Глава 8
Человек, движущийся напротив нее, был огромен. Его рост достигал не менее двух метров. Широкий разворот плеч притягивал взгляд. Под черным одеянием, невооруженным глазом, угадывались бугристые мышцы. Черты его лица вдалбливали в сознание, навсегда оставляя отпечаток. Крупные, грубые, запоминающие. А глаза глубокие, как сама бездна. Пугающие. Наполненные беспросветным мраком, темнотой.
Его губы плотно сжаты, образуя одну прямую линию, явственно выказывая его раздражение. Ступает совершенно бесшумно; уверенными, размашистыми шагами. Снег даже не хрустит, хоть на улице мороз такой, что кожу невольно начинает жечь.
Алиса смотрит ему вслед. Наблюдает, как мужчина поправляет стойку своего пальто. Видит, как снежинки покрывает его иссиня-черные волосы, собранные в низкий хвост. Лоснящиеся, такие притягательные. У нее никогда не было таких волос. Их непреодолимо хочется потрогать. Создается ощущение, что это шелк.
За мужчиной движутся его люди. Все собраны. Даже не переговариваются. Шагают нога в ногу. На лицах надеты непроницаемые маски. Каждый из них сама серьезность, даже под ноги не смотрят, но все же обходят ее стороной.
— Мастер, у девчонки кровь, — подает один из них голос, и Алиса замирает, в страхе опуская глаза.
Черт? Кровь? У нее? Ну да, она же поранилась. Уже забыла. Засмотрелась, а кровь все льет и льет.
Огромный человек останавливается. Он передергивает плечами и оборачивается. В его взгляде томится что-то жуткое, отчего сводит судорогой все нутро. Алиса дрожит. Старается отвернуться. Она букашка у его ног.
Он прожигает ее полным надменности взглядом. Немного склоняет голову в бок, отчего одна прядь выбивается из прически, и он поправляет ее, аккуратно убирая за ухо. Хмурится. Девчонку уже всю трясет. Она не выдерживает. Больше не смотрит на него. Ее лицо пылает огнем, от пристального взгляда, коим он награждает ее.
Легкие пекут от недостатка кислорода. Кажется, она даже не может сделать вдох. Боится. Ресницы трепещут. Вся сжалась. Скукожилась. Едва ли не молит о том, чтобы он отвернулся. Невыносимо чувствовать тяжесть его взгляда. Она ощущает, как ломается и он прошибает ее.
Огромный человек разворачивается и уходит. Он не проронил ни слова, за что она тут же благодарит богов. Его люди ступают следом, лишь тот, кто обратил на нее внимание, хмурится, с замедлением начиная идти вперёд.
Она вновь обретает возможность дышать. Берет ладошками в охапку снег, размазывая его по лицу. Кожа пылает, печет, ей нужно прийти в чувство. Тут нечего бояться. Некого. Он человек. Обычный, хоть и до одурения пугающий, но все же человек. Человек от взгляда которого она едва ли не расплавилась, желая провалиться под землю, чтобы он никогда ее не нашел.
***
Маркус раздражен. Мышцы сводит от ярости, просыпающейся в нем. Блондинистый засранец тянет улыбку на половину своего гребаного лица. Знает, сука, зачем он пришел. Верховный, мать его за ногу. Подкладывает ему вечную хуйню под нос, а ему разгребать, чистить и без того опущенные по локоть руки в кровь. Благодаря ему он уже забрался по горло. Скоро кровища к херам его захлестнет. Убить бы гаденыша, да каменному сердцу он дорог. Знает и пользуется, сучий выродок. Принц, мать его.
— Какие люди? Какими судьбами? — наигранно небрежно интересуется Ашер, а у тартаровца руки чешутся надрать его задницу.
— На разговор. Сейчас, — цедит сквозь зубы Маркус, мазнув по девице, рванувшей в сторону мишеней, скупым взглядом.
— Пойдем, — приглашающим жестом указывая в сторону главного корпуса, отвечает Верховный, разворачиваясь на пятках.
К зданию идут молча. Каждый из них по-своему напряжен. Мыслей много, необходимо собрать их все в конструктивный диалог. Ашер тактик. Ашер стратег. Он не отступится от собственного плана. Сломает. Выкрутит наизнанку. Перекроит под себя. Сделает все, чтобы выполнить его досконально. Перфекционист хренов.
Дверь захлопывается. В огромной комнате они остаются вдвоем. Верховный разливает по бокалам немного бурбона, предлагает наследнику северного клана, сканирующего его.
— Что привело тебя ко мне? — интересуется непринужденно, хоть он и сам знает ответ.
Маркусу претит то, что он делает. Но чернявой принцесске придется потерпеть. Он уже перешел черту. Отступать поздно. Да и ни в его привычках отступать. Ашер всегда получает то, чего он хочет. Власть. Лидерство. Трон. Людей. В конце концов, даже строптивых женщин. Он получает все, что хочет. Всегда.
— Куда исчез Дюпонт? — требовательно тянет тартаровец на мертвом языке.
Верховный принц подходит к окну. Он делает неспешный глоток из своего бокала. Перекатывает тягучую жидкость на языке. Упивается немного острым вкусом. Где Дюпонт? Да разве может он этого знать? Одна часть там, другая здесь. Мало ли, как растаскали его звери. Ему на это вообщем-то плевать. Он не вызывал в нем доверия изначально. Слишком много болтал. Южный клан выберет себе нового Главу. Этого стоило убрать.
— Понятия не имею. Вроде бы он любил охоту. Может потерялся в лесу? Восторжествовала справедливость и звери съели его? — пожав плечами, безразлично отозвался Ашер.
— Ты не можешь убивать каждого, в ком ты не уверен! Дюпонт поддержал бы тебя. В крайнем случае, всегда можно надавить через его юнца! Зачем? — ударив кулаком по столу, вопрошает Маркус, прямо смотря в леденящие глаза блондина.
— Ты забываешься, друг мой, — не желая слушать, осаждает принц. — Да будет тебе известно — переворот всегда требует жертв, — добавляет совершенно спокойно, делая очередной глоток из бокала, подмечая, что тартаровец не пьет, лишь испепеляет его недовольным, полным мрака взглядом.
Вздумал учить? Его? Он? Беспринципный убийца, который на прошлой неделе лично вырезал семью какого-то чиновника? Как-то двуличием смердит. Нашел время препираться с ним.
— Аш, чего ты добиваешься? Я слышал, что Теа в Инкубаторе. На кой хрен ей Инкубатор? А ты? Что ты делаешь здесь? Приехал избавиться от распорядителя? Тогда зачем привлекать к себе столько внимания? Если я прознал, что ты здесь, то и все другие уже в курсе. Объясни мне, что происходит. Я хочу знать, — сжимая и разжимая кулаки, спрашивает Маркус, стараясь подавить просыпающийся в нем гнев.
Он переходит черту. Он должен остановиться. Кровавый правитель — не правитель. Ашер не такой. Он не позволит ему стать сродни себе. Не позволит стать зверем. Хватит. Один уже есть.
— Объясню, когда готов будешь. Сейчас ты больше на кисейную барышню похож. Это я должен спрашивать, что с тобой случилось и какого хера тебя волнует сколько людей я прихреначу своим клинком!
Верховный демонстративно разваливается в кресле, предварительно разжигая камин. Не нравятся ему такие разговоры. Он привык к другим. Маркус сильный. Бессердечный. У него каменное сердце. Непробиваемое. В нем не должно быть место жалости. Только не сейчас, когда он так нуждается в нем. Не сейчас должна пробуждаться в нем человечность, пусть и в волнении за него.
— Ты ведешь опасную игру, — передернув плечами, продолжает тартаровец. — Но ты должен понимать, что я до конца с тобой. Ты мой принц. Мой Верховный. Ты всегда можешь положиться на меня, какое бы фантастическое дерьмо не происходило рядом.
— Знаю, Марк. Знаю, — отстраненно проговаривает наследник, рассматривая картину бушующего моря. — Сейчас такое время. Да ты и без меня это понимаешь. Если я не задавлю его, он сделает это со мной. Я не могу этого позволить. Не могу. Во мне столько ненависти к нему, а я все еще должен ей давиться. Улыбаться. Вести себя как подобает. Была бы моя воля, я давно бы приговорил его к казни кровавым орлом.
Ашер шумно выдыхает. Откидывает голову, устремляя стальной взгляд в потолок. Как же он устал. Немыслимо устал. Взять бы передышку, но поздно. Время неумолимо истекает. Он должен занять пост до того, как его отец постарается спровадить и его. Внутри Системы назревает недовольство. Совет что-то замышляет против него. Он им не нравится. Они боятся. Трясутся как крысы за прикормленное место. Грызутся. Спорят. Отвергают все его предложения и ни во что не ставят. Он вырежет их всех. Постепенно. По одному. Уберет каждого, в ком не будет уверен. Без жалости и без сострадания. Теперь в этом весь он.
— Я выполнил твою просьбу. Рор по прежнему там. Молится. Готовится принять обед. Ничего подозрительного. Ты уверен в своем источнике? — усмиряя в себе гнев, проговаривает Маркус, грея бокал в мозолистой ладони.
— Уверен. Что-то не то. Я чувствую это, но не могу понять что, — делится Верховный, как-то недобро сощурившись.
— Я могу заслать туда кого-то. Кто провинился из знатной крови. Там вроде бы баб совсем нет. Молодых и хорошеньких тем более, — склонив голову, многозначительно говорит тартаровец, пробуя бурбон на вкус.
— Каким образом? — прищурившись, спрашивает Ашер. — Насколько я помню, вход бабам туда воспрещен.
— Обычным — да, а вот, к примеру, юной послушнице, которой непреодолимо нужно ухаживать за его Священной Светлостью — дорога будет открыта, — делится Маркус, пристально отслеживая реакцию наследного принца недоверчиво скосившего на него пытливый взгляд.
— Какая мать его к херам послушница? — не выдерживает Верховный, а губы тартаровца кривятся в усмешке.
— У меня фантазия богатая. Ты сказал посмотреть — я посмотрел. Внедрить информатора было бы крайне полезно. Каким боком я уговорю его Священную Светлость — это уже мои проблемы. Но вот если бы ты мне позволил использовать его дочь, я был бы тебе признателен, — оставив пустой бокал в сторону, скрестив руки на груди, сказал мужчина, отмечая, как лицо Верховного удовлетворительно меняется.
— И где же ты, мой дорогой друг, смог достать его дочь? Разве она не сидит в молитвеннике за семью замками, склонившись в три погибели над священными книгами? Или я чего-то не знаю о тебе? — спрашивает Ашер, а в его глазах горит торжествующий огонь.
— Скажем так, сейчас она в очень надежном месте. Подальше от ебнутых на своей религии служителей аббатств. Девка, кстати, ничего такая. Шустрая. Бойкая. А как кричит, — довольный собой, тянет Маркус, разминая плечи.
Поездка была долгой. Мышцы затекли. Он бы размялся с превеликим удовольствием и забил бы чем-то желудок. До Тартара — его клана, не меньше недели пути. Передохнуть бы и свалить. В его отсутствие дел накопилось по горло, не мешало бы все разгрестись до фееричной заварушки.
— Ты ее не порть пока. Вдруг возвращать придется, — криво улыбаясь, отвечает Аш. — Или хочешь на двоих разделить?
— Я бы не против, но девка не выдержит. Егерь при ней футболку снял, а она в обморок грохнулась. Представь что будет, когда она член увидит? Окочурится, бедная, раньше времени, а оно нам надо? Вот и я так думаю.
— Мое разрешение у тебя есть. Делай то, что считаешь нужным, — твердо проговаривает Верховный, поднимаясь. — А теперь, позволь показать тебе новопреображенный Лагерь моими усилиями. И разумеется, я хотел бы Вас разместить. Передохните перед дорогой. Путь-то долгий. Да и есть нам что с тобой помимо всего этого обсудить.
Маркус кивает, соглашаясь с каждым словом. Он и сам не прочь поспать в нормальных условиях. За две недели ночевки черти как, почти в полевых условиях, вымотался знатно. Желудок уже сводит от сухпайка. Всеми мыслями он уже давно в Тартаре. Наслаждается собственным лежбищем, двумя хищными зверюгами, наверняка соскучившимися по нему. Он не мог взять их с собой. Слишком далеко, да и кормить тварей нужно свежим мясом. Нерезонно никуда их брать зимой, но скоро охота. Скоро весна. Как же он соскучился по криками смертников, когда его ручные зверюшки разрывают их на куски. Осталось совсем немного подождать, чтобы вдоволь насладиться этим зрелищем.
***
Лазарет окрашен серым с белыми красками. Щеки Алисы пылают от смущения. Она то и дело елозит по больничной койке, пока молодой и довольно симпатичный доктор осматривает ее. Порез неглубокий, вот только крови много натекло. Края у раны немного рваные, пришлось все же накладывать едва заметный шов.
Терпит все манипуляции над ней с мужеством. Держит руку Кати, взволнованно поглядывающую на него. Брюнетка хмурится, злится. Винит во всем себя и просит прощения, но Алиса лишь отнекивается. Сама виновата. Сама ничего не умеет. И сама не хотела учиться. Теперь получает по заслугам. Вот только все равно это все не для нее.
— КАКОГО ХЕРА У ВАС ПРОИЗОШЛО? — раздается нечеловеческий вопль за стеклянной стеной.
Ян смерчем врывается в палату. Все его естество полыхает смертельным огнем. Вены вздулись под кожей. Желваки снуют на его лице. Он в ярости. В сокрушающей. Неконтролируемой им ярости. Алиса едва успевает заметить, как он набрасывается на Кати, сбивая наемницу с ног. Девушка ударяется головой об тумбу, но тут же поднимается, отражая следующую атаку.
— УСПОКОЙСЯ, ЛИНЧЕВАТЕЛЬ ХУЕВ! — орет Катарина, вмазывая наследнику Замка знатную пощечину по лицу. — СОВСЕМ С КАТУШЕК СЛЕТЕЛ?!
— Я попрошу вас вести себя тише, — несмело тянет док, и три пары глаз устремляются на него.
— А не пойти бы тебе нахуй, а? — шипит брюнетка через зубы. — А тебе составить ему компанию! — оборачиваясь, цедит в лицо Жнецу. — Ты че думаешь?! Прятал ее все время! На тренировки хуй ложил, а тут все в шоколаде будет ?! Да ее с говном из-за тебя смешают! Я блядь хотя бы хвост испуганно не поджимаю, а ты только орать можешь! Где ж твой хуев голос был, когда нас так заебательно разделили?! А?! Ты, сучий потрох?! Где ты был?! Я хотя бы попыталась ей помочь. Выбить пару очков. Она ведь единственная даже балла не набрала! Мы по ноздри в дерьме по твоей милости!
— Да если бы ты поменьше сверкала своей настоебательной дыркой, то может нихуя бы и не было! Верховный за тобой пошел! Сразу бы отсосала ему и дело с концом! — сверля уничтожающим взглядом Кати, в тон отвечает наемник.
— С каких это пор тебя интересует моя дырка, дорогой?! — уперев руки в бока, ядовито вопрошает девушка, испепеляя оппонента яростным взглядом.
— Успокойтесь, пожалуйста, — боязно вклинивается Алиса, поднимаясь с койки, натягивая тренировочные штаны. — Со мной все в порядке. Испугалась, немного поранилась. Но все в порядке. Честно.
— ЧЕСТНО? — ревет Ян, а от звука его голоса едва не звякают стекляшки. — Он сделал из тебя живую мишень! Живую. Херову. Мишень!
— Мы нарушили правила. Он был вынужден наказать нас. Это же дисциплина, — вразумительно проговаривает хрупкая блондинка, стараясь не страшиться токсичного яда в глазах брата.
— В общем так. Если тебя что-то не устраивает, то пиздуй прямиком к Верховному и высказывай свои претензии. Заодно можешь ему объяснить, почему Лиска нихуяшеньки не умеет. Думаю, ему это будет интересно, — ткнув указательным пальцев в грудь Яна, недобро сощурившись, сказала Кати. — Аривидерчи!
Брюнетка кипела от разъедающей ее злости. Она хотела помочь. Хотела отмазать клан от позора. Позора, который был допущен по его милости, между прочим! Завтра рейтинг пойдет в таблицу, и когда это случится, Алисе придется несладко. Над ней же каждый встречный поперечный издеваться будет. Каждый, кому не лень. А здесь таких пруд пруди. Она то знает. Проходила в свое время, пока каждого мудака собственноручно не вырубала кроя хуями сверху. Пусть теперь задумается до чего довела его жалость. Она ведь говорила. Предупреждала. Хоть немного бы тренировал ее и не было бы никакой хрени, а теперь действительно, хоть в постель к Верховному лезь, чтобы он Лиске баллы в таблицу зачислил. Не может она позволить, чтобы над ней издевались. Не может и быть с ней двадцать четыре на семь. Что делать-то теперь? Что делать?