High for this

* Больш не рабі так - больше так не делай.

Песня сегодня огненная, в прямом смысле

«Play with fire» - Sam Tinnesz feat. Yacht Money

Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства. Кол.3,14

В день появления первой статьи о Николае и Эстер.

— Я не понимаю, что это за безответственность! Если бы это случилось хотя бы в Белоруссии... За кого нас принимают? Что за цирк ты устроил?! Я думал, тебе можно разрешить немного расслабиться, а ты... — Лукашенко опустился на кресло. Александр все больше злился из-за ситуаций, в которые их втянул Николай. Он, конечно, понимал, что все это не полностью его вина, да и предотвратить это было довольно просто, но для человека, вроде Александра Григорьевича воспитание было на первом месте, поэтому он продолжал ругать собственного сына за то, как же плохо он поступил.

<tab> — Хватит... Впервые. Впервые я просто с кем-то заговорил. Я не виноват, что люди, которые там были, решили, что я вдруг нашёл кого-то, и рассказали все журналистам. Они выдумали половину из их глупой статьи! Я устал. Я не хочу жить этой жизнью! — Кричал Коля, сжимая кулаки. Порой гнев с такой силой охватывал парня, что единственным спасением было быстрое дыхание и взгляд в противоположную сторону от объекта, вызывающего эти чувства. В этом случае, как и в их большинстве, это был его отец.

— Замолчи! — Президент постепенно стал говорить тише, будто драматизируя суровую реальность Николая и его самого. — Ты понимаешь, что ничего нельзя изменить? Тебе придётся прожить эту жизнь. Я бы хотел лучше для тебя, но так нельзя. Это политика. — Сказал он так, будто сам устал от этого. И ведь вправду, у каждой жизни была обратная сторона, чью бы историю не рассматривали. Будь то обычный плотник из какого-нибудь посёлка городского типа или же миллиардер, высокопоставленное лицо, у которого все в жизни, как казалось бы, складывается лучшим образом. Однако, те, кто денег не имели никогда в своей посредственной жизни, не представляют себе, что есть те проблемы, которые те самые деньги не решают. И ведь правда, как бы банально не было это уже приевшееся высказывание. Обычно плотник бы огрызался на миллиардера, говоря о том, что тот не видал нормальной жизни. Но тот, кто заработал эти деньги, очевидно «видал» и даже больше, чем думает плотник. Ведь в чем разница их жизней?

В жизни плотника люди обычные, не загубленные собственными терзаниями и философскими мышлениями о простоте, видят больше чёрных полос, нежели белых. В жизни миллиардера, помимо дел в работе, о которых и то подумают лишь те, кто сами понимают, что такое этот самый заработок, никто и не увидит чёрных полос. Казалось бы — сплошной свет. Однако, мы не знаем, какие терзания, пусть и имея целое состояние и власть, претерпевает миллиардер. Не знаем мы и того, легко ли ему даётся его работа. Не можем утверждать, что счастлив он в любви и самосознании. Кто-то скажет — зачем ему оно? Ведь он богач! Вот наглец, ещё и о себе думает. А ведь людям невдомек то, что те, кто получили своё упорным трудом и работой, имеют право и время задуматься о себе. Также было и с президентом Белоруссии. Ведь 26 долгих лет он держал в своих руках власть над целой страной. И сейчас, в поисках любви от своего маленького сына, он натыкался на свои же грабли, понимая, в какой переплёт он завёл и себя и его, будучи на этом посту. Однако, всегда оставляя свои чувства в стороне, Александр Григорьевич срывался. Он видел в сыне идеального ребёнка, каким он и был, но контроль над ним, который он терял, очень пугал его.

— К черту политику! Я хочу спокойно жить! — Кричал Коля. Впервые отец позволил ему выразить свой гнев, чтобы позже он не вырвался в неподходящий момент.

— А чего ты хочешь? Случайной связи с дочкой непонятной бабы? Я лучше подберу тебе хорошую невесту, вы женитесь и все пройдёт красиво. Мне не важно, с кем ты будешь спать, но официально ты будешь жить с той, кого я тебя предоставлю, ясно тебе?! — Злобно процедил Лукашенко. Коля опешил от его слов, однако, быстро взял себя в руки. Куда же подевался его добрый папа, который ещё пару дней назад лаского называл его малышом? Он прекрасно понимал, что сейчас происходит. Он знал, что такой род отношений — норма и что он не побежит от отца со словами: «К черту тебя, я за любовь!», ведь понимал, что это приторное притворство, гиперболизированный героизм, который ни к чему хорошему не приводил, разве что в слащавых книжках для молодых девушек. Чертов парад, чертов банкет, чертовы СМИ!

  — А как же чувства, о которых ты мне всегда говорил? Искренность всегда важна, разве не ты мне это говорил?! А? — Коля никак не мог сбавить тон. И все же, он попытался понять, почему его отец так резко меняет свои взгляды.

— Девушки тебе не нужны сейчас. Что ты, вместо учебы, будешь липнуть к поклонницам? Я тебя умоляю, в моей жизни было столько женщин, которые хотели только моих денег... Я в них разбираюсь, а вот ты нет. — Сказал он с некой гордостью.

— Разбираешься? Да? Пользуешься, а потом просто ссылаешь куда подальше?! Нет уж, я не буду заниматься таким. Я — не ты. Я не буду таким! — Закричал Николай. Он перегнул и прекрасно понимал это. Но отступать было слишком поздно.

— Будешь. Ещё как будешь. Запомни — у тебя нет выбора. Больш не рабі так*. — Прошипел Лукашенко ему в ухо и вышел из комнаты.

Опустившись на кровать, Коля закрыл лицо руками. Затем взял телефон, открыл последнюю вкладку в браузере, где была злополучная статья.
Придти в себя получалось трудно, поэтому он отбросил телефон на кровать, выдыхая с особым усилием.

«—Пишут и пишут. И всегда будут писать. Только идиоты этому и верят. Тем более я ничего не сделал. — Он выдохнул и начал собирать свою спортивную форму.»

Николай отправился на хоккейную тренировку. Там он мог выплеснуть свой гнев, работая над агрессивной игрой. Холодный воздух, азарт, желание стать сильнее и невероятный гнев на все вокруг заставляли его быть настолько жестким, что даже тренер Басков был крайне удивлён сегодняшними маневрами и действиями Николая.

Наконец, после напряженной тренировки, он оказался дома. Мысли о сегодняшнем дне не давали ему покоя. И почему-то очень хотелось вернуться в эту идиотскую Москву, чтобы повторить все, что было и ни в коем случае не говорить с этой девушкой.

***

Настоящее время

Весь день Эстер провела в напряжении. Подписывание контракта, общение с Алексеем, перелёт, грубый разговор с Колей, за который ей было невероятно стыдно.

Сейчас оставалось одно из самых тяжелых испытаний. Она шла в сопровождении Николая и Алексея к выходу из резиденции. Они собирались ехать в дворец Независимости вместе с президентом. Это была небольшая экскурсия по месту, куда Эстер бы, а пришлось приезжать часто. Заодно, она бы познакомилась с Александром Лукашенко.

Кто-то выкрикнул: «Все на позиции», и люди, одетые в строгие костюмы засуетились. Эстер буквально протолкнули к машине, и она быстро нырнула внутрь, оказываясь внутри лимузина "Mercedes-Maybach". Про себя она отметила то, что эта машина порядком отличалась от простого лимузина. Явно бронированная.

Она сидела спиной к водительскому креслу, напротив неё сидел Николай, а с ним рядом его отец. Эстер пребывала в сильном волнении, от которого ее руки холодели. Ее вновь охватили те же эмоции, как и при встрече с Владимиром Владимировичем. Живот стянуло жгутом, в горле пересохло, а ноги стали ватными. Хорошо, что она сидела. То чувство, когда перед тобой человек, известный всему миру, сидит и ждёт от тебя чего-то, ведь он выбрал именно тебя для своей цели, переполняло ее. Какой он, Александр Лукашенко? В интервью он всегда выглядел добрым, общительным, даже слишком простым. И везде было видно, как сильно он любит Колю.

Что ж, сейчас важно было не оплошать, ведь в таких делах встречали не только по обложке, но и по уму, происхождению и вообще по всему сразу. Нужно было произвести хорошее впечатление.

Эстер не знала, как себя вести, поэтому выглядела крайне растерянно. Пристёгивать ремень или нет? Увидев, что отец и сын сделали это, она повторила действие довольно незаметно и быстро продумывала, что можно говорить, а что нет.

Александр Лукашенко выглядел также, как по телевизору и в интернете. «Диктатор», «батька», эти имена были для него слишком громкими. Если бы не дорогой костюм, машина и та обстановка величия и власти, он смахивал на простого рабочего. Коренастый мужчина, с ровно выбритыми усами, за которые получил грубое прозвище «Таракан усатый», которое Гольдман казалось даже жестоким, седоволосый, полноват. Длинный нос, глаза небольшие, симметрично расположенные на расписанном тонкими морщинками лице, напомнили Эстер своего собственного дедушку, от чего ей стало многим спокойнее. Выглядел он добродушно. Так ли это было на самом деле?

— Здравствуйте, Александр Григорьевич. — Эстер смело, хотя на самом деле очень боялась, протянула руку главе государства, до конца не веря в происходящее. Она не знала — хорошо ли это, что она завела разговор или нет, но президент ответил на рукопожатие. Девушка краем глаза взглянула на Колю, внимательно наблюдающего за происходящим. Машина тронулась. Пока что ехали они спокойно, так как выезжали из дворика. — Я Эстер Гольдман. Очень рада с вами познакомиться. — Она слегка сжала руку Александра, тот с прищуром оценил ее взглядом и отпустил руку. Этот этап прошёл гладко. Девушка заметила, как машина выезжает на дорогу и вокруг появилось большое количество полицейских машин, это она поняла по звуку сирен, так как в окнах почти ничего не было видно из-за их защищенности.

«Всегда хотела так прокатиться. Дедушка, конечно, ездит с охраной, но без полиции. Да и целый проспект для этого не перекрывают.»

Думая о том, что она в машине не с главой государства, а с каким-нибудь своим родственником, Эстер пыталась расслабиться. Получалось у неё это пусть и не очень хорошо, однако, результаты у этого были.

— Ну, что ж. — Голос главы государства был таким же, как в интервью. Эстер сдержала смешок. Его фирменный акцент со смесью белорусского, русского, польского и Бог знает каких ещё языков добавлял ему особенного шарма. — Как вам наш кортеж? — Шутливо спросил Александр, в ожидании реакции.

— Замечательный. — Эстер поняла, что лучше вести себя сдержано. Судя по самоконтролю Николая, эмоции скрывать нужно будет научиться. — Спасибо, что позволили поехать с вами. — Она искренне улыбнулась. Улыбка тронула и лицо Лукашенко старшего. Коля хмуро поглядывал то на отца, то на Эстер, анализируя происходящее.

— Вы извините нас, что мы вас так быстро забрали к нам, в Минск. Но сами понимаете... Дела не терпят ожиданий! — Мужчина прямо-таки светился от радости, но вряд ли он пытался произвести впечатление на Эстер. Просто был в хорошем расположении духа.

— Да что вы! Я совершенно не против, давно хотела посетить Беларусь. — Она специально сказала белорусское название страны, чтобы добиться некого расположения. — Вы знаете, у меня много предков в этой стране. Поэтому спасибо большое, благодаря вам я, можно сказать, побывала на своей исторической родине. — Улыбаясь чуть ли не во все тридцать два зуба, Эстер пыталась произвести правильное впечатление, но при этом и не показаться неискренней в своих высказываниях.

— О, — мужчина с притворно довольным лицом развёл руками в стороны. — Ну вот, как хорошо вышло. Верно, Коленька? — А «Коленька» лишь вежливо кивнул, стараясь не влезать в этот разговор. Быть зрителем в этом театре лести и абсурда было бы куда занимательнее, чем в нем играть. — А политикой вы как, интересуетесь? — Вопрос был и вправду непростым, так как Эстер любила почитать новости о том, что происходит в мире, любила и историю, однако, не могла себя назвать политологом или человеком, который хотя бы разбирался в вопросах нынешней политики на уровне хотя бы выше среднего.

— Как и все, интересуюсь. Но не то что бы я очень разбиралась. Но может, пообщаясь с вами, а вы, Александр Григорьевич, человек несомненно опытный в этой теме, — легкий юмор никогда не бывает лишним. Лица обоих тронула улыбка, и даже Николай оценил тонкую иронию над отцом. — Я стану лучше понимать эти вопросы.

— Ну и славно! — Немного помедлив, глава государства задал ей следующий вопрос, будто проверяя ее. — А как к оппозиции относитесь? в Беларуси, например? — Он немного помедлил и добавил. — Не подумайте, я не серьезно. Но хочу узнать ваше мнение. — Да, это явно была странная проверка. Почему-то Эстер не ожидала, что подобного рода вопросы посыплются так рано. Однако, это была, очевидно, своего рода фраза, сбивающая с толку. И президент проверял ее бдительность и умение выкрутиться.

Эстер поняла, что ничего не знает о белорусских оппозиционерах, кроме того, что Лукашенко так называет сына в шутку. Да, за последние дни она успела не только ознакомиться со статьями про Николая и себя, но и почитать про самого Колю. Нужно было выкрутиться. И причём ловко.

— А вы? — Она сделала очень жесткий шаг, поступив по-еврейски. Вопросом на вопрос. Стало страшно безусловно от того, с кем она провернула такой трюк.

Лукашенко усмехнулся и сказал:

— А как мне к ним относится? Вы меня почему спрашиваете? — Она могла задать аналогичный вопрос, но не стала. Идея в голове была получше.

— Я хочу быть солидарной с мнением президента. Я не жила в Беларуси, а вы, как прекрасный политик, весьма сильно изменили жизнь этой страны в лучшую сторону. — Она помедлила, в ожидании реакции. — Поэтому единственная оппозиция, к которой я отношусь, это ваш сын. Он ведь в семье оппозиционер, верно? — Она улыбнулась. Лукашенко рассмеялся. Кажется, она очень грамотно все разъяснила и выкрутилась. А в формальных разговорах, как и в дебатах, впрочем, первым правилом было то, что если не знаешь ответа на поставленный вопрос, умей повернуть все в свою сторону, не строя из себя всезнающего, относясь ко всему с долей юмора. И с этим Эстер справилась.

Даже Коля, не любивший это прозвище, заулыбался, сощурив глаза.

— Ой, вот вы знаете, Эстер... — Начал Лукашенко, и сердце девушки сжалось. — Я рад, что мы с вами все-таки встретились, вот вы уже и с отцом вашего... Друга, так скажем, познакомились. Хорошо же, правда? — Конечно, девушка ответила мужчине лучезарной улыбкой.

— Безусловно хорошо, Александр Григорьевич.

Машина с огромной скоростью поехала по пустой трассе. Вокруг шумели сирены и светились мигалки. Эстер краем глаза в небольшой щели сквозь щитки увидела пробку на другой стороне дороги и в голове пронеслась мысль:

«Теперь я по ту сторону. С этого дня все иначе»