Всё рушится

Я всегда думала, что жизнь, можно прожить спокойно, без трудностей, наверное потому что с самого детства у меня было всё. Я считала себя особенной, верила в то, что лучше других и в то, что мне выпала честь сделать этот мир лучше. Я не знала таких слов как «потеря», «безысходность» и «тяжелые времена», единственные тяжелые времена для меня это расставание с парнем и непринятие других, когда я была в пятом классе. Я никогда не думала, что ранее приносившая мне столько удовольствия жизнь, станет такой ненавистной. Жизнь? Что это за глупость такая «жизнь»? И почему никто никогда не задумывается о том, что жизнь может прерваться внезапно. Один счастливый день может превратиться в кошмар, а затем, вся твоя жизнь станет кошмарной.

***

Кто-то однажды сказал, что любовь убивает, какой-то философ или писатель, или очередной умник имя которого стерлось из памяти, зато слова его остались в разуме многих. У Грэйс ко всему прочему тоже. Сентиментальным человеком она не была, да и фильмы чувствительные смотреть не любила, всё где была любовь, бабочки в животе и долгие объятия она не переносила. Ей было тяжело понять чужую привязанность к родителям, потому что она ставила дружбу на первое место и мысли о потери родных никогда не преследовали её. Они же рядом, всегда, ничего не случиться, верно?
Но случилось.
Ворвавшись в больницу, где белые стены давят на уже сошедший с ума разум, а в нос ударяет ярко выраженный запах медикаментов, Грэйс бегала глазами по помещению, хватала за руки медсестер и врачей, просила помочь, ведь она же совершенно не знала что делать. Разум отказывался что-либо понимать. Было страшно. Больница большая, вокруг шумно, а Грэйс не слышала ничего кроме своего сердцебиения. Колотилось так быстро, что отдавалось болью в грудной клетки, живот скручивало, а дышать становилось труднее. С уст слетали тихие мольбы о помощи...
—... пожалуйста, — как потерявшийся ребенок, хваталась за каждого мимо проходящего человека, — ... прошу, помогите, — молила она.
    Её волосы мокрые, от проливного дождя, звуки которого можно услышать даже сейчас, находясь внутри больницы. Холодно, но Грэйс этого не чувствовала. Ей нужно было увидеть родителей, ни холод, ни боль, роли не играли.
— Мисс, с вами всё в порядке?, — взволнованно спросила прибежавшая медсестра.
— ... Мои... родители, они где-то здесь...
— Вы Мисс Кингстон?
Грэйс еле заметно кивнула. Ей что-то говорили, кажется о том, чтобы она подготовилась к тому что увидит, что авария была действительно устрашающей, и кажется о том, что ей нужно оставаться сильной.
Сильной?
Ещё тогда, она не была готова к тому, что ей придется увидеть и услышать.
Отделение неотложной помощи. Вокруг всё в крови, люди нуждающиеся в помощи, некоторые тяжело ранены, другие уже мертвы, а рядом с ними люди, что познали боль утраты. Глаза расширились от ужаса, а в горле встал ком. В голове крутился вопрос – «кем из них сегодня буду я?». Ужас охватил разум девушки ещё до того как её провели в отдельное помещение. Врач говорил что-то о последствиях, о том, что состояние было критическое, о том, что они сделали всё возможное...
— Они.. умерли?, — тихо спросила Грэйс остановившись.
Врач замешкался. Замолчал, посмотрел на девушку сожалеющим взглядом. Он был измотанным, в операционной форме, шапочке и с припущенной маской на лице.
— Не оба. Ваша мать всё ещё в операционной, а отец... мы сделали всё что было в наших силах, но он... скончался. Черепно-мозговая травма, тяжелой степени. Из-за сильного столкновения возникла эпидуральная гематома, иными словами кровоизлияние в мозге, оно нарастало слишком быстро и... Если бы его привезли хотя бы на пару минут раньше, но к сожалению, нам не удалось его спасти.
    К сожалению?
Грэйс стояла. Она стояла перед дверью, смотрела в одну точку и не могла понять... это реальность? Всё что происходит сейчас, происходит в самом деле? Это не кошмар..? Разве это не может быть просто кошмаром? Отец... мертв?

... он скончался...

Глубоко в сердце что-то необратимо разбилось, без возможности собраться воедино, часть уже просто нет и она никогда не вернется. Грэйс не могла поверить. Час назад она как ни в чем не бывало танцевала на вечеринке, пила алкоголь, а сейчас она... здесь?
Руки дрожали, а глаза вцепились в чертову дверь, пока по щекам стекали слезы.
— Мисс Кингстон, вы хотите... зайти?, — осторожно спросил врач, – Возможно... это последний раз когда вы сможете его увидеть.
Она молчала, слова застряли в горле. В последний раз? То есть, она больше никогда не сможет увидеть своего отца? Его больше не будет рядом? Не будет обнимать по вечерам? Не будет приносить какао ей в комнату? Не будет оставлять поцелуи на макушке? Говорить как сильно любит её? Говорить о том, чтобы она слушалась маму?
— Мисс Кингстон?, — взволнованно позвал врач.
— Я... зайду, — выдавила из себя девушка, дрожащими руками вытирая щеки.
Открыли дверь и Грэйс вошла в маленькое помещение. Вокруг почти ничего, только койка в центре комнаты, а на ней... лежал человек, укрытый. Уже тогда Грэйс понимала весь ужас ситуации, но не могла поверить в то, что это происходит с ней. Сердце молило остановиться, развернуться, уйти, но не делать этого, не подходить, не смотреть.
Грэйс сделала шаг вперед, а сердце пронзило острой болью.
Шаг. Ещё один и ещё один. Остановившись, доктор раскрыл верхнюю часть покрывала и Грэйс чуть не рухнула с ног. Стоявшая позади медсестра подхватила её за руку, крича что-то, но Грэйс не слышала. Впереди устрашающая картина. Стало по-настоящему страшному. Узнала ли Грэйс отца сразу? Нет. Он был сам на себя не похож, весь в бинтах, гематомах, порезах, царапинах, голова в крови, тело избитое, ужасное.
Дыхание сбилось, Грэйс не могла отдышаться, легкие отказывались, а сердце неутешительно насмехалось, стучалось, так больно, словно говорило ей: «а я же просил не идти, почему не послушалась?».
— Мисс Кингстон, если вы не можете...
— Нет, — вырвалось из уст девушки, —... это мой отец... мой... — она сглотнула комок в горле, встав на ноги. Понадобилось немного времени и смелости, чтобы подойти к койке снова, — ... Папа, — тихо позвала Грэйс, коснувшись ещё теплой руки отца.
Он не ответил и уже никогда не сможет. Его рука больше никогда не сожмет руку Грэйс. Из его уст больше никогда не сойдут слова о любви. Он никогда больше не посмотрит на неё. Он больше не сможет проживать эту жизнь. Почему же Грэйс была так холодна к нему? Почему она всегда убегала и избегала его? Почему сегодня с утра не послушалась, не села за стол? Почему не спрашивала как прошел его день? Как он себя чувствует и всё ли в порядке у него на работе? Почему же она так мало уделяла времени человеку, который всю жизнь был рядом, заботился, обнимал когда Грэйс было плохо и радовался когда она была счастлива. Отец любил Грэйс, даже когда она отвергала его помощь, злилась на него по мелочам и просила не вмешаться в её жизнь. Он любил её просто за то, какой она была на самом деле, немного капризной, злой, но всё ещё хорошей и понимающей. Любил, даже когда она вела себя как последняя идиотка. Любил даже когда вечерами, Грэйс не приходила смотреть вместе с ним фильмы, пусть и обещала, но всегда искала какие-то оправдания. Он не злился, даже когда она бросалась колкими словами, наверняка обижая его. Отец просто хотел провести больше времени с ней, а она, и это забрала у него. И сейчас, она уже не сможет ничего изменить, потому что его больше нет. Грэйс потеряла его.
Громкий всхлип, сопровождался тихой мольбой, Грэйс пыталась достучаться до отца, касалась его шеи, щек, плакала и просила встать. Он не мог умереть, просто не мог. Он же был здоров, цел и невредим ещё сегодня утром. Так, как же она может смириться с тем, что его больше нет? Всхлипы превратились в болезненный плач, а шепот на крики. Грудь тяжело вздымалась, а руки крепко вцепились в уже неподвижное тело отца. Грэйс кричала, громко, на всё помещение, напугала до чертиков медсестру и доктора, а когда Грэйс обняла отца, они хватали её за руки и пытались увести, но она не поддавалась, она не хотела оставлять папу, своего любимого отца. Грэйси не обняла его утром на прощание и не сказала что любит, но ведь любит так сильно, что сердце разрывалось от боли.
Крик походил на отчаянную мольбу о помощи. Грэйс была настолько напугана, что сама не замечала, как истерически кричала. Такое поведение, кажется, было не совсем нормальным, пугающим как позже скажет ей одна из медсестер, а потому ей вкололи успокоительное и глаза наполненные слезами закрылись. Грэйс больше не была в сознание, но боль в сердце не покидала её ни на одно мгновение.

Пришла в себя она спустя пару часов, в большой палате с ещё несколько другими не сильно ранеными пациентами. Грэйс заторможено моргала, глаза болели, а веки отекли. Тело болело, голова тоже, в глазах первые пару секунд размывало, но после всё стало таким... ярким, и воспоминания тоже. Приподнявшись на кровати, Грэйс опустила уставший взгляд на свои руки. Взгляд полон опустошения, в нём можно прочесть только боль и ничего больше. Она была разбитой. Если бы только кто-то был рядом с ней, если бы кто-то обнял её и сказал что всё будет в порядке... но рядом никого. Грэйс совершенно одна.
— Мисс Кингстон?, — это был тот же врач, который сопровождал её к отцу.
— ... Да?, — хрипло отозвалась Грэйс, подняв на него безразличный взгляд.
— Как вы себя чувствуете?
Глупый вопрос, Грэйс не стала на него отвечать.
— Я надеюсь что вам лучше, вы были в состояние шока и сильного стресса, после случившегося... я бы посоветовал вам пройти курс лечения у нашего психолога... — осторожно говорил мужчина, но девушка не отвечала, — Но есть ещё кое-что, о чем мне нужно с вами поговорить. Вы ещё не совершеннолетняя, а потому нам нужен кто-то из ваших родственником, чтобы утвердить... — смерть, хотел сказать он, — В общем, лучше чтобы рядом был взрослый, на которого вы сможете положиться, а если этого не сделаете вы, то социальная служба это сделает вместо вас и выбирать кому звонить, тоже будут они, вы же позвоните?
Шум – всё что слышала Грэйс. Возвращаться в реальность не хотелось, но самое страшное то, что это и есть её реальность.
— Вы хотите сказать, что нужен опекун?, — тихо спросила Грэйс, — На тот случай, если оба моих родителя умрут?
Он не ответил. Врачу стало не по себе. Он не хотел оставлять новые шрамы на сердце девушки, но Грэйс от этого легче не становилось, ведь правду это не скроет. Правда была, и есть правдой.
— Я позвоню, — единственное что сказала девушка, а мужчина не стал отвечать, кивнул, тихо выдохнул, хотел что-то сказать, но не набрался смелости, кажется собирался уйти, но что-то его остановило, Грэйс не знала что именно, возможно сожаление или жалость.
— Мисс Кингстон, потеря это никогда не легко, особенно когда теряешь свою семью, внутри что-то обрывается, — взгляд девушки остановился на враче, — И больше не будет как прежде, но ваша мать, прямо сейчас, борется за свою жизнь в операционной, она старается ради вас, потому что не хочет оставлять вас. Ваш отец, тоже этого не хотел, он тоже боролся, до последнего... никто не хотел вас оставлять, иногда такое просто... случается и всё.
—... Уходите, — она отвела взгляд.

Позвонить Грэйс решила Тете Элис, по той простой причине, что других родственников просто нет, к тому же, Тетя Элис единственная кого Грэйс готова была увидеть, ей она доверяла больше чем другим. Разговор выдался трудным, Грэйс приходилось подбирать слова, а те никак не собирались в кучу. Слезы постоянно накатывали как и боль внутри, а сказать «отец умер» так и не получилось. Вместо слова «умер», Грэйс сказала «мы потеряли его».  На этих словах разговор был закончен. Девушка лежала в палате пока капельница не закончилась, а после сидела возле операционной, ожидая. Долгих мучительных пять часов.
Грэйс ни с кем не разговаривала, на вопросы медсестер кивала, на вопросы врачей прожигала взглядом одну точку и ничего не отвечала. Терзания мучили Грэйс, она боялась потерять маму. Но всё что она могла, это сидеть и ждать. Это мучило её. Собственные мысли, воспоминания, поступки и решения которые она принимала. Жизнь разрушилась на «до» и «после». «До» ощущалась как поздние подъемы, в спешке съеденный завтрак, как холодное утро и смешные разговоры с друзьями, как беззаботные дни и запах алкоголя, как вечеринка в домике на краю города, где пахло хвоей и дождем, как ссора с родителями и примирением ближе ко сну. «После» как холодные муки, израненное сердце, опухшие глаза от слез и вечные терзания. И больше ничего.
Долгих пять часов в голове у Грэйс творился хаос, прекратился он только тогда, когда доктор вышел из палаты. Сердце девушки замерло, она поднялась, подходя к врачу, смотря на него с надеждой,  словно он должен был спасти её рушащийся мир.

— Мисс Кингстон, верно?, — сняв с лица маску спросил мужчина.
— ... Да, — кивнула она, — Как моя мама?
— Мы сделали всё что было в наших силах и...
— Боже мой, — в панике произнесла Грэйс, трясущими руками касаясь своего лица, — Она... она погибла?
— Нет, ваша мать жива Мисс Кингстон, ситуация была критической, но мы спасли вашу маму, но только вот... мы не знаем когда она проснется.
— Не знаете?, — в недоумение переспросила девушка, — Что вы имеете виду?
— Мозговые ткани вашей матери серьезно повредились, что привело к состоянию... комы.
— Она впала... в кому?
— Да, мы не можем сказать когда она очнется, но учитывая тяжелое состояние вашей матери, это может быть долгий процесс.
— Но она... живая? И её мозг в порядке?, — еле говорила Грэйс.
— Живая, мозг не совсем в порядке, но он не мертв, а значит, есть шансы на восстановления, но и риски тоже есть. Мисс Кингстон, вы должны понимать что исход может быть любым, здесь нет какой-то надежной статистики, всё будет зависит только от того, насколько ваша мать сильна и готова ли она бороться.
— Вот как, — измучено произнесла девушка, — Я могу её увидеть?
— Конечно.

Увидеть маму, подключенную к бесчисленному количеству медицинских аппаратов, Грэйс была не готова. Палата небольшая, с маленьким окном прямо позади большой кровати, на которой лежала мама. Лежала она с закрытыми глазами, к её рукам и губам были прикреплены трубки, что поддерживали её состояние. Руки мамы холодные, а её вид потрепанный и уставший, а ведь только утром она мягко улыбалась и просила одеть шарф. Живот скрутило в который раз, но отличия от всех предыдущих где Грэйс кое-как держалась, в этот раз она сдерживаться не стала. Её рвало и рвало, кажется, это были те самые три бутылки пива которые она так жадно пила на вечеринке.
Тетя Элис приехала только к утру. На часах кажется было около трёх ночи. Грэйс не спала, она сидела около больничной кровати, держа маму за руку. Глаза не смыкались, хоть и жутко хотели. Боль утраты преследовала её, даже когда Грэйс сидела около матери, мысли об отце снова и снова накрывали. Нельзя просто забыть о человеке, нельзя просто смириться с тем что его нет, нельзя просто отключить чувства, поставить их на паузу и забыть.
Выйдя из палаты, Грэйс увидела бежавшую на встречу молодую женщину. Объятия Элис были теплыми, как и её слова, она говорила «милая, ты такая сильная», а ещё «ты больше не одна, я не оставлю тебя» и Грэйс не удержалась, крепко схватилась за тетю, вжимаясь в неё и плача, горько. Грэйс так не хватало кого-то рядом, кого-то близкого и родного, кого-то, кто бы мог обнять и оставить поцелуи на макушки.
Всю жизнь живешь без задней мысли, думаешь что родители всегда будут рядом, что жизнь всегда будет такой беззаботной и вроде бы всё в порядке, но лишь до того момента пока не начинаешь терять тех кого любишь. Тех, кого любишь по-настоящему.
Потеря, ощущается как... холодная плитка, на которую наступаешь после теплой постели, как разрушенные надежды и настоящий хаос, как боль в сердце и чувство тревожности, как долгий день после бессонной ночи, как безысходность и отчаяние. Сжигаешь себя и своё сердце, а всё потому, что не знаешь как двигаться дальше, как переступить через себя и потерю, как отпустить и сделать желанный глоток воздуха, а легкие отказываются, не хотят идти на встречу, держат тебя до конца, пока не начнешь захлебываться. И кто выиграет в этой битве никому не известно, а может победителя и вовсе нет?
Грэйс точно не победитель и даже не проигравший, она с самого начала не была в этой игре, она скорее... потерялась, с самого начала, ещё с пятого класса, когда она отказалась быть собой и выбрала фальшивую маску, чтобы нравиться большинству. Тогда-то, она и вышла из игры, а сейчас, осознала весь ужас ситуации, но и к этому осознанию она шла долго.

Уходить из больницы было тяжело, не только потому что не хотелось оставлять маму, с которой могло произойти всё что угодно, но и потому что домой возвращаться не хотелось. В последний раз, Грэйс была там утром, когда родители были живы, они мило улыбались друг другу, готовились к годовщине и ругали её за то, что она не позавтракала.      Шаги Грэйс были медленными, настолько, что Тетя Элис замешкалась, не зная как правильно начать разговор, боялась задеть чувства девушки.
— Грэйси, ключи не потеряла..?, — решила начать издалека.
— Не потеряла, — тихо ответила девушка, доставая из кармана куртки ключи от машины, протягивая Тети.
— Спасибо милая, — слабо улыбнулась Элис, беря ключи, выходя вместе с Грэйс из больницы.
Разговор больше не завязывался, пока они обе не сели в машину. Было холодно, на улице около шести утра, город покрывал туман. Удивительно, Грэйс ведь раздражала вечно плохая погода, но именно сейчас, от неё было как-то легче, никакого солнца и тепла, холод и сырость, эти чувства совпадали с тем что испытывала сама девушка. На её лице усталость и тихое отчаяние, скрытое за маской без эмоционального выражения лица.
— Грэйс, я знаю, что ты не хочешь сейчас ни о чём разговаривать и уж тем более рассказывать, но, пожалуйста, скажи мне хотя бы... как ты?, — взволнованно спросила она.
Взгляд, что всё это время был направлен на запотевшее от холода окно, остановился на Элис. Она молодая и очень похожа на... маму. Длинные черные кудрявые волосы, спутанные и растрепанные, острые черты лица, это у них семейное, густые темные брови и зеленые глаза, уставшие, потерянные, а под ними большие синяки. Водолазка подчеркивала аккуратную шею Элис, а её бледные руки, крепко держались за черный руль. Грэйс вдруг поняла, что Тетя тоже испытывает утрату. Её сестра в коме, а муж сестры погиб. Её сердце было так же разбито как и её?
— А что... насчет тебя, Тетя Элис?, — хрипло спросила Грэйс, — Ты уже долгое время на ногах, может вызвать такси?
Элис нахмурилась. Грэйс выглядела плохо, нет даже не так, она выглядела по-настоящему плохо. Вроде бы разговаривала и смотрела на неё, а ощущение будто бы она в другом месте, взгляд пустой, лицо бледное, волосы растрепанные. Грэйс была погружена глубоко в себя, не могла нормально говорить, а если и говорила то хрипло, руки дрожали, глаза заторможено моргали. Грэйс было плохо, если не хуже.
— Со мной всё в порядке, что насчет тебя Грэйси? Скажи мне хоть что-нибудь, иначе я не смогу спокойно вести машину.
— Я... — она застопорилась, опуская взгляд на дрожащие руки, — Я.. не знаю, — тихо ответила Грэйс, переводя взгляд на окно, — Я не знаю, Тетя Элис.
Тишина. Грэйс больше не знала что сказать, а Элис не хотела донимать, сейчас было не время и не место.
— ... Хорошо, поехали домой, — Элис завела машину и они уехали подальше от больницы.

Облокотившись о холодное стекло машины, Грэйс смотрела на сменяющиеся пейзажи, почти не моргая. Время беспощадно. Для Грэйс все события ощущались обрывками, не успевала она моргнуть, как один момент сменял другой, и чем дальше, тем хуже ей становилось. От одного взгляда на дом, Грэйс становилось не по себе. Она сломалась и не чувствует ничего, кроме боли. Тело ослабло, бросало то в жар, то в холод, голова болела, а перед глазами размывало. Ей хотелось просто исчезнуть. Не хотелось заходить внутрь дома, потому там, внутри, она почувствует их запах, увидит шарф, который мама протягивала с утра, увидит в холодильнике завтрак, который родители ей оставили. Там, внутри, всё будет как прежде, только вот уже ничего не может быть как раньше и Грэйс придется жить с этим.
Остановившись около двери дома, она сжала свои руки.
— Тетя Элис... — тихо позвала Грэйс.
— Да?
— А... человек, человек который въехал в родителей, что с ним...?
Взгляд девушки был направлен на двери, холодный, без капли сочувствия или злости, словно Грэйс застряла в каком-то моменте и не могла из него выбраться.
— Сказали он умер, практически сразу, — тихо ответила Элис.
— Вот как, сразу, — она сжала ключи от дома, — Он умер сразу, наверное, он и боли как таковой не почувствовал, — Грэйс усмехнулась, прикрывая лицо ладошкой, — Как же несправедливо, мой отец страдал до последнего момента на операционном столе, а мама не может прийти в себя, за то он, умер сразу.
— Милая, насколько я знаю, там не было чьей-то вины, дорога была скользкой из-за дождя, водитель не справился с управлением, колеса подвели... это была случайность, самый настоящий несчастный случай, — подойдя к Грэйс, Элис прикоснулась одной рукой к её плечу, в то время другой, высвободила ключи из её руки, — Зайдем сначала домой, я сделаю тебе горячий чай и поговорим, хорошо?
Грэйс кивнула. Наверное, её должна переполнять злость, ведь черт возьми, это так несправедливо, нечестно и жестко, но разве злость изменит что-нибудь? Изменит ли что-то если она будет кричать и ненавидеть неизвестного ей человека? Вряд ли. Это то, что ей не под силу изменить.
Серый коридор встретил вовсе не теплом, как Грэйс себе представляла, всё было... мрачным... но это лишь до того момента пока Элис не включила свет. Всего за несколько секунд  дом наполненный холодом, превратился в дом, наполненный теплом. Грэйс сняла с себя курточку, опустив взгляд, вцепилась глазами в серый шарф. Помниться Грэйс сказала утром, что-то вроде «он не подходит под мой наряд». Как глупо. Схватив серый шарф с полки, она тут же побежала к лестнице, начиная подниматься по ней.
— Грэйс?, — удивленно позвала Элис, но Грэйс не остановилась, ничего не объяснила и поднималась всё выше, — Грэйс подожди, не беги по лестнице!
— Тетя Элис, — остановившись, она повернулась к женщине, а по щекам уже стекали слезы, — Я так... я так не могу, мне нужно побыть одной, прошу, мне нужно немного времени.
Элис не стала что-либо говорить, а Грэйс и не ждала ответа, она ушла к себе в комнату, где заперлась и проплакала очень долго. Она замкнулась и возненавидела весь мир. Не выходила из комнаты, ничего не ела, не ходила в больницу. Грэйс просто лежала. У неё не было сил, чтобы подняться. Жизнь превратилась в настоящий кошмар. Тетя Элис заходила, садилась рядом, обнимала, целовала макушку и приносила поднос с едой, но Грэйс не реагировала, она сломалась и не знала как вернуться в исходное состояние. Внутри что-то сломалось, что-то важнее сердца.
О школе речь не шла, Элис не принуждала Грэйс к чему-либо, понимала, нужно время, но дни шли, а Грэйс всё лежала в комнате и не выходила. Мобильный лежал почти не тронутым, однажды девушка потянулась за ним, увидела на дисплее пару пропущенных от подруг и Элиота, десяток сообщений, но ни одно из них она не прочла, вместо этого открыла галерею и смотрела несколько часов на фотографии с родителями. После, состояние ухудшилось, она заболела и телефон в руки больше не брала. Кажется, Трэйси и Вуди заходили к ней один раз, но Тетя Элис даже не стала спрашивать у Грэйс спуститься ли та, потому знала что не спуститься. В таком состояние Грэйс пробыла месяц. Пока Элис не измерила уже в который раз температуру девушки и не увидела «104.5℉»¹. Тетя подняла панику, переживая как бы Грэйс не стало хуже, но сама девушка не хотела ехать в больницу. Впервые за долгое время Элис разозлилась, по-настоящему.
— Ты не можешь со мной так поступать, ты меня слышишь?, — злилась Элис, крепко держа Грэйс за руку, буквально поднимая девушку в сидячее положение, — Грэйс Кингстон, ты можешь запираться в своей комнате, лежать в кровати сколько угодно, не видится со своими друзьями, не есть еду которую я тебе готовлю, не выходить на улицу, но когда тебе плохо, ты не имеешь права забрасывать своё состояние, ты меня поняла?!
— Я не хочу, — в панике кричала Грэйс выкручивая свои руки из рук тети, — Не хочу!
— Неужели ты не понимаешь?, — она отпустила руки девушки, но тут же схватила её за плечи, встряхивая, — Неужели ты не видишь Грэйс? Мне же тоже больно, мне тоже тяжело, я не могу найти себе места и постоянно волнуюсь о тебе, не знаю как тебе помочь, как показать что ты не одна, как сказать тебе о том, что в одиночку бороться не нужно. Я так боюсь, что потеряю тебя, ты... ты сама на себя непохожа, я не могу потерять ещё и тебя, понимаешь? Не могу, прошу, не оставляй меня одну, пожалуйста, — плача закончила Элис.
Грэйс замерла. Впервые за всё то время, что Тетя была рядом, она заплакала. Всё это время Элис была такой сильной, но действительно ли была? Может быть, она такой оставалась ради Грэйс? Чтобы она видела, что ей есть за кого держаться?
Пришлось поехать в больницу, где Грэйс подключили к капельнице. Сказали истощение и сильный стресс, посоветовали пройти курс у психолога. Тетя сидела всё время рядом, тревожилась, волновалась, но держала руку Грэйс в своей, согревала, давала знать что она не одна и что они справятся с этим вместе.
    Справятся? Элис всхлипывала по ночам, плакала, крепко держалась за руку Грэйс, а Грэйс сжимала в ответ и ничего не говорила, она просто не могла найти подходящие слова, потому что внутри пусто. Нужно было бороться хотя бы ради Тети Элис и Грэйс правда старалась, но она не могла заставить себя улыбнуться или говорить как ни в чем не бывало, ей нужно было время, чтобы встать на ноги.
Болезнь долго терзала девушку. Около двух недель пролежала в больнице, наверное, благодаря этому и только этому, Грэйс нашла в себе силы на то, чтобы проведать маму. За месяц она почти не изменилась, всё такая же уставшая, к её телу было подключено много аппаратов, лежала неподвижно, словно не живая. Грэйс села рядом, взяла маму за руку и наконец-то почувствовала внутри что-то помимо пустоты и сожаление, кажется, это... тоска?
— ... я... — хрипло произнесла девушка, — ... я скучала, мам, — Грэйс прижалась к её руке, тихо плача.
Она не знала сколько времени так просидела, сколько времени плакала, сколько раз звала маму по имени и надеялась услышать хоть какой-нибудь ответ. Говорят надежда умирает последняя, наверное человек, что это сказал, был всё же прав. Даже после потери отца и небольшие шансы на восстановление матери, Грэйс всё равно надеялась на то, что есть маленький шанс. Без любимых тяжело. Больно терять, но оставаться одной ещё больнее, а потому, Грэйс ещё долго сидела возле мамы, рассказывала ей как провела последние дни, даже если они были одинаковыми, она всё равно рассказывала каждый день так, словно он отличался от предыдущего. Это успокаивало Грэйс, вот так говорить с мамой и верить в то, что она всё слышит и скоро обязательно проснется.
Покинув палату с неким чувством спокойствия внутри, Грэйс закрыла за собой двери, тихо выдохнула и облокотилась спиной о дверь. Взгляд её поднялся на белый потолок. Если мама останется рядом, Грэйс сможет это всё пережить, с ней она точно справиться, лишь бы с ней всё было... в порядке.

— Грэйс?, — послышался знакомый, но чужой голос.
Девушка заторможено перевела взгляд и увидела... Киллиана Уокера. Он стоял посреди коридора, удивленный, застывший, не отводя взгляда от Грэйс, был удивлен не столько тому что увидел её в больнице, а тому в каком уставшем и измотанном виде она была. Похудевшая, бледная, словно еле держалась на ногах, а Грэйс не знала что и сказать. Киллиан Уокер... первая любовь, та которая закончилась из-за самой Грэйс. Они были лучшими друзьями на протяжение многих лет, но что Киллиан, что сама Грэйс подвергались издевкам со стороны одноклассников, той же Трэйси. Они держались вместе, обещали друг другу оставаться рядом и Грэйс влюбилась, это была глупая детская влюбленность. Уже сейчас они были абсолютно чужими друг для друга, хоть и перекидывались иногда сухими фразами в школьных коридорах. Грэйс оставила Киллиана, потому что хотела быть увиденной и услышанной, ради этого она бросила своих друзей и встала на сторону тех, кто их обижает.
— А... – хрипло протянула девушка, – П-привет...
Он подходил ближе, а внутри всё сворачивалось. Грэйс чувствовала себя мерзко. Раньше она никогда не задумывалась о том, как плохо поступила с людьми, что дорожили ей, а сейчас... сейчас в её голове происходил самый настоящий хаос.
— Тебя давно не было видно, — осторожно говорил он, остановившись прямо напротив девушки, хотел взглянуть ей в глаза, но та ловко отводила взгляд, – Я рад, что увидел тебя, хоть и предпочел бы, чтобы ты здесь не находилась.
— ... Ты... знаешь?, — хрипло спросила Грэйс.
— Вся школа знает, — рассказал он не самое приятное, — Как ты?
Вся школа. Боже мой, какой кошмар, теперь Грэйс ещё больше не хотела возвращаться в школу.
— Я в порядке, — соврала она, — Что насчет... тебя? Почему ты в больнице?, — не смогла удержаться, подняла на него взгляд и лучше чтобы она этого не делала. Как она могла так поступить с Киллианом? Он ведь был таким хорошим человеком и всё ещё остается таким, почему Грэйс была так ослеплена популярностью и желанием быть в центре внимания? Почему окружила себя людьми которые упрекают её за любую ошибку, а людей, что любили её такой какой она есть, бросила?
— В порядке?, — она никогда не умела врать, а сейчас.. у неё выходило ещё хуже. Синяки под глазами настолько большие, что глаза тяжело разглядеть, — Как ты можешь быть в порядке после всего случившегося?
Грэйс удивленно уставилась на него, но всего на пару секунд, после сразу же нахмурилась. Они больше не друзья, он её не знает, а Грэйс не знает его.
— Я сказала что в порядке, не пытайся увернуться от вопроса.
Киллиан нахмурился, но не стал больше поднимать эту тему.
— Не знаю помнишь ли ты, но мой отец болел раком и...
— Помню, — решила упомянуть об этом Грэйс, из-за чего Киллиан застопорился внимательно смотря на неё.
— У него рецидив.
— Киллиан... — она свела брови смотря на него, сожалея, — Мне очень жаль.
— Ничего, тебе сейчас и самой не просто, — покачал он головой, — Если тебе что-нибудь нужно будет, не бойся, обраща...
—Код синий!, — кричала медсестра, подбегая к Грэйс, отталкивая ту, быстро извиняясь, забегая в палату. К счастью, рядом стоял Киллиан, что ловко подхватил Грэйс за плечи,
— Синий?, — испуганно переспросила Грэйс.
— Требуется неотложная медицинская помощь, — объяснил Киллиан, когда в палату забежало ещё несколько врачей.
— Боже мой, — в панике вырвалось у Грэйс. Она сорвалась с места забегая в палату, где над мамой стояло несколько врачей, медицинское оборудование начало издавать странные звуки, обозначающие лишь одно – маме становиться хуже, — Что с ней? Что с моей мамой?, — спрашивала девушка, надеясь, услышать хоть какой-то ответ, но в итоге её просто вывели из палаты оставляя наедине со своими мыслями. Руки дрожали, а сердце быстро стучало. Грэйс не могла найти себе места, ходила из одной стороны в другую, пока там за дверью, её мама боролась за жизнь. Киллиан оставался рядом, Грэйс не просила, но он всё равно оставался рядом, в то время как все её друзья, больше одного раза к ней не заходили. Девушка сходила с ума никак иначе. Секунды ощущались вечностью и пусть Киллиан пытался как-то поговорить с ней, у Грэйс не получалось собрать мысли и сказать что-то, а потому всё оставшееся время они стояли молча.
    За то время пока в палате спасали жизнь матери, Грэйс успела позвонить Элис, она быстро прибежала, первым делом обнимая Грэйс, давая знать, что всё обязательно будет хорошо.
    Может быть, Тетя Элис искренне верила в то, что так будет или хотела в это верить, но к сожалению, когда говорят «всё будет хорошо» никто не может дать гарантии что так и будет. В этот раз фраза «всё будет хорошо» не дала своей волшебной силы, потому что когда из палаты вышли врачи и сказали о том, что мозг мамы умер, Грэйс поняла, что больше ничего не в порядке. Она осталась совершенно одна.
    Надежда? Как же быстро она погасла в глазах Грэйс. Рухнув на пол, она крепко вжалась руками в свою кофту. Сердце болело, колотилось, разрывалось, выпрыгивало из груди, заставляя дыхание сбиваться. Ещё никогда в жизни девушка не испытывала такой боли. Руки не слушались её, хватались за всё что попадалось, губы жадно хватали воздух, а на глазах встали слезы.
— Милая, всё в порядке, всё хорошо, дыши равномерно слышишь?, — плача говорила Тетя Элис сев на пол рядом с девушкой.
    Грэйс её почти не слышала, в голове заело лишь чертово слово «хорошо», повторялось и повторялось как заевшая пластинка. По щекам стекали слезы, а внутренности обжигало, словно кто-то сознательно поджег Грэйс, оставляя ей лишь один пепел, чтобы больше не было за что держаться. Как ей теперь быть? Как жить? На что надеется? Разве ей осталось во что верить? Разве её жизнь не превратилась в кошмар? Всё разрушилось. Это случилось всего за одно мгновение, Грэйс даже не успела осознать или как-то подготовиться, как вся её жизнь превратилась в ничто.
— Боже мой, она не может дышать, — доносился приглушенный голос, кажется, это была Тетя Элис.
   Крепко сощурив глаза, держась рукой за свою кофту, Грэйс была готова к тому, что легкие откажутся, к тому, что тело откажется жить. Она не сопротивлялась, да и не пыталась, потому что не знала как. Мамы больше нет. Они оба умерли, оба оставили её одну, в этот большом жестоком мире. Как ей теперь с этим жить? Задохнуться казалось не таким уж и плохим завершением.
    Прикосновение руки словно ведро холодной воды. Взгляд резко дернулся, остановился на Киллиане напротив, он касался её щеки, что-то говорил, но Грэйс не слышала, ей понадобилось время, чтобы сделать глоток воздуха, чтобы прийти в себя и начать слышать то, что творилось вокруг. Её глаза сосредоточились на том, что говорил парень напротив, кажется, он равномерно считал, из-за чего девушки становилось легче.
— Вот так, — произнёс Киллиан, — Будет лучше если это сделаете вы вместо меня, — обратился он к Элис, забирая свою руку.
— Милая, ты слышишь?, — Элис была напугана, до чертиков.
— ... Их больше нет, — первое, что произнесла Грэйс, — Они оба оставили меня... — плача говорила девушка.
    Элис поджала губы, по её щекам стекали слезы, она прижала к себе Грэйс, обнимая её.
— Они не хотели... — шептала ей на ухо, — Они не хотели оставлять тебя, Грэйси.

Но оставили.

***

«104.5℉» - температура по шкале Фаренгейта. События в книге происходят в Штате Орегон, один из штатов США, где используется шкала Фаренгейта, поэтому прописано 104.5° – в Цельсиях это 40.3°.