Шанс на жизнь

«Зачем ты делаешь больно тем, кто тебя любит? Они ведь беззащитны из-за любви к тебе.»

Отрываясь от столь сладких губ, Соня не могла отдышаться. Дыхание сперло, но это не мешает ей вновь прикоснуться к её утонченному лицу нежными руками и утянуть в новый поцелуй.

Её губы так и манят прикоснуться лёгким движением, но может зайти и дальше, если их хмурая хозяйка даст своё разрешение.

Толкаясь языком внутрь, Саша тихо стонет, зарываясь рукой в чужие волосы, сжимая их у основания. Но Соне ни капельки не больно, скорее она получает лишь большее удовольствие от этой сладкой муки.

Облизывая нижнюю губу, Кульгавая вновь пролезает своим язык глубоко внутрь чужого рта, обследуя каждый уголок, будто ещё не успела повторить это несколько раз. Но ей всегда будет мало.

Дыхания всё меньше и меньше, но никто из них не хочет прекращать это. Никто ещё не успел насладиться вкусом чужих губ и не успел и толком прочувствовать, что только что произошло.

Они поцеловались!

Соня поверить в это не может, её сердце бьётся нереально быстро, словно вот-вот выпрыгнет из груди. Руки дрожат, но не перестают обнимать чужую талию, что покрылась плотным слоем мурашек. Глаза прикрыты от наслаждения. Хотелось бы чтобы этот момент никогда не заканчивался...

— Саш.

Они сидят настолько близко, что имя, произнесённое девушкой, заставляет вздрогнуть его обладательницу ведь после их жаркого поцелуя каждый звук кажется в этой кромешной тишине слишком громким.

— Мм? — она перевела взгляд с губ Софьи на её карие глаза, что вновь хотели затянуть её в свой омут, заперев её там на веки вечные. И Саша если честно была не шибко против.

— Так лучше или хуже?

Крючкова удивлённо уставилась на неё словно на сумашедшую, явно не понимая заданного вопроса.

У неё память, как у рыбки что-ли?

— Ты недавно мне сказала, что я поменялась, вот я и спрашиваю в какую сторону. Ты не помнишь? — теперь удивлённо смотрела Кульгавая на Александру, что взор тяжёлый перевела с её глаз куда-то в сторону

— Ну в... — младшая глаза прикрыла, поднимая голову к верху. — В лучшую сторону, — она кажется уверенней настолько, как никогда. — Сонь, как ты можешь поменяться в худшую сторону, а? Ты слишком хороша для этого.

— Я не настолько хорошая чтобы ты так думала, — также уверенно заявляет старшая. — Ты меня почти не знаешь. Я не тот человек, что тебе представился.

Саша не знает Соню от слова совсем. Она не знает её прошлого. Почему она так уверена, что добрее человека, чем она нет?

— Не поверю. Я достаточно наблюдательна чтобы увидеть, что ты намного лучше меня, — Саша положила руку на её плечо, притянув ближе. Их лица в пяти сантиметрах друг от друга. — У каждого человека есть плохие стороны, не спорю, но у тебя их настолько мало, что я их и не замечаю. Особенно по сравнению с моими, — младшая легко усмехнулась, будучи уверенной в своих словах.

— Может наблюдательность твоя стала плоховата или вдруг у тебя розовые очки есть? Не думала? — Софья то знает себя и свои поступки, но Саша их не знает.

— Не пудри мне мозги, Сонь. Если бы ты была настолько плохой, было бы видно не воооруженным взглядом, — Саша ещё ближе прижала её к себе. — Может я чего-то о тебе и не знаю. Может ты и вправду хуже, чем я думаю, но тебя же мои недостатки не пугают, почему меня должны напугать?

Саша не понимала слов Сони от слова совсем. Почему она хочет ей доказать, что она плохая и ужасная? Может это какой-то глюк? Или как это можно объяснить?

— Красотка, обещай мне, что всё будет хорошо, — резко выпаливает Софья, отодвигаясь назад, смотря прямо в голубые глаза напротив. С такой серьёзностью и уверенностью, что Крючкова удивляется.

Соню редко можно увидеть такой. Она слишком далека от подобных действий.

Хорошо... Странно всё это. Но перечить сейчас она не собирается.

— Обещаю... — вновь не понимает на, что именно даёт своё обещание, но не может по-другому.

Старшая тяжело вздыхает, укладывая руки на груди, словно защищаясь от неё, пытаясь прикрыться и быть подальше на сколько это возможно.

Но она же не будет её осуждать! Ни за что не сможет так сделать!

— Когда мне было семь лет, мои родители решили, что я уже достаточно взрослая чтобы уже самостоятельно ухаживать и за своим братиком и за своей кошечкой, потому что им было не с кем их оставить, а много денег для того чтобы нанять няню у нас не было. Если за Русей, — Саша предположила, что именно так и звали питомца, — я хоть и умела ухаживать, то за моим маленьким двухлетним братом — нет. Он был мелким и капризным, ты бы знала как сильно он меня временами подбешивал, — старшая горько усмехнулась. — Но я всё равно его очень сильно любила. Он постоянно устраивал в нашем доме погром, кидался игрушками, а потом и едой, а убирала всё именно я! Ну ты наверняка представляешь, что чувствовал семилетний ребёнок.

Если честно, то Саша никогда и не получала внимания родителей, они её били, поэтому уже лет с восьми она и не требовала от них этого. Не бьют — уже хорошо. Уборка, готовка и всякое такое всегда было только на ней. Она считала, что так живут абсолютно все, поэтому и не могла испытывать того же, что и Софья. У неё не было никого кроме себя, а у родителей ещё детей. А если бы и были вряд ли бы они относились к ним чуть лучше, чем к самой Саше.

— Я думала, что они меня не любят. Хотела получить их внимание всеми возможными способами, но у меня никак не получалось. Я словно была невидимкой. Словно тень своего младшего брата. Его лелеяли, заботились и никогда не ругали. Но если я бы например сделала то же самое, что и он, на меня бы накричали и на месяц лишили всех карманных. Иногда мне хотелось сделать так чтобы я была единственным ребёнком, но эти мысли быстро утихали, когда я понимала, что брат ни в чем не виноват. Он же не мог на них повлиять. Ему всего два, он даже разговаривать не умел в чем его вина? Но в тот момент мои эмоции взяли верх...

Девушка застыла, рот не могут промолвить и слова чтобы продолжить. Ей словно перерыли кислород. Воспоминания мутной плёнкой одно за другим всплывало в памяти, будто заставляя вновь и вновь пережить те эмоции.

Она будто опять переживает этот ад.

— Тогда мы очень сильно поссорились с родителями...

***

— Мама, почему я должна это делать! Я должна учиться, я не буду следить за ним! — маленькая девочка топает ногой, укладывая тоненькие ручки на груди.

— Софья, это твой брат ты должна за ним приглядывать! Вся ответственность за него лежит на тебе, — женщина лет тридцати с русыми волосами, собранными в большой пучок, украшенный различными украшениями и длинным бордовым платьем в пол, что по-совместительству являлась её матерью, строго смотрела в упор на неё.

— Почему!? — пытается как можно громче крикнуть девочка, которую достала эта несправедливость. — Почему я должна это делать? Почему пока вы с папой гуляет где попало, вы оставляете меня одну с ним, хотя могли бы сделать это сами!

Соня знала, что они уезжают отнюдь не по работе, а лишь для того чтобы отдохнуть. Они не решают рабочие дале, а пьют вместе этот душнявый алкоголь, а потом приезжают домой, не ориентируясь в пространстве, падая на пол от количества выпитого.

Это девочка смогла понять благодаря их странному запаху и нелепой походке. О том, что это влияние алкоголя малышка узнала из телевизора, пока листала программы в поисках мультика.

Они ужасные родители. Даже Егора они не любили, раз в своё свободное время уделяли внимание не сыну, а своим гулянкам. И видимо никаких угрызений совести у них не было. Они спокойно продолжали гробить свою жизнь и своим детям. Они ни чему их не научили, кроме того чтобы их рот открывался только тогда, когда они это разрешат. Они будто наслаждались их страданиями, становясь лишь сильнее.

Соня хотела это прекратить. Ради не только себя, но и брата. Он не должен прожить то же самое, что и она. Хоть их "любимые" родители относятся к нему чуть лучше, но что может взбрести к ним в голову никто не знает.

— Ах ты сука! Как смеешь так с с матерью говорить?! — женщина замахнулась на неё, но маленькая девочка впервые хотела дать ей отпор. Попытавшись перехватить чужую руку, Соня уже и забыла насколько она слаба.

Тяжёлый удар сильно горел на её щеке, девочка еле на ногах устояла. Но иногда было и похуже.

— Перед тем как говорить, подумала бы о последствиях, — женщина гадко усмехнулась. У Сони в мыслях язык не поворачивался назвать её мамой. Но если она не будет её так называть в жизни то ей крупно попадёт ведь: «Любой ребёнок должен называть своих родителей мама и папа, ни смотря ни на что! Каким бы они не были. Родитель тот кто родил, а не воспитал, поняла?» — Отец!

Сейчас ей влетит.

Нужно действовать быстрее.

Маленькая девочка склонилась на колени, ухватившись за левую ногу, что была обута в дорогие черные туфли на длинном каблуке. Не смотря на их ужасную бедность, мать всегда находила деньги на новые бренды. Они могли питаться одной картошкой не лучшего качества целый месяц, но зато мать носила только лучшее. Откуда она брала деньги кажется не знал никто.

Сейчас Софья думает, что у неё наверняка был богатенький любовник, что обеспечивал её всем, что бы она не захотела. А может она работала в эскорте и постоянники ей давали деньги на новые безделушки. Но сейчас этого никак не узнать. И ей это тоже уже не нужно.

— Мамочка, прости пожалуйста я больше так никогда не буду! Только не надо папу! — Соня плакала, вымаливая прощения, так было абсолютно всегда, по-другому их было не сжалить.

Женщина усмехнулась.

— Отпусти мою ногу, испортишь ещё туфли и тебе будет не сдобровать, — малышка мигом опустила руки, но с колен не встала, зная, что сейчас это делать не нужно. Её ещё не простили. — Хорошо, ты прощена, но при условии, что ты не будешь больше так себя вести и без слов будешь сидеть с твоим любимым братиком, хорошо? — Соня закивала головой.

Отец хуже матери в несколько раз. Лучше поунижаться, чем встретиться с ним лицом к лицу. Соня это поняла ещё давно.

— Я не слышу ответа, — женщина всё тем же строгим голосом заговорила, заставляя девочку пригнуть голову к полу ещё ниже.

— Я поняла.

— Вот и умница, — мать отшагнула в сторону, смотря на своё чадо, усмехаясь себе под нос. — Чтобы когда я с папой пришла домой вы уже спали. Надеюсь мне не надо тебе рассказывать правила поведения в доме, когда ты остаёшься одна? — Соня отрицательно помотала головой. — Хорошо, мы ушли. Запри за нами дверь.

В их доме был чёткий распорядок дня и куча правил за несоблюдение которых её жёстеко карали. Все фразы, произнесённые матерью ещё в далёком детстве от зубов отскакивали, она знала их лучше чем свои пять пальцев.

У неё не было ни единой свободной минуты. Каждое её действие было придумано до мелочей. Открывая учебник сразу после своего подъёма, она знала, что через час ей нужно будет приготовить завтрак для младшего брата, а потом убраться дома.

Она не могла распоряжаться своей жизнью, как она хотела. За неё это уже давно сделали. С самого дества ей твердили об удачном замужестве и работе бухгалтером в элитном офисе. И даже нашли потенциального жениха, хотя ей всего то семь лет. Для своих годов она была довольно смышленным ребёнком, который мог удивить всех своим мышлением.

Но сейчас ярость брала над этим чудесным ребёнком полную власть. Хотелось разгромить весь дом в пух и прах, даже понимая, что будет после того, как это увидят её злыдни-родители. Она впервые такое чувстввовала. Раньше она умела держать их при себе, ведь воспитание, что ей дали не позволяло и слова лишнего сказать не то, что выражать свои эмоции.

Будто какой-то демон вселился в неё, царствуя и направляя её на агрессию, что полностью поселилась внутри неё.

Неоткуда ни возьмись появилась ярость на своего брата, что лежал на большой кровати и кричал во весь голос, видимо вновь что-то выпрашивая. Она словно впервые видела такое. Будто младшенький не каждый день так орал и долго плакал. Она сама не своя.

— Маленький... говнюк, сейчас ты у меня получишь!

Резко и громко открывая дверь в комнату, испугав мальчика, он начал лишь интенсивнее действовать ей на нервы своими криками.

Сейчас эта малышка собрала в себе всю злость, что была в ней и увеличивалась с каждым днём проживания в этом чертовом доме.

Она словно забыла, что перед ней лежит её любимый беззащитный братик, которого она была готова также лелеять, как и её родители. Она забывает всё хорошее, что случалось в её жизни. Она забывает всё.

Злость берёт верх.

— Заткнись, иначе я тебя убью! — орёт на малыша, что на секунду замолкает, а после вновь начинает горько плакать.

Девочка забыла даже о том, что он совсем малыш, ведь и говорить он не умеет. Своего первого слова мальчик ещё не произнёс. Он может проявлять свои эмоции только плачем и смехом, но никак не словами. Соня об этом даже не вспомнила, пытаясь заставить Егора замолчать.

— Молчи! — прикрывает мальчику рот рукой.

Но ребёнок не может не кричать. Соня ещё больше злится.

— Замолчи я сказала!

Сейчас каждый шорох действовал ей нервы, а выносить такие крики она не могла.

Ни о чем ни думая девочка берёт в руки подушку, прикладывая её к телу братика. Сильно прижимая её к чужой голове, чтобы он точно затих, она испытывает наслаждение. Ей будто нравиться так издеваться над ним. Но этого же никогда не было. Что вдруг на неё нашло? Девочка всегда боялась хоть кому-то причинять вред, а тут...

Первые секунды он продолжает громко кричать, двигая маленькими ножками и ручками, но спустя минуту шумы прекращаются.

Соня выдыхает. Наконец-то тишина.

Убирая подушку с чужого лица, малышка кратко улыбнулась, надеясь на взаимную улыбку со стороны Егора, но он не отвечал. Вообще ни единой эмоции не показывал. Ни слез, ни радости, ни удивления.

Это показалось странным. Обычно он не может и минуты тихо просидеть, а тут с ним рядом сестра на которую он всегда крайне громко реагировал.

— Егор, ты меня слышишь?

Качая его тело из стороны в сторону, ей с каждой минутой становилось всё страшнее и страшнее. Что она с ним сделала?

Бледные почти голубые губы, прикрытые карие глазки, что даже не моргали, на лице застыла улыбка, которую он постоянно ей показывал. Ни одного движения за минуту...

Поднося руку к его носу, Соня прислушивается да так, что слышит биение своего сердца, что стучит быстро-быстро.

Не дышит.

Он не дышит!

Паника накрывает малышку с головой, она подрывается ближе к братику. Целует его, крепко обнимает, но до сих пор не понимает, что он мертв. Он навсегда закрыл свои глаза, навсегда остался двухлетним мальчиком. Он больше не вырастет, больше не взглянет на неё своим счастливым детским взглядом, больше не будет плакать и кричать. Его больше нет.

— Егор, очнись! — девочка глотку себе рвёт, но продолжает кричать, умоляя его проснуться из крепкого сна. — Егор, прошу, нет, умоляю тебя! — Сонин плач разносится по всему дому и она не вправе его сдерживать.

Трясёт, кричит, обнимает, слезами своими лицо братика заполняет, он весь в её соплях лежит и её детское сердце разбивает.

— Лучше бы ты плакал и кричал, Егор! Я не буду больше тебе ничего говорить, прости меня, но ты только очнись! — Соня скатывается вниз прямо к полу, но не может встать, ноги будто не могут подняться от той боли, что она испытывает.

И только сейчас ей приходит полное осознание происходящего.

Она убила своего брата. Собственными руками его буквально придушила. Она монстр. Она не заслуживает больше жить.

Ещё десять минут назад он был живым, он дышал и мог посмотреть ей в глаза, а сейчас...

— Лучше бы умерла я чем ты. Всё равно я ни кому не нужна и пользы я не принесу.

Она смотрит на его вздернутый носик, губки бантиком, что любила нежно целовать по десять раз ведь он такой миленький был, ушки, что она любила легко щипать и маленькие ручки, что всегда держали руках его любимую игрушку.

— Я люблю тебя, Егор! — кричит и из последних сил держится, чтобы вновь не упасть. Но мальчик и на эти слова не отвечает.

Девочка находит силы подняться, отрываясь от ледяного пола, бросает взгляд на малыша. Смотрит на братика, что был недавно ещё совсем тёплым, а сейчас холодный словно лёд зимой. Смотрит и видит тот ужас, что сотворила именно она, а не её мать или отец.

Соня всю свою жизнь боялась стать такой же как её родители. Она не позволяла брать таким мыслям верх, но сейчас...

Она стала хуже них.

Она убила свою родную душу, единственного человека, которого она любила. Она могла бы скинуть вину на мать, что заставляла её следить за ним, но она ведь не заставляла его убивать?

Она монстр, которого нужно изолировать от всех других людей. Она не должна жить среди них.

Она убийца...

Она себе никогда это не простит. Никогда.

***

— Саша, это всё я! — девушка рыдает, за пеленой своих слез не видит чужого взгляда и боится его увидеть.

Вдруг там ненависть и ужас? Вдруг она её теперь будет избегать?

Но это уже не ей решать. Она рассказала абсолютно всю правду, и как на неё отреагирует Крючкова ей не известно.

— Из-за меня умер Егор, я не заслуживаю жить..!

Соня всегда так считала и не перестанет считать. Вместо брата должна была умереть она. Он и толком жизни не увидел из-за неё.

Но умереть она не может. Специально живёт, причиняя себе боль, чтобы добавить себе страданий.

Она так мстит себе за его смерть. Она должна гореть в аду, но её почему-то продолжают жалеть.

— Сонь, да ты виновата, но нельзя брать всю вину только на себя, — младшая аккуратно перекладывает свои руку ей на плечи, прижимая ближе к себе для объятий.

Кульгавая голову свою ей на плечо кладёт, солёные слезы впитываются в чужую одежду, но Александра и слова ей не говорит, лишь сильнее к себе прижимает.

Она сотворила ужасную вещь, почему её все так жалеют? Даже после этой правды, Саша от неё не отвернулась.

Что она сделала такого хорошего чтобы ей могли простить убийство?

— А на кого ещё?! Я его убила. Только я и никто другой!

— Тебе было семь...

Софья не даёт ей продолжить.

— И что? Это не исключает моей виновности. Я виновата и буду платить за то всю свою оставшуюся жизнь.

— Сонь, послушай меня, — младшая взяла её лицо в свою руки, заставляя смотреть только на неё.

Хрустальные глазки вновь притянули своей красотой, что оторваться невозможно.

Она влипла.

— Я понимаю, что ты очень виновата, но твои родители не в меньшей степени в этом виноваты. Кто вообще будет оставлять свою семилетнию дочь дома одну, да ещё и заставлять следить за маленьким ребёнком? Почти никто. Она виноваты в своей безалаберности и ужасном отношении к детям. Да я не могу чем-то оправдать твой поступок, он и правда был ужасным, но тебя в какой-то степени можно понять. Не простить, но понять, понимаешь? Не каждый человек вывезет такое. Ты сильная и храбрая. Ничего уже нельзя изменить, ты не сможешь вернуть к жизни своего братика, но можешь перед ним искренне извиниться и сохранить вечную память о нём. Ты его и правда любила, ты очень сожалеешь, это видно по твоим глазам. Я уверена, что после этого он тебя сможет простить. Наверняка на небесах кто-то живёт и наблюдает за нами, возможно даже твой брат. Я уверена, что он тебя простит. Тебе станет легче если ты с ним поговоришь, даже если не вживую, но мысленно.

Софья поднимает свой взор, из её глаз сейчас течёт водопад слез, глаза полностью наполнены маленькими солёными капельками, что стекают по её шее, скатываясь всё ниже и ниже.

— Ты думаешь? — смотрит с такой надеждой, что у Саши сердце сейчас кажется не выдержит.

Как вообще эта милашка смогла это сделать? Крючкова бы в жизни в это не поверила, если ей бы об этом кто-то сказал ещё день назад.

Но правда такова и её не скрыть.

— Да.

Но Саше всё равно на чужие скелеты в шкафу. Она и с осознанием того, что Соня убила человека может ей нравиться.

Соня для Саши как маленький уютный уголок, в котором можно всегда найти защиту и ей всё равно, что этот уголок может быть опаснее всего мира. Ведь в нём есть Соня, а значит все проблемы не страшны