Глава 10
Pov: Каролина
Я провалилась в сон, едва голова коснулась подушки. День вымотал до предела: дорога, этот огромный дом, встреча с хозяином, их притворство, его руки на моей талии, его взгляд, его голос... Всё это перемешалось в голове и утащило меня в сон.
И вдруг — хлопок. Глухой, как выстрел. Я вздрогнула и рывком села в кровати. Ночь. Темно. Только мягкий свет луны из панорамных окон разрезал комнату бледными полосами. Сердце колотилось так, будто я проснулась от кошмара.
Дверь спальни распахнута. В проёме появился он.
Егор.
Он вошёл тяжёлой походкой, не спеша, будто каждое его движение было наполнено злостью. От него пахло коньяком. Волосы чуть растрёпаны, глаза — злые, тёмные, мрачные. Белая рубашка расстёгнута на несколько пуговиц, пиджак висит в руке. Он бросил его на кресло так резко, что тот упал на пол.
— Егор... — мой голос дрогнул, хотя я хотела спросить спокойно. — Что случилось?
Он остановился. Поднял глаза. И это был уже не тот статный, хладнокровный мужчина, который днём улыбался хозяину и сжимал мою талию, чтобы выглядеть «любящим». Нет. Передо мной стоял зверь, злой и опасный.
— Это не твое дело, — холодно отрезал он.
Я моргнула. В груди что-то сжалось.
— Но ты... злой. Что-то произошло. — Я попыталась снова, чуть мягче.
И тут его прорвало.
Егор подошёл к тумбочке у кровати и со всей силы ударил по ней кулаком. Дерево жалобно треснуло, а я вздрогнула так сильно, что едва не вскрикнула.
— Ты бесишь меня, Каролина, — резко, сквозь зубы процедил он.
Я уже сидела в постели, прижимая к себе одеяло. Моя кружевная чёрная пижама казалась слишком откровенной в этот момент, и я ещё сильнее вжалась в подушки, пряча ноги.
— Егор... — тихо позвала я, даже сама не понимая зачем.
Он сорвал с себя рубашку, но до конца её не расстегнул, так и оставив болтаться полураспахнутой. На шее блеснули капли пота. Он выглядел как хищник, загнанный в угол, злой и пьяный.
— Где ты был? — осмелилась я спросить.
— Ты и правда хочешь знать? — он рыкнул, в его голосе прозвучал почти смех. — Ты правда думаешь, что можешь совать нос туда, куда не следует?
— Я просто... — начала я.
Но договорить не успела.
В одно мгновение он оказался рядом. Рывок. Его ладонь обхватила мою шею, прижала к спинке кровати. Холодные пальцы, сильные, беспощадные. Я захлебнулась воздухом.
— Егор! — выдохнула я, глаза расширились.
Он навис надо мной, одной рукой сжимая мою шею, другой упираясь в стену над моей головой. Его колено оказалось на кровати, раздвигая мои ноги, вторая нога оставалась на полу, удерживая равновесие.
— Ты порой бесишь меня так, — его голос был низкий, хриплый, почти животный, — что мне хочется тебя убить.
Я замерла. Страх парализовал. Но где-то глубоко внутри мелькнула ещё одна, глупая и безумная искра: он так близко. Его дыхание обжигает. Его рука держит меня так крепко, будто я — его вещь. Его глаза, такие тёмные, такие опасные, не дают отвести взгляда.
— Отпусти, — прошептала я.
Его хватка ослабла. Он смотрел на меня пристально, до боли. И вдруг... большим пальцем провёл по моей нижней губе. Медленно. Будто пробуя.
— Но что-то в тебе есть... — пробормотал он.
От него пахло коньяком, горячим и пряным. Его чёрные волосы упали на лоб, глаза — мутные, пьяные, но всё ещё невероятно пронзительные.
Моё сердце билось так, что я боялась, он услышит. По телу пробежали мурашки, но страх вдруг уступил место... чему-то другому. Жаркому, странному. Желанию.
Я сглотнула.
— Что ты... творишь? — выдохнула я.
Его палец чуть оттянул мою нижнюю губу. Она дрогнула, опустилась вниз и вернулась обратно. Я всхлипнула от нахлынувших эмоций.
— Ты меня сводишь с ума, Каро, — прошептал он, и в следующий миг его губы впились в мои.
Поцелуй был резкий. Жесткий. Почти больно. Он держал мою шею, не давая пошевелиться, а другой рукой схватил волосы и сжал так, что я застонала. Его губы жгли, вкус коньяка смешивался с чем-то животным, первобытным. Это был не нежный поцелуй. Это было — завладеть.
Я хотела вырваться. Я должна была. Но вместо этого... я ответила. Мои губы сами потянулись к нему, я открылась, позволила ему проникнуть глубже. Его язык требовательно нашёл мой, и я едва не потеряла сознание от накатившего жара.
Мир исчез. Остался только он. Его руки. Его губы. Его дыхание.
Он оторвался лишь на мгновение, на миллиметр, его губы всё ещё касались моих.
— Сука, — прошептал он хрипло. — Я не должен.
— Не должен что? — я тоже шептала, вцепившись в его рубашку.
Егор замер, закрыл глаза, мотнул головой. И вдруг зло, решительно:
— К чёрту.
И снова впился в мои губы. Ещё грубее, ещё сильнее. Он навалился, уложил меня на кровать, навис надо мной. Его тело прижало моё, я чувствовала каждый его мускул, каждое движение. Его рука блуждала в моих волосах, его губы срывались с моих губ на шею, оставляя обжигающие следы.
Я распахнула глаза. Страсть захлестнула. Но в то же время — паника. Нам нельзя. Я почти его не знаю. Я... я не готова.
— Егор... — прошептала я, кладя ладони на его грудь и мягко отталкивая.
Он остановился. Его дыхание обжигало моё лицо, губы — в сантиметре от моих.
— Так нельзя, — я сказала, почти умоляя. — Мы не можем.
Он закрыл глаза, выдохнул прямо мне в губы. Тяжело. Горячо. И... кивнул.
Медленно поднялся, отстранился. Встал с кровати, сжал кулаки. Его грудь ходила ходуном.
— Чёрт, — выругался он тихо.
Он сбросил оставшуюся рубашку, переоделся в футболку. Лёг рядом, но отвернулся.
Я осталась на своей стороне кровати. Сердце бешено колотилось, губы горели. В голове снова и снова вспыхивал этот поцелуй, его рука на моей шее, его голос, его запах.
Я прижала ладонь к губам и закрыла глаза. «Боже... я сошла с ума. Почему я хочу его снова?»
И с этими мыслями я медленно провалилась в сон.
***
Я проснулась резко, как будто меня вытолкнуло из сна. Секунда — и память ударила, обрушилась на меня тяжёлой волной. Вчерашняя ночь. Его пальцы на моей шее. Его губы. Его вкус. Его поцелуй.
Сердце сбилось с ритма, и меня бросило в жар. Я сжала ладонью губы, будто это могло заглушить воспоминания. Боже, да что со мной?
Осторожно повернула голову. Егор спал рядом. Он лежал на спине, одна рука закинута за голову, волосы растрепаны. Белая футболка обтягивала его грудь, и в этом беззащитном сне он не выглядел холодным и жестким, каким я знала его днём. Ночью он — совсем другой. Ночью он опасен, горяч, не сдержан. А сейчас... просто мужчина. Красивый. Слишком красивый.
Я тихо, почти крадучись, выбралась из постели, стараясь не разбудить его. Холодный мраморный пол обжёг босые ступни. Я взяла полотенце и ушла в ванную.
Горячая вода душа обволакивала тело паром, смывала липкое напряжение ночи, но не стирала воспоминания. Я снова и снова ощущала его дыхание, его руки, его губы. Поймала себя на том, что закрываю глаза и будто хочу повторить. «Стоп!» — одёрнула себя. Мне нельзя. Нам нельзя.
Переоделась в домашнее: лёгкие бежевые брюки и тонкий топ. Расчесала волосы, собрала их в хвост и вышла в коридор.
Особняк Карлоса в утреннем свете выглядел ещё более величественным. Высокие потолки, лепнина, золотистые узоры на стенах. Широкая лестница вела вниз. Внизу — столовая.
Пол — мрамор, светлый, с прожилками. Под потолком — огромная хрустальная люстра, отражающая солнечные лучи тысячами искр. Длинный овальный стол из тёмного дерева с десятками резных стульев. Огромные окна во всю стену, за ними — сад. Воздух пах свежесваренным кофе и чем-то сладким.
— Доброе утро, мадемуазель, — раздался мягкий голос.
Я вздрогнула — у входа стояла горничная. Женщина лет тридцати, в аккуратной униформе. Она улыбнулась мне тепло и слегка поклонилась.
— Что приготовить вам на завтрак?
Я замялась. Слова застряли в горле. Никогда раньше не заказывала еду себе так. Всё вокруг казалось слишком чужим, словно я попала в фильм.
— Эм... может быть... блины? — тихо вымолвила я.
Горничная кивнула, улыбка её стала ещё мягче.
— Конечно, мадемуазель. — И исчезла за дверью, отдав приказ официанту.
Я повернулась и едва не столкнулась с Карлосом.
— Ах! — выдохнула я.
Хозяин особняка стоял в безупречном костюме, с бокалом апельсинового сока. Высокий, широкоплечий, с холёным лицом и внимательными глазами. Он улыбнулся, и мне стало не по себе.
— Доброе утро, сеньорита Каролина. — Его голос был низкий, глубокий. — Как спалось?
— Спасибо... хорошо, — соврала я, чувствуя, как щеки предательски краснеют.
— Прекрасно. — Он чуть наклонил голову. — Скажите... как вы познакомились с Егором? Сколько вы вместе?
Я застыла, сердце ухнуло вниз. Но Карлос внезапно сам прервал себя, махнув рукой.
— Хотя нет, простите. Лучше я задам этот вопрос вашему мужчине.
Я чуть не поперхнулась воздухом. Моему... мужчине?
Он улыбнулся шире, откинул голову назад.
— Напомню только, дорогая, — сегодня вечером аукцион. Дресс-код — чёрный цвет. Не опоздайте. — Он сделал лёгкий поклон, извиняющимся жестом тронул мою руку и удалился, оставив за собой аромат дорогого парфюма.
Я выдохнула с облегчением.
Через пару минут официант принес тарелку с блинчиками, политых мёдом. Я села за отдельный маленький столик у окна и уткнулась в еду, но аппетита почти не было.
Мысли кружили вихрем.
Поцелуй. Его поцелуй. Господи, что это было? Почему он сделал это? Почему я ответила? Я должна была оттолкнуть его, закричать, ударить, но вместо этого... я растворилась. Я хотела его. Хотела так сильно, что сама себя пугала.
«Егор Булаткин». Я знала его пару недель, а уже жила его дыханием, его взглядом. Он — холодный, злой, сдержанный. Но во мне он рвал что-то изнутри. В его руках я чувствовала себя одновременно уязвимой и... желанной.
Я отогнала эти мысли и заставила себя сосредоточиться на аукционе. Сегодня всё должно пройти идеально. Никаких ошибок. Я должна быть его девушкой. Должна убедить хозяина. Должна играть роль.
Через полчаса я доела и вернулась в комнату.
Открыла дверь и тут же столкнулась с Егором.
Он стоял прямо у входа. Сонный, волосы всё ещё растрепаны, глаза злые, тяжёлые. Он резко схватил меня за плечи, толкнул внутрь и захлопнул дверь.
— Где ты была? — его голос был низкий, глухой.
Я застыла, прижатая к стене.
— Я... внизу. Завтракала, — выдавила я, и взгляд сам собой скользнул к его губам.
Егор уловил это. Его глаза сузились. Он хмуро отстранился, но напряжение между нами стало ещё гуще.
— Вчера... — он провёл рукой по лицу. — Я проиграл крупную сумму в покер. Выпил. И поцеловал тебя.
Он смотрел на меня холодно.
— Прости. Это было... — он запнулся, нахмурился. — Это было неправильно.
Я замотала головой.
— Всё нормально. Я не про... — я осеклась, прикусила губу. Чуть не сказала «я не против».
Егор застыл. Потом медленно усмехнулся.
— Тогда забираю извинения, Каролина.
Я вспыхнула, не зная, что ответить.
— Сегодня аукцион, — продолжил он холодным тоном. — Не забывай, мы с тобой встречаемся.
— Помню, — кивнула я, пытаясь обойти его.
Но он выставил руку, уперевшись в стену рядом с моей головой, и мягко толкнул меня обратно. Я снова оказалась в ловушке его тела.
Он наклонился, горячее дыхание обожгло кожу.
— Мы не должны облажаться, — хрипло сказал он. — Мы должны играть правдоподобно.
Его губы скользнули к моему уху. Он слегка прикусил его и на выдохе прошептал:
— Поэтому если я тебя буду целовать — отвечай. И поддавайся.
Я замерла. Словно меня парализовало. Только кивнула, глядя в его глаза. Голубые, холодные, властные.
Он отстранился, развернулся и пошёл в душ.
Я выдохнула, будто только что сдерживала дыхание целую вечность. Сердце колотилось.
«Господи, как же он меня влечёт...»
Я тряхнула головой. Нет. Нужно отгонять эти мысли. Нужно сосредоточиться на деле.
Подошла к гардеробу, достала платье. Чёрное, длинное, со смелым разрезом на ноге и шнуровкой на спине. Шикарное. Сексуальное. Идеальное для аукциона.
Я повесила его перед собой. Сегодня вечером — всё начнётся.
***
Я стояла перед зеркалом, усыпанным лампочками, как маленькими солнцами, и смотрела на своё отражение почти без дыхания. Вокруг на кресле — бусы, коробочки с серёжками, тонкий браслет и пудра с отливом шампанского. Волосы я уложила мягкими волнами, закрепив пару прядей невидимками у висков. Макияж вышел спокойным, как я и хотела: дымка на веках, стрелки чуть длиннее обычного, губы — тёплый нюд с лёгким блеском.
На мне — чёрное кружевное бельё: тонкие лямки, прозрачные линии, мягкий, почти невесомый силуэт. Холодный воздух комнаты касался кожи и оставлял следы мурашек вдоль плеч. На кровати, расправленное, словно ждущее, лежало моё чёрное вечернее платье со шнуровкой по спине и высоким разрезом. Я вытянула руки к нему, уже готовая просунуть ноги в шелк, как сзади щёлкнула дверца гардеробной.
— Ты готова? — ровный голос Егора зацепил меня, как крючок.
Я замерла. Повернулась — и всё внутри упало.
Он вышел из гардеробной, как из кинематографической тени: классический чёрный костюм, безупречная белая рубашка, тугой чёрный галстук. Пиджак висел у него на плече, перекинутый через два пальца, будто это лёгкая тряпка, а не идеальная вещь из плотной шерсти. Освещение поймало угол его скулы, и он на мгновение стал статуей: холодной, строгой, опасной.
Егор сделал шаг — и увидел, в чём я стою. И остановился. Даже дыхание, кажется, на долю секунды перестало двигаться.
— Господи! — я вскрикнула и схватила платье, рывком прижимая его к груди. — Ты... выйди! Немедленно.
Он не вышел. Он чуть наклонил голову, и на губах появилась едва заметная ухмылка — в ней не было тепла, только знание силы. Его взгляд медленно скользнул от моей ключицы к плечам, ещё ниже — по тонкой лямке белья, по изгибу талии.
— Не знал, что я должен стучаться в свою же спальню, — сказал он, мягко, почти лениво. — Но могу начать, если тебе так легче дышать.
— Мне легче дышать, когда ты не глазеешь, — процедила я, сжала ткань платья сильнее, прижимая её, как щит. Сердце грохотало так громко, что казалось, его слышно. — Выйди, Егор.
Он сделал ещё шаг. Потом — ещё. Так спокойно, как будто не я просила отойти, а наоборот — звала. Между нами осталось меньше метра, потом половина. Я отступила, ударилась спиной о край комода — прохладная полированная кромка тронула кожу лопаток, и я поймала своё отражение в зеркале: расширенные зрачки, вспыхнувшие скулы, чуть приоткрытые губы.
— Тебе идёт чёрное, — сказал он, глядя не на платье, а на кружево. — И огонь в глазах.
— Егор, — прошептала я предупреждающе. — Пожалуйста.
— Пожалуйста — это интересно, — едва слышно усмехнулся он. Подошёл вплотную. Тепло его тела было отчётливым, ощутимым, почти физической стеной. Свободной рукой он чуть отодвинул платье, которым я прикрывалась, и пальцами сжал мою ладонь, мягко, но настойчиво отводя её вниз. — Я спрошу ещё раз, — его голос опустился, стал хриплым, — готова?
Я открыла рот, чтобы ответить, но он уже смотрел не в глаза — на лямку моего лифчика. Кончиками пальцев он провёл по ней — медленно, будто проверял, насколько прочна эта тонкая деталь, сколько в ней — терпения, сколько — нервов.
По телу прокатился горячий импульс. Я вцепилась в край платья, но дыхание сбилось. Слишком близко. Слишком горячо. Слишком он.
— Что ты делаешь? — выдохнула я, не узнавая собственного голоса.
Он не ответил. Только закусил нижнюю губу и снова провёл пальцами по лямке — на этот раз сверху вниз, до ключицы, до впадины у плеча, и чуть ниже. Лёгкий нажим, едва ощутимое движение — и лямка плавно сползла, обнажая больше, чем я была готова показать миру... но миром сейчас был только он.
Я прижала ладонь к его груди, собираясь оттолкнуть — крепкая, тёплая, упругая поверхность под тонкой рубашкой. Я слышала его сердце — оно било ровно, как метроном. Мой хаос не касался его. Мой пожар — только лёгкий отблеск в его зрачках.
— Егор, — сказала я тихо, но в этом шёпоте было столько просьбы и запрета, что мне самой стало страшно.
Он не отступил. Наклонился к моей шее и коснулся кожи губами — очень мягко, не так, как ночью. Тогда в нём была ярость. Сейчас — власть. Он целовал чуть выше ключицы, выше, там, где пульс трепетал под кожей, и жар пялился на поверхность.
Воздух сгущался. Комната как будто сузилась до размеров его рук. Я запрокинула голову и прикрыла глаза, потому что смотреть на него было нестерпимо. Его пальцы медленно, лениво обвели линию сползшей лямки и задержались на плечевом сгибе. Я чувствовала каждый миллиметр, каждую дыхательную секунду, как время вытягивается и становится вязким.
Мысли обрушились лавиной — и все неправильные. «Оттолкни. Скажи "нет". Скажи "уйди".» Но внутри, под кожей, что-то тянулось к нему, как металл тянется к магниту. Казалось, стоит мне кашлянуть — и лямка упадёт совсем, а я перестану быть собой.
— Если бы не аукцион, — его голос прошелестел у самой шеи, горячий, как дыхание, — я бы сделал с тобой такое...
Слова ударили в солнечное сплетение. Я резко вдохнула — и в этот момент дверь распахнулась.
— Сеньор Булаткин, мадемуазель... — заикнулась горничная, но, увидев нас, осеклась. — Простите! Я... аукцион вот-вот начнётся. Вас ждут.
Егор развернулся молниеносно, прикрыв меня собой — его корпус стал стеной, за которой можно спрятаться. В голосе сталь звякнула безжалостно:
— Мы спустимся. Выйдите.
Она исчезла так же быстро, как появилась, закрыв за собой дверь почти неслышно. На секунду в комнате стало так тихо, что я слышала собственный пульс.
Егор медленно отступил. Отнял руку от стекла комода, взглянул на меня — задержался. В глазах снова вспыхнуло что-то тёмное, хищное — и тут же схлопнулось. Лицо стало прежним: холодным, сосредоточенным, отстранённым.
Он усмехнулся коротко, едва заметно:
— Одевайся. Жду тебя в коридоре.
И ушёл.
Дверь закрылась. Я осталась одна, с распахнутым дыханием, со сползшей лямкой и колотящимся сердцем. Опустила взгляд — пальцы дрожали, едва я коснулась кружева, чтобы поднять лямку на место. Казалось, на коже остались отпечатки его губ и пальцев — горячие, как невидимые метки, которые не смоешь водой.
Я уткнулась лбом в прохладный край зеркала. «Что ты творишь, Каролина? Что он творит?»
В голове был сплошной шум. Воспоминания о ночи резали, как стекло. Его рука на моей шее — опасность, страх. Его рот на моих губах — страсть, которая перегорела во мне докрасна. И вот сейчас — шёпот у самой кожи: «Если бы не аукцион...»
Я попробовала собрать мысли в кучку, как рассыпавшиеся бусины. Не получилось. Вместо этого всплыли детали: чёрный галстук, как линия, стягивающая горло; его рубашка, натянутая на ключицы; костюм, сидящий так, будто был сшит иглой, которая касалась только его. Его ладонь — тёплая, горячая — на моём плече. Его взгляд — тяжёлый, перевешивающий любые слова.
Я поймала себя на этом «если бы не аукцион» и представила — что было бы. Секунда, и мне стало стыдно собственных фантазий. Я прикусила губу, втянула воздух. «Стоп. Остановись. Ты не можешь так думать. Он — опасность. Он — ледяная вода, в которую нельзя входить с головой. Он — тот, кто уже однажды почти разрушил твою границу.»
Но стоило закрыть глаза, как вспоминалась его рука — медленная, нарочито неторопливая — и моя кожа снова вспыхивала.
Я вскрыла молнию платья, стянула его с вешалки и натянула, пряча себя, маскируя дрожь шёлком. Ткань села идеально, облегла бёдра, подчёркнула талию, тяжело потекла к полу, оставив на бедре щель разреза — не пошлую, а дерзкую. Я подошла к зеркалу. Шнуровка по спине туго сошлась, я аккуратно подтянула её, насколько смогла сама, потом достала из шкатулки серьги-«капли» и тонкое колье.
Долго смотрела на себя — будто на актрису в чужой роли. «Девушка Егора Булаткина». Звучит как плохая шутка, но сегодня это моя роль. На три часа. На шесть. На всю ночь? Нет. Только на время аукциона. Только ради картины. Ради его сделки. И — ради того странного, необъяснимого, отчаянного чувства, которое тянет меня к нему так, что хочется вцепиться в подлокотники и держаться, чтобы не сорваться.
Я попробовала улыбнуться своему отражению — вышло почти уверенно. Провела пальцем по скулам, поправила пряди. Лёгкий аромат духов поднялся от запястий — жасмин и белый мускус, тонко и чисто. «Дыши. Просто дыши.»
Мысли о нём — как тёплая гроза в июне: близко, громко, пахнет озоном. «Он манипулирует тобой.» — «Да.» — «Он опасен.» — «Да.» — «Он тебя хочет.» — Я закрыла глаза и кивнула сама себе. Я тоже хочу. И ненавижу это «тоже».
Я в последний раз вдохнула, ещё раз проверила, чтобы лямки держали форму, чтобы шнуровка не расползалась. Натянула каблуки — чёрные, глянцевые, с тонким ремешком вокруг щиколотки. Схватила клатч. Положила внутрь помаду, карту, телефон.
Рука легла на холодную латунную ручку двери — и я вдруг вспомнила его голос, совсем близко, на ухо: «Если я тебя буду целовать — отвечай. И поддавайся.» От этих слов по позвоночнику пробежал ток. Секундная слабость. Я выровняла плечи, расправила лопатки. «Хватит.»
Открыла дверь и вышла в коридор.
Он ждал там, как и сказал. Облокотился на стену, пиджак уже накинут, прилегает по фигуре без единой складки. Галстук узелком, манжеты застёгнуты, часы холодным бликом на запястье. Егор поднял на меня взгляд — и в нём что-то дрогнуло. Не улыбка — движение диафрагмы, тихий вдох. Он долго не говорил ничего. Потом кивнул, коротко, как будто поставил галочку в списке.
— Пойдём, — сказал он низко. — Уже начали собираться.
Я сделала шаг к нему, и он протянул руку — не для того, чтобы помочь, а чтобы положить её мне на талию. Точно туда, где ещё совсем недавно была его ладонь. Кожа помнила. Я едва сдержала дрожь.
— Каролина, — он произнёс моё имя так, будто пробовал вес. — Держись рядом. Сегодня — без ошибок.
— Постараюсь, — ответила я.
Мы пошли по коридору к лестнице. Я чувствовала, как его пальцы на моей талии лежат спокойно, но в этом спокойствии — невидимый ток. Он вел меня уверенно, как будто мы именно пара, давно и всерьёз. Как будто он имел право касаться меня так. Как будто и правда — имел.
И всё же в голове, поверх гула крови и шелеста платья, вертелась одна мысль: «Он вошёл и увидел меня почти раздетую. И не отвернулся. И не ушёл. Он подошёл.» И вторая: «А я — не оттолкнула.»
Я знала, что это плохо. Знала, что туда — вниз. Но сердце... сердце не слушает инструкции. Оно выбирает своё. И сегодня его выбор — опасный, как кромка лезвия.
На повороте я поймала своё отражение в зеркале на стене: двое — в чёрном, идеальная картинка. Его рука на моей талии. Моё лицо — чуть бледнее обычного, но взгляд — твёрже. Я встретилась с собой глазами и почти улыбнулась. Мы — справимся. Мы должны.
— Готова? — спросил Егор уже на лестнице, не глядя, почти по-деловому.
— Да, — сказала я. И про себя: «На всё, что ты задумал. На всё, что задумала я. На всё, что встанет между».
Он кивнул, сжал мою талию на долю секунды — едва ощутимо. Жест вышел почти нежным, и от этого я вспыхнула сильнее, чем от самых горячих слов.
Мы спустились. Внизу — свет, музыка, приглушённый гул голосов. Я на секунду задержалась на последней ступеньке, перевела дыхание и позволила Его руке направить меня вперёд — ровно настолько, чтобы мы смотрелись как то, кем нам сегодня предстоит быть: пара, у которой нет ни одной трещины.
Но глубоко внутри — там, где всегда живёт правда, — пульсировало другое: «Он почти поцеловал меня. Он почти сорвался. И я — почти тоже».
Я поправила лямку — теперь уже от платья — и улыбнулась так, как умеют улыбаться актрисы. Мы вышли к людям. И аукцион — а вместе с ним и всё остальное — начался ещё до того, как ударил молоточек.
От Автора: такая вот 10 юбилейная глава... Как вам, котики? Не забывайте про мой тгк mirkaawattpads, там много спойлеров к главам, даты выхода новых глав и много интересного! Давайте на этой главе много звездочек. Целую всех в лобик ❤️