Глава 5. Законы новой жизни
Она долго стояла у верстака, крутя в руках деревянную лопату. Мысль о том, что предметы могут «складываться» в новые вещи, грызла её сильнее голода. Лопата была лишь началом. Но если есть начало — значит, должно быть и продолжение. Сначала она сомневалась, стоит ли вообще пробовать. Неизвестность пугала, но и манила одновременно.
— Проверим всё, — пробормотала она, решившись, оглядывая двор. У неё был целый день для этого, и она собиралась использовать его полностью.
Анна принесла всё, что смогла найти. Не только доски и камни. Теперь — трава, пепел из печи, обрывки ткани, снятые с подоконника в доме. Всё, что попадалось на земле этой деревни. А потом — лес. Потом она туда отправиться. Там много ресурсов, много возможностей. Её хвост с жалом невольно шевелился за спиной.
Сначала — дерево. Точнее, доски. Она уже знала: три старые доски дают одну обработанную. А доски с палками — инструмент.
Она выложила на сетку шесть старых доски: два ряда по три. Вспышка — и в руках оказалась деревянная дверь. Она замерла, глядя на идеально ровные петли, и не поверила глазам. Обычные доски... и вдруг готовая дверь. Мозг пытался понять то что произошло. Она приложила её к стене дома, и та встала так, будто всегда там была.
— Серьёзно?.. — дыхание сбилось. — Даже так...
Это было сюрреалистично. Она потёрла глаза, пытаясь понять — не сон ли это. Хотя сама ситуация и была слишком похожа на сон.
Но она умерла.
И вернулась к жизни.
Это не сон.
Следующим был пепел с кусочками уцелевшего угля, собранный в том первом доме, куда она заглянула при прибытии сюда. Она аккуратно смела его в глиняный горшок, который использовала для полива огорода. Сыпанула на верстак. Серое облако осело в квадратах. Молчание. Тогда она добавила палку. Ничего. Доску. Тишина.
Раздражённо смела пепел на землю. Но уголь — эти кусочки угля — оставила.
Затем трава. Точнее попытка использовать траву.
Она положила пучок свежих стеблей в ячейку. Ничего. Добавила ещё один. Ноль. Но когда убрала стебли и заменила их углём, а снизу легла палка, свет пробежал по квадратам. Один уголь, одна палка. Перед ней появился факел, сразу четыре: палки с пучком горящих углей на конце. Пламя вспыхнуло мгновенно, как только она взяла одну: «это — огонь». Та подняла его перед глазами. Пришлось потушить. Две палки обуглились и потухли, две другие так и остались в запасе. Пригодятся.
Её сердце колотилось. Внутренний ребёнок, похороненный под слоями боли и страха, рвался наружу. Что-то внутри отозвалось о том, что её дочери это могло понравиться...
Она потеряла счёт времени, не заметив, как солнце скрылось за горизонтом. Оставшиеся факелы пригодились. Тёплый свет в её руке освещал всё вокруг.
Верстак жил. Каждое новое сочетание открывало другой предмет. Топор. Мотыга. Кирка. Даже меч. Всё деревянное. Дверь — настоящая дверь, собранная из досок. Табуретка. Даже сундук — грубый ящик с петлями, который щёлкнул и сам открылся, словно понимая своё назначение.
Но мусор во дворе быстро закончился. Она двинулась в лес освещая себе путь факелом.
Ветки, кара, мох, цветы — всё тянуло её руки. Она тащила охапки на верстак и раскладывала снова и снова. Иногда свет вспыхивал — и получался факел. Или что-то, похожее на лестницу. Или сухой порошок из цветов. Иногда — ничего. И тогда она со злостью швыряла мусор обратно. Оказалось, не всё можно превратить во что-то полезное.
Но чем больше она экспериментировала, тем яснее понимала: предметы «слишком правильные». Они были чистыми, идеальными. Всё, что рождалось на верстаке, не имело следов человеческих рук. Ни ошибок, ни несовершенств. Будто сама реальность собирала вещи за неё.
Она ахнула, ударив рукой по белоснежному лбу. В голове щёлкнуло: если есть кирка, значит, можно добывать больше, чем руками. Может, в глубине леса или под землёй скрыты руды.
Её трясло от предвкушения. Но и от неуверенности.
Взгляд упал на топор.
Она взяла топор, дрожащей рукой освещая путь факелом. Лезвие было грубым, прямым, но рукоять уверенно легла в ладонь. Сердце бешено колотилось.
Она вошла в лес. Единственным светом был её факел. Шёпот листвы, треск веток, золотые искры, отбрасываемые пламенем на стволы деревьев. Она подошла к маленькому деревцу, которое росло слишком близко к другим. Сжала рукоять и подняла топор.
Удар был точным. Топор врезался в ствол, древесина поддалась, хрустнула. Свет пробежал по верстаку в памяти, словно подтверждая успех. Второй удар, третий — и дерево наклонилось. Она отступила, сердце билось в горле, дыхание сбилось. Но она стояла и смотрела, как дерево падает на землю, не задевая соседние.
Она подняла топор снова и отрубила несколько толстых веток для будущих брёвен.
Лес больше не казался чужим.
Он стал местом экспериментов. Местом силы.
Местом, где можно проверять инструменты и правила новой реальности.
...А ещё она снова забыла поесть.
*****
Новое утро встретило её тяжестью в глазах и слабостью в теле. Она почти не спала. Вернувшись домой поздно ночью, Анна долго смотрела в потолок, слушала, как шорохи дома переплетаются с далёким скрипом деревьев за окном. Сон так и не пришёл — только редкие минуты забытья, из которых её будили собственные мысли и образы.
Но голод всё равно гнал её вперёд. Она поднялась поправив одежду, зажгла в печи ветки, положила внутрь несколько картофелин прямо в с трудом разведённый огонь. Сначала был только запах дыма, а потом он перемешался с жареным, сладковатым ароматом. Запечённая картошка оказалась горячей, хрустящей снаружи и мягкой внутри. Она ела её прямо руками, не чувствуя боль, и чувствовала, как тепло постепенно возвращается в тело.
После еды она достала глиняный горшок из сундука который был создан ею вчера, из ручья черпнула воды. Ту она поставила в печь, дождалась, пока станет тёплой, и выпила большими глотками. Вода обволакивала изнутри, смывала остатки ночного напряжения.
Анна вышла во двор. Грядки снова встретили её тем же чудом: зелень поднялась, клубни выглядывали, словно кто-то специально выложил их для неё. Она взяла наполненное деревянное ведро, которое принесла вчера в дом, и снова принялась работать. Лунки легко поддавались, картошка сама выпадала в руки, и ведро постепенно наполнялось до краёв. Всё происходило так естественно, и в то же время слишком неправдоподобно.
Она обернулась — и увидела верстак. Всё, что она сделала вчера, всё ещё лежало рядом, словно ждало её: лопата, топор, кирка, даже деревянный меч и последний факел. Предметы не менялись, не портились. Они выглядели так же «идеально», как вчера. Без трещин, без следов усталости её рук. Как будто их не касалась настоящая жизнь.
— Это реальность. — выдохнула Анна, прикоснувшись к рукояти топора. Древесина под пальцами была гладкой и ровной, не такой, как у настоящих, неровных веток.
Да, это реальность. Жестокая и ужасная. Но новая.
Она сжала топор и пошла к тем деревьям, что свалила накануне. Солнце поднималось всё выше, и тени от стволов ложились длинными полосами. Топор заходил в древесину легко, почти слишком легко. Один, два удара — и ветки отваливались, словно подчиняясь невидимому правилу.
Она складывала бревна и сучья в отдельные кучки. Но чем дольше она работала, тем больше убеждалась: этот странный мир живёт по своим законам, и она приспосабливается.
Анна тяжело дышала, перенося брёвна и сучья к верстаку. Четыре руки, обхватывающие стволы, выглядели непривычно даже для неё самой. Сначала казалось, что лишние руки — обуза, неудобство. Но сейчас, когда она тащила тяжёлые куски дерева, они помогали держать равновесие и работать быстрее. В одной из рук всё время был зажат топор.
Каждое новое бревно падало возле верстака с глухим стуком. Дерево пахло свежей корой. Она смахнула пот со лба и выдохнула:
— Ну что, посмотрим, что из вас получится.
С усмешкой на лице она положила одно бревно в сетку верстака. Миг и перед ней появилось четыре гладкие доски. Она удивилась. Четыре доски и это всего лишь из одного бревна, та вспомнила как вчера первые новые доски были сделаны из трёх старых.
Она тут же подхватила новые доски и добавила их к тем, что оставались со вчера. Сложила три старые доски в ячейки. Вспышка снова пробежала по квадратам. В руках оказалась новая, обработанная доска — ровная, будто только что вышла из рук мастера-столяра. Её алые глаза блестели. Она повторяла эксперимент снова и снова, пробуя разные сочетания: бревно, доски, палки. Ветки и сучки оказывались бесполезны — вспышки не было, но как топливо для печки сгодится. Но с брёвнами и досками всё было ясно: логика этого мира жила по собственным правилам, упрощённым, но не менее захватывающим.
— Если дерево даёт доски... значит, камень даст что-то ещё. — Она сглотнула. — Топор хоть и деревянной, но рабочий. Кирка же... пора проверить кирку.
Она взяла в руки тяжёлый деревянный инструмент. Лезвие созданное из дерева казалось тупым, грубым. Только вот камня вокруг не было. Один лес, да дома. Тогда Анна вспомнила: чтобы добраться до камня, сначала нужно вскопать землю. Логично? Логично. Она оглянулась на лопату, что лежала рядом с верстаком. Сердце застучало быстрее. Взяла её — и направилась в сторону, подальше от дома и грядок, но в тоже время не так далеко.
****
Земля была вскопана лопатой. Первый раз — неуклюже, земля прилипла, но не отвалилась. Она сделала ещё рывок, вонзая лопату глубже. Комья грязи вывалились, тяжёлые и сырые. Углубляя яму ещё на несколько слоёв, пока внизу не показались более плотные, серые куски — камень. Внутри всё сжалось. Её пальцы дрожали, когда она сменила лопату на кирку.
Первый удар по камню был неловким, и от рукояти по рукам прошла вибрация, чуть не выбив инструмент. Но на втором ударе камень треснул. На третьем кусок откололся и упал в грязь.
Она с восторгом подняла его. Настоящий камень. Холодный, тяжёлый. И добытый не руками, а инструментом, который она сама создала. Так продолжала добыча камня, судорожно и с восторгом.
****
Она вернулась во двор, тяжело дыша и едва волоча за собой камни, пришлось пожертвовать простынёй сделав из неё временный мешок, и идти голым. На руках и лице — грязь пачкая её белый хитин, но она этого почти не замечала. Сердце гулко билось, глаза сияли от возбуждения. Передвигаться с такой ношей слишком тяжело, но плевать, она несла цепляясь тремя руками за это живая в свободной топор.
Она некогда жена, некогда домохозяйка была увлечена этим, что крылья, некогда непривычные, больше не оттягивали плечи, хвост не мешал шагам. Будто они были с ней всегда. Недавно ещё она с трудом училась сидеть и ходить с ними, а сегодня не замечала вовсе — тело само приняло их как должное и дополнительные руки к которым она привыкала.
Самодельный мешок упал рядом с верстаком на улице. На лице улыбка. Она приступила с предвкушением к эксперименту с камнем.
Руки двигались машинально, хвост вилял за спиной. Быстрые не яркие действия верстака, и вот у неё новые инструменты, новые вещи. Каменный топор. Кирка. Мотыга. Лопата. Камень разложен по восьми ячейкам — печь, такая же как та что стояла у неё в доме, теперь покоилась рядом с столом. Всё прочнее, всё настоящее.
Перед её глазами складывалась новая логика. Сначала дерево. Теперь — камень. Следующий шаг? Руды.
Да, руды, но не сейчас. Сейчас отдых до завтрашнего утра.
Она осматривала алыми глазами то что было на верстаке: деревянная кирка, новая каменная, топор, и только что созданная печь стоящая рядом. Ещё рядом — горстка камня, оставшаяся в простыни. Впереди ждёт больше открытий, чем она может представить.
****
Аккуратно откинув камни в сторону, оставив их рядом с верстаком и печью — словно складывала ресурсы на будущее. Простынь же прижала к груди. Невероятно тяжёлая от грязи, но родная. Её единственная «настоящая» вещь, не созданная странными правилами этого мира.
Она отравилась по тропе к ручью ориентируясь по знакомой местности, петляла между зарослями, и прохладный воздух всё гуще касался кожи. Хвост волочился за ней по траве, крылья едва задевая ветви. Она спустилась к ручью, и холодный блеск воды заставил её замереть.
Сначала — смыть с себя грязь. Она присела на камень у берега, зачерпнула ладонями ледяную воду и обдала лицо. Вздрогнула, но не остановилась. Плечи, руки, грудь — каждая капля сжигала холодом, но приносила облегчение. Она мылась долго, пока не почувствовала, что тело стало чуть легче, чище.
Потом — простынь. Она опустила её в поток, и ткань сразу потяжелела, захлебнулась, затрепетала в её руках. Вода быстро становилась мутной от грязи, но течение уносило её дальше, пока ткань снова не побелела, насквозь мокрая и тяжёлая. Анна терла её камнем, скребла пальцами, выжимала и вновь погружала, пока дыхание не сбилось.
Сидя на корточках у ручья, она в последний раз отжала простынь, подняла её над собой, вода заструилась вниз ледяными струйками. Простынь была чистой — настолько, насколько могла быть в этих условиях.
Вновь вернулась в деревню. Вновь повесила на забор простынь. И вновь смотрела на это на этот раз уже оглядывая всё своё пристанище.
Хех, а ведь она очнувшись первый раз чуть ли не умерла в коконе. А сейчас... Сейчас всё меняется.
****
Поздний вечер накрыл деревню тяжёлыми тучами. Гроза приближалась. Анна сидела в доме, слушая, как первые глухие удары грома перекатываются за лесом. Внутри пахло дымом и сыростью.
Дождь начался неожиданно, но это ожидаемо. Не всегда ведь будет солнечный день, но он не помешав ей иметь хоть каплю хорошего настроение.
У стены стоял сделанный ею табурет — созданный ещё тогда, когда она начала свой эксперимент с верстаком, стоящим на улице. Здесь же рядом находился сундук, где теперь можно было хранить вещи, а пока — лишь инструменты, что она успела собрать. На табурете стоял глиняный горшок, доверху наполненный водой. Рядом — кружка и деревянная ложка: всё найденное во второй день пребывания здесь. На полу лежала охапка веток, приготовленных для печи, а в углу — ведро, полное картошки, и самодельный веник, связанный из сухих прутьев.
В печи горел огонь, наполняя помещение тёплым воздухом. Последний факел она забыла на улице, но это не имело значения — теперь Анна знала, как сделать всё. Она запомнила. Она знала.
Она сидела на кровати, держа в руках простыню. Полусухая ткань пахла холодной водой из ручья и сыростью леса. Она была обнажённой, но это не имело значения — тело, крылья, хвост, всё казалось неотъемлемой частью новой неё.
Грязное стекло окна отражало её нечеловеческое лицо. За ним сверкнула молния. На мгновение комната озарялась резким белым светом и грохотом, а её глаза скользнули по сделанным руками предметам — и на улице, и в доме. Она смотрела на них и чувствовала гордость. Взгляд переместился на потолок, где виднелась залатанная ею дыра. Она честно не знала, выдержит ли это всё, но пока ничего критичного не произошло. Да, капельки воды сочились сквозь доски и ветки, протекало... но несмотря на это, держалось.
Ей всё удалось. Она сумела выжить. Сумела сделать что-то из ничего.
Табурет. Инструменты. Ведро с картошкой. Даже веник. Всё это было доказательством: она справляется. Она сама.
Но вместе с гордостью пришли воспоминания. Будто гром разорвал ткань реальности и вытащил изнутри её незабытого прошлое.
....
...Та же простыня — только в другой жизни. Белая, целая и чистая, пахнущая порошком. Она вешала её на балконе, а рядом смеялась её маленькая дочь, гоняясь за мыльными пузырями. Солнце светило ярко, а ветер играл с тканью. И тогда появился он. Муж. Высокий, в строгом костюме, вернувшийся только что с работы. Его шаги были слышны сразу — быстрые, решительные, будто он спешил застать её врасплох.
Он обнял её слишком крепко, прижимая к себе. Его дыхание было горячим, а взгляд — затуманенным. Она до сих пор помнила это. Изменение в его поведении происходило медленно... а может, оно всегда было таким, просто раньше она не замечала. Лишь со временем начала видеть всё. Всю одержимость ею.
Она тогда только натянуто улыбнулась — потому что рядом была дочь.
....
Следующая молния вернула её в реальность. Она сидела на кровати, крепче прижимая простыню к груди.
Теперь, в этом странном мире, она сидела голая на кровати, с простынёй в руках, и понимала: она выжила не вопреки, а назло. Каждое бревно, каждая доска, каждая картофелина, что она вырастила, были её доказательством. Она жива без него.
Но в глубине души она всё ещё слышала крик своей дочери. В глубине памяти его голос всё ещё звучал. Навязчивый, жёсткий, одержимый. Иногда ей казалось, что если она задержит дыхание, то услышит его за спиной. Что если повернётся к окну, то в темноте отразятся те глаза — горячие, красные, полные власти.
И всё же, когда гром ударил совсем близко, её сердце дрогнуло — словно отзвуком его смеха.
От автора:
1. Её достижения:
Деревянная дверь;
Достижение - вырубка дерева. Много дерева;
Достижение - добыча камня;
Инструменты;
Табурет;
Сундук;
Печка на улице.
2.Одно бревно - четыре новые доски.
3. Я невнимательный человек, всегда так было, так что если есть ошибки то говорите.
4. Думала сделать главу ещё длиннее, но здесь и так 2,565 слов.