Я - ЯРОСТЬ
Тейнзи Монро впервые поняла, что такое боль по-настоящему.
Что это вообще такое — когда душа скрючивалась под натиском давления в крохотный комочек, после чего этот комочек раздавливали до такой степени, что даже атомов от него не оставалось. Когда хотелось рыдать и рвать на себе волосы, когда отрицание случившегося тщетно пыталось победить реальность, ту боль, которая резала тебя изнутри, точно ты был свиньёй, что готовили к вкусному ужину для праздника смерти.
Вот всё это Тей ощущала, наблюдая, как тело Хелен безвольно падало на пол из рук её отца. Того, кого она считала мёртвым, и которого она надеялась больше никогда не увидеть. Но он снова ворвался в её жизнь, разрушая её, превращая её в гниль, в разложение и мёртвую скуку.
— НЕТ!
Олни в мгновение ока оказался возле окровавленного тела Хелен и заплакал, не в силах сдержать боль и разрывающее на части отчаяние. Он был готов умереть от страданий, лишь бы не видеть свою мёртвую сестру, не знать, что она погибла. Что её больше не было.
И от осознания этого Тейнзи становилось ещё невыносимее. Во всём виновата она. Раньше бы ей было плевать на это, ведь жестокость и кровожадность всегда были в её душе, но теперь она была иной. Любовь, не такая, как у обычных людей, изменила её. Таково было бремя проклятых — если влюбился сам, то с первого взгляда и навсегда. Раз и навсегда. И будь то человек или проклятый, он тоже будет чувствовать то же самое, ощущать, как их тянуло друг к другу, как они хотели друг друга. Вот на что была способна истинная любовь.
Вот только она сейчас не могла спасти Тей. Эта любовь не могла вернуть к живым Хелен, вылечить разбитое сердце Олни или уничтожить её отца. Эта любовь могла только убивать.
— Ты убил её! Убил! — в отчаянии закричал парень и в ярости посмотрел на висящего над ним в воздухе призрака.
— Ну да, убил, и что? — рассмеялся священник. — И не надо молить Бога, чтобы он вернул её или убил меня. Это бесполезно. Хочешь, открою секрет? Когда навязчивые иллюзии появляются у одного человека — это сумасшествие. Когда они появляются сразу у многих — это религия. Вот и всё. Из этого можно сделать вывод, что всё человечество — это больное стадо, которое поддалось одной безумной иллюзии. И зачем к нему проявлять жалость? Пусть тонет в собственной крови.
Олни, казалось, не слушал его и был полностью поглощён болью. По его лицу ручьями текли слёзы, руки каждый раз дрожали, когда он прикасался к окровавленному телу Хелен, его непонятный шёпот был полон неверия в случившееся, полно отчаяния и страданий. Юноша был подавлен. Разбит. Убит.
Тейнзи было невыносимо на это смотреть. Невыносимо больно, отчего сердце так и ныло в груди.
— Мне жаль...
— Вот только не надо врать мне! — воскликнул Олни, резко вскочив на ноги и полным мучений взглядом смотря на неё. И ей уже легче стало от того, что в этом взгляде не было ненависти или презрения к ней.
Там была одна только боль.
— Что? — тихо проронила Монро, боясь сказать что-либо лишнее. И разбить сердце.
— Не знаю, что это за призрак и как он может быть твоим отцом, — парень махнул рукой в сторону священника, — но я почему-то уверен, что ты хотела нас убить. А если бы хотела нас убить, то тебе точно не должно быть жаль от того, что Хелен... Мертва.
На последнем слове он будто сломался. Изнутри. Его сердце потрескалось и упало в пропасть, белые крылья превратились в пепел, а нимб утонул во тьме. Олни перестал светиться. Он пал.
— Да, я хотела это сделать, но я изменилась, — Тей с силой сжала кулаки, пытаясь сдержать рвующееся наружу дьявольское пламя. — Как только я встретила вас двоих, что-то щёлкнуло во сне, дало сбой, отчего я изменила свои планы.
— Так это правда? — Олни даже перестал плакать. Он был поражён предательством. — Ты правда собиралась это сделать? Сначала втёрлась нам в доверие, спасла нас от канибала, а потом хотела убить?!
— Такова природа проклятых, мальчик мой, — ядовито захихикал священник, до этого молча и явно не без удовольствия наблюдавший за всей развернувшейся трагедией. — Они всегда хотят крови, смерти и разрушения. Они безумны, их планы невозможно предугадать. Зло есть в каждом из нас. И если хорошо приглядеться, то можно его увидеть.
— Тьма не всегда означает зло, — с нажимом возразила Тейнзи, ощущая внутри себя жгучую ненависть, злость, ярость.
— А свет не всегда несёт добро, — пожал плечами мужчина с мерзкой улыбкой на жирном лице.
Это стало последней каплей. Девушка не выдержала и резко отправила поток синего огня в отца, желая на этот раз убить его раз и навсегда. Ей уже было плевать на всё. Ей хотелось уничтожить всё на своём пути, чем бы это ни было. Безумие взяло над ней вверх, взяв под контроль всю её силу. Голубое пламя сожрало за считанные секунды призрака, но на это оно не остановилось: оно стало уничтожать иконы, свечи, драгоценности. Абсолютно всё.
Тей не могла остановиться, да и не хотела: с каждым новым потоком огня она желала ещё больших разрушений, ещё большего хаоса, ужаса, безумия, которое в этот момент затуманило её разум, играло с ним, как кот с клубком. Она потеряла над собой контроль. Но ей это нравилось. Жутко нравилось сжигать всё на своём пути, приносить смерть и ещё раз смерть.
Как же всё это приносило ей нездоровое удовольствие.
— Тей!
Чей-то знакомый голос прокраслся ей в обезумевший мозг, но она не могло вспомнить, кому он принадлежал. Монро резко обернулась, выставив перед собой руку, чтобы пустить поток огня. Но низкорослый паренёк с тёмно-каштановыми волосами и милым лицом, полным тёмных веснушек, заставил её приостановиться. Она смотрела на него затуманенным взглядом, пытаясь понять, почему она раньше не заметила этого молодого человека и как он до сих пор не сгорел в огне. Тейнзи заметила, что позади него уже начинало медленно гореть мёртвое окровавленной девушки, которая ей показалась до жути знакомой.
— Остановись! — взмолился юноша, с болью в глазах смотря на девушку. — Я знаю, тебе больно, как и мне, но ты должна остановиться. Не... Не убивай меня, прошу.
Что-то было в его голосе, от чего Тей не могла даже двинуться с места, не то что бы ещё испепелить этого парня пламенем. Что-то не давало ей это сделать. Какое-то странное чувство в груди, такое тёплое, такое сильное, глубокое...
Олни. Олни Мандельштам. Так звали того, кого она не могла убить. И никогда не сможет.
— Я... Я прощаю тебя, — он подходил к ней медленно, словно боясь напугать. По его щекам катились горькие слёзы, в которых отражалось синее пламя, заполнившее уже всю церковь. — Я прощаю тебя за то, что ты хотела нас убить, потому что понял, что ты сама рисковала жизнью, чтобы спасти нас. Да, ты проклятая, но ты не такая, как все. Что бы ни говорил твой отец о сущности проклятых и всего этого мира, я верю, что в тебе есть добро. И любовь.
Вот что это за чувство не давало Тейнзи убить Олни. Любовь. Чувство, которое нельзя понять, попробовать, потрогать, полностью осознать. Такое чувство, которое может либо спасти, либо убить.
— Я люблю тебя, Тейнзи Монро.
Парень встал напротив Тей и заглянул в её бирюзовые глаза, из которых постепенно уходил туман, а вместе с ним и безумие. Она глядела в его чистое, искренне, доброе лицо и никак не могла им налюбоваться. Его светом.
— Я тебя тоже.
Секунда — и они сгорели вместе в поцелуе. Во пламени. Во пламени истинной любви.