхлипнул, пятясь назад, но комната не отпускала его.
Тело на полу шевельнулось.
Невозможно.
Нет, нет, нет...
Кровавая рука дрогнула, словно пытаясь дотянуться.
Ки Хун замер, ужас сковал его, вонзив в позвоночник ледяные когти.
А потом ОНО УЛЫБНУЛОСЬ.
Липкие, треснутые губы растянулись, обнажая зубы, красные от крови.
Ки Хун судорожно втянул воздух, но его легкие были полны гнили, тухлого, сладкого запаха смерти.
Ин Хо не шевелился.
Он просто стоял рядом.
Смотрел.
Ждал.
Ки Хун посмотрел на него, умоляя — скажи, что это не реально, скажи, что это не происходит, останови это.
Но Ин Хо только склонил голову.
— Что-то не так?
Голос был мягким.
Таким мягким.
Таким спокойным.
Ки Хун дышал прерывисто, судорожно, но воздух больше не был воздухом — он был чем-то вязким, чужеродным, он заполнял его легкие, сжимал грудную клетку, превращая его собственное тело в ловушку.
— Ты убил его, — сказал Ин Хо.
Просто. Спокойно.
— Ты сделал это.
Ки Хун посмотрел на мертвеца.
Тот не шевелился.
Только улыбался.
И глаза...
Эти глаза...
Ты убил его.
Но Ки Хун больше не был уверен.
Потому что теперь, когда он смотрел в эти мертвые глаза, он видел в них что-то страшное.
Что-то неправильное.
Что-то живое.
И оно смотрело прямо в него.
Смотрело и узнавало его.
— Ки Хун...
Голос.
Гнилой, потусторонний, изнутри него самого.
— Ты же не думал, что все так просто?
Ки Хун зажмурился.
Этого нет. Этого не может быть.
Но когда он снова открыл глаза...
Мертвец сидел.
Близко.
Так близко, что Ки Хун чувствовал его дыхание.
Как...?!
И прежде чем он успел закричать, холодные, липкие пальцы сомкнулись на его запястье.
Железная хватка.
Гниль.
Смерть.
И этот взгляд.
Где-то далеко Ин Хо засмеялся.
А Ки Хун уже не мог понять — его тянут вниз или он сам падает в это бездонное, липкое, шепчущее нечто, что теперь стало его новой реальностью.
Ки Хун пытался отдернуть руку.
Но он не мог.
Кожа под пальцами мертвеца была скользкой, липкой, неправильной. Это был не человек.
Не больше.
Мертвец медленно, очень медленно наклонил голову.
Шея хрустнула.
Глаза не моргали.
Не моргали...
Они впивались в него, прожигали его насквозь, и Ки Хун вдруг понял, что он сам уже не моргает.
Что его собственные глаза раскрыты так широко, что веки больше не слушаются.
Что он сам застыл.
Что он теперь часть этой сцены.
Часть этого.
— Ки Хун...
Голос мертвого был не голосом.
Это был скрежет по стеклу, шорох по коже, оно говорило внутри него.
Оно говорило его голосом.
— Это ты убил меня.
Мертвец моргнул.
Раз.
Два.
Глаза Ки Хуна начали щипать, но он не мог моргнуть в ответ.
Что-то поползло по его руке.
Что-то влажное, холодное, обволакивающее.
Он посмотрел вниз.
И увидел, что его собственная кожа начала растворяться.
Пальцы таяли.
Кровь вытекала не наружу, а внутрь, всасывалась обратно, как будто его тело больше не принадлежало ему.
Как будто его переписывали.
Переделывали.
— Ты мой.
Нет... нет, нет, нет...
Он дернулся, пытаясь вырваться, но пальцы мертвеца вросли в его плоть.
Срослись.
Ки Хун закричал.
Но звука не было.
Потому что это был не его рот.
Его губы растянулись, словно их тащили за невидимые нити, он больше не управлял своим лицом.
— Смотри на себя.
Мертвец резко дернул его вперед, и Ки Хун увидел себя.
Себя.
Себя в глазах мертвеца.
Но это был не он.
Отражение улыбалось.
И прежде чем Ки Хун успел осознать, оно моргнуло первым.
Он заорал.
Звук прорезал реальность, скрутил пространство в тугую спираль.
Комната схлопнулась.
Все рухнуло.
Он больше не сидел на стуле.
Он был внутри другого тела.
Мертвец стоял перед ним.
Живой.
Смотрел на него с жалостью.
— Теперь твоя очередь, Ки Хун.
Ки Хун опустил глаза.
Он сидел на полу.
Связанный.
Кляп во рту.
А над ним возвышался кто-то другой.
С ножом.
С глазами, такими же, как у него раньше.
Ки Хун рванулся, затряс головой, он не мог быть здесь, он не мог...
Но руки не двигались.
Он не мог кричать.
Он не мог моргнуть.
— Давай, — сказал Ин Хо.
Голос был спокойный, добрый.
Как будто он всегда знал, что все кончится именно так.
Нож блеснул в свете лампы.
Ки Хун смотрел вверх.
В глаза, такие же, как его собственные.
И понял.
Что это был он сам.
Он сам, в своем теле.
Который собирался его убить.
А потом занять его место.
Ки Хун захлебнулся в тишине.
Он открыл рот, но воздуха не было.
Мир вокруг треснул, как стекло.
Комната рассыпалась, и он упал.
Падал в пустоту, в безграничную черноту, в ничто, которое тянуло его за собой.
Это не я...
Это не я...!
ГЛАЗА.
Они смотрели на него отовсюду.
Шепот.
Голоса.
Ты убил меня.
Ты убил себя.
Ты всегда принадлежал ему.
— Нет!
Ки Хун резко сел, холодный пот струился по спине, сердце бешено колотилось в груди.
Темно.
Тихо.
Сон?
Он задыхался, легкие работали вхолостую, словно он только что вынырнул из ледяной воды.
Руки тряслись.
Он с трудом сглотнул, провел ладонями по лицу, стирая липкий ужас.
Сон.
Это был всего лишь сон.
Но когда он посмотрел вниз, пальцы все еще помнили, как держали нож.
Плечи свело, словно их должны были сковывать веревки.
Ки Хун выдохнул и закрыл глаза.
— ...Черт.
Покой длился секунду.
Только секунду.
Потому что в тишине раздался голос.
Спокойный.
Уверенный.
Реальный.
— Ты забыл, что должен был прийти в полночь?
Холод пробежал по позвоночнику, парализовал каждую мышцу.
Дыхание замерло в груди.
Ки Хун медленно поднял голову.
Перед его кроватью стоял Ин Хо.
Легкий наклон головы.
Чуть прищуренные глаза.
Небрежная улыбка.
Но в этой улыбке не было тепла.
— Я же говорил, Ки Хун.
Тень от лампы скользнула по его лицу, сделав выражение еще темнее.
— Не придешь — я сам приду за тобой.
Ки Хун не смог пошевелиться.
Потому что он уже не был уверен, проснулся ли он на самом деле