За жизнью не только смерть [Гамбол И Дарвин]

Терпение — это проверка на воспитанность. В этот раз я её успешно прошел. Перед тем как признаться, я довольно долго выдерживал эту мысль в голове. Сил не хватало. Дарвин внимательно смотрел на меня, взглядом выпрашивая продолжить фразу, но мне не удавалось отважиться.

Веки опустились сами собою. Это был финал: в кромешной тьме перед глазами мысли представлялись краше, а слова успешней соединялись в предложения. Подбирая варианты, я остановился на более красноречивом, но довольно банальном способе признания.

— Дарвин, ты ещё тут? — окликнул я его, поднявшись с кровати.

— Ага!

И Дарвин моментом спустился на пол. Я на автомате лучезарно заулыбался, однако все струны души были натянуты.

— Я люблю тебя! — промедлил, а затем добавил: — Хотел сказать это ещё при жизни, но твоя смерть чуть опередила мои желания.

Очевидный факт что Дарвин — призрак, но только сейчас мне это бросилось в глаза. Брат сидел молча, без эмоций, возможно, даже не слышал мои слова, которые с таким трудом вышли изо рта.

— Мг.

Ответ. Сердце упало в пятки. Но я держал лицо.

— Что?

— Я правильно понял, что это более интимная любовь, нежели братская? — человеческие эмоции вернулись Дарвину. Его серьезное лицо скрасила улыбка.

— Правильно.

— Вот так совпадение! Двое братьев влюбились в друг друга на серьёзе.

Меня до дрожи пробрало! И этот момент стал самым худшим, ибо я проснулся. Осознав, что произошедшее только что признание было лишь сном, я глубоко расстроился. Почувствовал, что собственный мозг сыграл злую шутку.

— Черт бы его побрал, этот гребаный сон!

Психолог мне говорил, что я слишком эмоциональный и порой не умею сдерживать чувства, переполняющие меня день ото дня. То правда! Я взял подушку и замахнулся ею в стену, но попал в полку с книгами и те с грохотом посыпались на пол.

— Да чтоб вас всех...

— Что ты делаешь?

Дарвин материализовался позади меня. Это не успокоило, но отвлекло. Будь вещи говорящие, им стоило сказать спасибо. Думаю, без его присутствия я точно что-то ещё сломал бы наверняка.

— Ничего.

Дверь в комнату открыла мать. Она с тревогой осмотрела периметр. Остановила взгляд на мне. Вновь Дарвин остался для неё невидим.

— Гамбол, что-то случилось?

— Ничего.

— Почему книги и подушка валяются на полу?

— Я подниму.

Разговор себя исчерпал. Вот она и ушла. Я повернулся на Дарвина. Несколько вопросов у него определено были. Но на них отвечать не стал. Пока была храбрость из ниоткуда, пока я не отошёл ото сна, мне нужно было повторить признание. Думать только хотелось, что это не сон во сне.

— Дарвин.

— Что?

— Я люблю тебя! — тело задолжало. Тянуло уйти, но через силу я заставлял себя ждать. Чем-то это должно закончится.

— Я тоже?

Не понял. "Конечно, идиот, это тебе не сон. Тут все не так просто" — поругал я сам себя. При жизни мы не раз говорили о любви к друг другу, но всегда имели в виду дружескую. Очевидно, что сразу он не схватил.

— Нет, всё не совсем так. Я хотел сказать, что моя любовь далеко не братская. Она более глубокая. Я люблю тебя так, как парень любит девушку!

Вновь этот пустой взгляд! Пусть ситуация нынешняя мало чем напоминала мою дрёму, но выражение лица Дарвина осталось неизменным. Серьёзен как никогда.

Реальность — не сон. Урок сегодняшнего дня.

— Понятно.

Я плакать захотел — настолько всё было плохо. Это даже не отказ — это безразличие, за которым мог скрываться весь спектр мыслей и чувств!

— Мне не понятно.

— Тут как сказать, — Дарвин от меня отвернулся. Когда он не улыбался: шрамы и залитый кровью глаз заставляли чувствовать себя странно. Я побаивался, — даже при желании, влюбленной парой быть мы не можем.

— А ты хочешь!? — сердце мое волнительно забилось, стало жарко.

— Что?

— Дарвин, не глядя на всю странность ситуации, скажи, ты любишь меня? Хочешь быть со мной?

Явно я его смутил. Он стушевался, даже потерялся. Но я молчал. Праведно терпел пока он начнет говорить.

— Да, люблю, — голос его дрожал. — Но в нашем положении это мало что меняет, — он начал тараторить. — Ты живой, я же — призрак. Нашими свиданиями будут только разговоры, как не мечтай об обратном.

Мне без разницы. Над его словами можно было бы поразмышлять, но я не стал. Дарвин любит меня — это главное. А для любви нет недосягаемых высот.

Если загнать крысу в угол — она начинает думать. В том же положении оказался и я. От желания воссоединится с братом, в голову мне стали приходить различные идеи, которые могли бы облегчить нашу нелегкую судьбу. Я очень хотел любить брата по-настоящему. И так же желал, чтобы он любил меня. Мне надо было это почувствовать.

Посетила меня одна идея. Бредовая, но реальная. Я верну своего брата — воскрешу его.

Как только Дарвин начал мерещиться мне в образе призрака, я сразу понял, что мир нечист и в нем точно есть место магии. В конце концов, столько рассказов и столько традиций построено на одной лишь идее существования мистики. Это не могло появится из неоткуда. Значит, правда в этом была. Это дало мне все шансы вернуть к жизни брата.

Я рассказал идею Дарвину.

— Это явно плохая затея, Гамбол.

— Неужели ты навсегда хочешь остаться призраком?

Ни бе, ни мэ. Он зарекнулся, но продолжить духу не хватило.

— Ладно, — вздохнул он. В комнате знатно похолодело, — я на твоей стороне. У тебя есть что предложить?

— Пока что нет. Но я точно знаю, что нам нужно!

— Что же?

— Рецепт!

Дарвин вопросительно посмотрел на меня.