Глава 23
Создавалось впечатление, что Хью и Шивонн - единственные люди в этом помпезном ресторане, которые чувствуют себя выставленными в витрину манекенами.
Одеты с иголочки, отшлифованы до необходимого уровня лоска и выставлены на всеобщее обозрение. Проходящие мимо могут заметить и восхититься тем, насколько хорошо их собрали. Насколько идеальны наряды, какие блестящие у них волосы и белоснежные улыбки.
Никто из них не догадывается, что вся эта ситуация - пластиковая, или, может быть, только делают вид. Официанты, которые доливают воду, едва стакан достигнет половины, элита города, которая проходит мимо, чтобы поздороваться с отцом и мачехой Хьюго, все они чувствуют запах пластика, тающего на их телах. Они все знают, что фальшивы, притворны, но ничего не говорят.
Сколько сил нужно приложить, чтобы влиться в этот жестокий мир акул, будучи крошечным пескарем! Их любимая шутка для своих.
Так только они забывают, что Шивонн тоже всегда плавала с акулами, питаясь пескарями.
Ни у Хью, ни у Шивонн нет аппетита, они скупо водят вилками по тарелкам, имитируя прием пищи.
Еда, которую готовили лучшие повара ресторана и подали людям, которые, вероятно, ничего не чувствуют из-за многолетнего курения и лжи, обжигающей им языки.
— Перестань играть с едой, не позорь нас, - тихий язвительный шепот Реджины достигает ушей брюнетки, заставляя ее гнев расцветать внутри. Ее пальцы сжимаются вокруг прибора в руке.
Не пырни ее вилкой. Не на людях.
Хью исполнилось уже двадцать два, а он сидит здесь, бормоча себе под нос извинения перед мачехой, чтобы не устраивать сцену. Как только девушка чувствует, что она отводит от нее свой требовательный взгляд и возвращается к предыдущему диалогу, ее рука на вилке ослабевает.
Долгое время парень не понимал, почему так сильно не нравится Реджине. Она знала его с детства и всегда выбирала архетип злой мачехи, не любила его как родного. Только когда он стал старше, он поняла, что она видела каждый раз, когда смотрела на него.
Он – единственная выбоина на идеальном тротуаре ее жизни. Он - плод любви его отца и другой женщины, воплотившей ее мечты, подарившей Оливеру Лоуренсу наследника, и всю жизнь Хью мачеха заставляла его расплачиваться за бывшее словно в прошлой жизни счастье его отца и другой женщины.
— Ты уже выбрал место работы после окончания университета, Хьюго? — резкий голос одного из влиятельных гостей ужина практически ударяет по хрусталю фужеров и бокалов.
Оливер Лоуренс застывает в ожидании правильного ответа от сына. Его мнение – это значимая сила. Спрос в комнате, полной предложений. На все его вопросы можно ответить только «да», смотреть ему в глаза – риск, пойти против его воли – самоубийство, влекущее за собой лишения.
Хью встречается с отцом взглядом, с возрастом разница в их внешности становится заметнее, черты расходятся. С каждым днем шатен все больше и больше становится похожим на свою мать, и это только разжигает ненависть мачехи к нему. Он – постоянное напоминание о любви, которую отец потерял, о любви, ради которой он был готов бросить все в молодости.
Какая женщина вынудит мужчину отказаться от публичности и известности, от успешного будущего в политике в пользу стабильности в семейной жизни? Очевидно, глупая и недалекая, по мнению Джи Лоу.
Как только она вошла в жизнь отца с сыном, их отношения разбились на осколки, и они никогда не утруждали себя попытками их склеить. Вместо этого они выбрали стоять на них как незнакомцы, позволяя стеклу резать им стопы.
Приятнее продолжать испытывать боль, чем признать правду.
И Хью благодарен сейчас отцу за это. За его явное отвращение к сыну. Это дает парню право идти наперекор воле сенатора, выбрать свой собственный путь.
Он преподал ему самый важный урок, пока он рос.
Никто в этом мире не позаботится о тебе лучше, чем ты сам.
— Я не пойду в команду отца, — шатен берет стакан с водой, стоящий перед ним, и медленно делает маленький глоток, готовясь к натиску вопросов и пассивно-агрессивных оскорблений.
Они на публике, а это значит, что разговор будет на приглушенных тонах и с натянутыми улыбками. Окружающие их стервятники так и жаждут услышать обрывки сплетен с чьего-нибудь стола, а еще один скандал, после ситуации со взрывом газа, - это последнее, чего хочет отец Хьюго.
Это на руку парню, потому что отец и мачеха не будут слишком давить на него в окружении стольких глаз. В конце концов, он их единственный наследник. Их личный непо – бэби, живущий в их тени. Это подпортит им репутацию, если они покажут, как им на самом деле стыдно, что он не из числа акул.
— Почему? Все ожидают семью в полном составе. Я даже сказал сыну, что ты с нетерпением ждешь окончания учебы.
Этот друг сенатора - самый эгоистичный придурок, который пытался уговорить своего сына и Хьюго снять себе девочек на вечеринке по случаю переизбрания его отца, он не верит в то, что дети могут не хотеть идти по стопам родителей, и считает себя умнее всех.
Все это, конечно, имеет мало значения для отца Хью. Откровенно говоря, сын Оливера Лоуренса должен соответствовать, планка поставлена слишком высоко, и они бы не возражали, чтобы парень приумножил богатство семьи любой ценой, сохранив генофонд, пропитанный состоянием и престижем.
Это даст им право перечислять все достижения Хьюго по пунктам в разговоре о нем с их друзьями семьи и знакомыми. Как будто все его достижения - результат их выдающегося воспитания, а не заслуга самого Хью. Они презирают его за отсутствие хватки и покладистость, считая жалким и слабым, хотя и подавляют любую попытку парня действовать самостоятельно, если та идет вразрез с их планами.
Шатен стискивает зубы и растягивает губы в улыбке:
— Мне жаль разочаровывать вас, но я совсем далек от политики. Это абсолютно не сфера моих интересов.
— Уверена, что ты можешь к ней приблизиться и заинтересоваться в рекордно короткие сроки, милый, — Реджина усмехается. — Не то чтобы это был твой долг, скорее судьба. Ты и так проводишь с нами очень много времени, не говоря уже о приближающемся благотворительном гала-вечере. Я уверена, ты не пропустишь и в этот раз. Личная жизнь никуда не денется, семья первична.
Взгляд Реджины скользит по Форсайт, считывая реакцию на сказанное. И девушка словно невзначай поправляет подаренное ей вчера Хьюго кольцо, не отрывая взгляда от Лоуренс. Та в ответ сужает глаза, явно задумывая очередную подлость по отношению к ним обоим.
Наглый тон снова вызывает у Шивонн желание проткнуть Лоу серебряной вилкой, оставляя металлический привкус во рту. У брюнетки возникает порыв оглушительно кричать до тех пор, пока не разобьется стекло или не сломается все в поле зрения, чтобы все они увидели, что на самом деле живет внутри нее – гнев и огонь.
Ей хочется показать им и всей этой гниющей компании, насколько она разъяренная и дерзкая под внешней обманчиво привлекательной оболочкой. Что она не наряженный манекен, а сила, сотканная из ненависти к себе и страдания, которая ужаснула бы их вялые прогнившие жизни.
Теплая рука слева от девушки оказывается поверх ее вцепившейся в вилку руки. Она и не замечала, как стискивала металл, пока его сильные пальцы не сжимают ее застывшие, поглаживая заодно и кольцо. Форсайт ободряюще улыбается в сторону парня, отпуская вилку.
Он – постоянное напоминание о том, почему Шивонн тихо сидит на этих обедах, как марионетка, и проглатывает каждое гнусное слово.
Прикуси язык и молча глотай их напыщенную чушь.
— Я бы хотела возразить, - с вежливой улыбкой начинает Форсайт. - Кажется, выбрать дело себе по душе важнее, чем просто следовать указаниям родителей, не так ли?
Брюнетка подцепляет вилкой кусочек рыбы, подносит его ко рту и медленно пережевывает, ожидая ответа четы Лоуренс, молча надеясь, что они дадут повод огрызнуться. С некоторыми вещами она не готова мириться, но держит рот закрытым, чтобы защитить Хью.
Она была бы в другой точке города, вдали от этого гребаного места, если бы не он. Еще немного времени, и они смогут уехать далеко-далеко, где он сможет стать тем, кем захочет, на своих условиях.
— Такая гуманная, такая лояльная, — воркует Реджина, беря свой бокал за ножку и взбалтывая красную жидкость, — как ты надеешься найти мужа, если ты настолько недальновидна, девочка?
Шивонн открывает рот, готовясь возразить, но сенатор Лоуренс опережает ее.
— Дорогая, ты знаешь, что мы поддерживаем ваши отношения с Хьюго, особенно ваше будущее. То, что вы так любите друг друга, достойно восхищения, но...
— Но? — огрызается Шивонн, поворачивая голову к нему. В ее вопросе звучит скрытая враждебность. Рука Хью, поглаживающая теперь успокаивающим жестом ее колено под столом, только отвлекает сейчас.
Ее льдистые глаза призывают Оливера Лоуренса закончить это предложение, и поскольку сенатор не привык уступать кому бы то ни было, он заканчивает фразу.
— Тебе не следует бросаться такими громкими фразами, работая в дочерней фирме своего отца. Ты всего лишь маленькая непо Уильяма Форсайта, золотая девочка в его бизнесе.
Вот она. Наконец - то, кристальная капля правды в этом разговоре.
Сказать этим людям все, что она о них думает – это не почетное достижение. На людей, которые прогнили насквозь, стремясь к верхушке власти в этом городе, ее слова не произведут глубокого впечатления. Тот факт, что она живет отдельно от родителей, справляясь со всем самостоятельно, показывает брюнетку с хорошей стороны, но дело в том, что на самом деле ей наплевать на все это.
В отличие от них Форсайт не нужно притворяться человеком, делать вид, что у нее есть сердце. Здесь человечность настолько важна для репутации, что практически правдоподобна. При этом нужно оставаться холоднокровным и заботиться только о том, как ты выглядишь и об ошеломляющей сумме денег на твоем банковском счете.
Ни для них, ни для кого-либо еще не имеет значения, что ее самостоятельность стала последствием неудачной попытки самоубийства. Только потеря сестры заставила ее взглянуть на мир вокруг себя иначе, она повзрослела на десятилетие всего за несколько недель после гибели Марии.
- Но...- Шивонн делает паузу, явно намекая на но во фразе сенатора, - в отличие от вас мой отец не давил на меня при выборе и позволил жить отдельно, не контролируя меня до мелочей...
—Шивонн, — предупреждает брюнетку Хью, обводя зал взглядом янтарных глаз, чтобы напомнить, где они находятся.
Как будто ей сейчас не наплевать.
Она отрицательно качает головой из-за их привилегированной узколобости.
— Извините. Может быть, вам двоим стоит почитать специальную литературу, чтобы быть в курсе событий, когда следует дать детям свободу. Кажется, вы забыли, что Хьюго уже давно совершеннолетний, — она пронзает отца парня холодным взглядом.
— Должна ли я благодарить тебя, дорогая, за то, что твоя дружба с Хью сделала его невыносимым в последнее время? Или это гены, которые стали вдруг проявляться по мере возмужания? – подала голос молчавшая во время обмена фразами сенатора и брюнетки мачеха.
- Думаю, вы помогли возмужать ему гораздо раньше, - Шивонн не может промолчать, хотя понимает, что закапывает себя все глубже с каждой фразой.
Чем глубже ты копаешь, тем темнее вокруг становится..
— Не говори с нами в таком тоне, — шипит мачеха, удерживая на лице приторную улыбку. — Ты встречаешься с Хьюго только потому, что мы это позволяем. Тебе следует это запомнить.
— Как долго еще продлится ваша власть? Я думаю, именно этим вопросом следует задаться сейчас. Не забывайте, что Хьюго – владелец трастового фонда, способный прожить самостоятельно.
У них обоих, кажется, отсохли языки, когда им грубо напомнили, что покойный дедушка оставил большую долю своему внуку, которую ни один юрист не может отобрать.
Раздраженная, почему-то все еще голодная, несмотря на обилие блюд за столом, и уставшая от этого разговора, Шивонн приподнимается со своего места, упираясь руками в стол, отодвигая стул назад и собираясь выйти покурить.
— Ши, — тихо произносит шатен. — Я с тобой.
Он тоже встает, быстро наклоняясь, чтобы поцеловать ее в лоб, вдыхая сладкий цветочный запах ее духов. Выпрямляет спину, разглаживая большим пальцем морщинки на ее нахмуренном лбу.
- Шивонн нужно на воздух, мы выйдем ненадолго.
Всегда безукоризненно вежлив и предупредителен, несмотря на разногласия и споры. Всегда с прямой спиной, даже если под пиджаком она покрыта следами ударов стека.
Сенатор кивает, принимая это предложение перемирия в споре. Форсайт сделала все возможное, чтобы защитить Хьюго, но ей трудно находиться рядом с Реджиной и сенатором в такие моменты.
Брюнетка уже сожалеет, что сорвалась и не промолчала, ответив родителям Хьюго. Но другая ее часть ликует, что защитила парня, встав на его сторону в разговоре.
- Шивонн справится сама, Хьюго, ты должен оставаться вместе с гостями, - ядовитая реплика Реджины не заставляет себя ждать.
Но парень не поворачивается к ней и тем более не отвечает. Они просто выходят из-за стола, Шивонн опирается на согнутую в локте руку парня, стуча каблуками по полу на пути к выходу. Они чувствуют на себе каждый взгляд, практически слыша, как головы гостей выворачиваются в их сторону.
Пусть смотрят. Пусть пялятся во все глаза. Может быть, у них появится интересная тема для разговора, когда пара уйдет.
Когда они, наконец, выходят на улицу, и свежий воздух проникает в их легкие, девушке требуется всего несколько секунд, чтобы достать из сумочки пачку сигарет и зажигалку. Ей нужно быстро чем-то снять напряжение до того, как она изо всех сил пнет ногой уличный фонарь.
Внутри человека постоянно борются две версии. Личность, которую он дарит миру, которая существует на виду у всех, и личность, которую он тщательно скрывает, личность, которой он является, когда никто не смотрит. Это не что-то плохое, просто факт. Мы все такие.
Льдистые глаза следят за копной прямых каштановых волос на оживленной улице Нью-Йорка, пронизывающий мартовский ветер заставляет их обоих вздрагивать от холода. Наброшенный ей на плечи пиджак шатена дает не столько ощущение тепла, сколько заботы.
Шивонн курит, резко затягиваясь и стряхивая под ноги пепел, не задумываясь, является ли место сбоку от входа разрешенным местом для курения. Несколько мужчин пытаются взглянуть на нее, либо оглядываясь через плечо, либо полностью останавливаясь как вкопанные.
Интересно, замечает ли она? Это внимание, которое ей уделяют мужчины.
Кажется, они ничего не могут с собой поделать, когда она рядом. Вынуждены пялиться. Восхищаться. Их внимание привлекает не красота, многие женщины красивы. В ее очаровании есть что-то еще, что-то необъяснимое. Некая чертовщина, манящая и тянущая в омут.
- Можешь кричать на меня за то, что я все испортила, - внезапно хрипло произносит девушка, поднимая голову и глядя прямо в глаза Хью. – Но я не могла промолчать в очередной раз. Не сегодня, не в твой день рождения.
Вместо ответа ее грубо потянула его рука, затащив в темный проулок без камер позади, и прижала лицом к нише в стене сбоку дома. Сердце бешено заколотилось в ушах, кровь хлынула по ее телу с удвоенной силой.
Шивонн оставалась совершенно неподвижной, ошеломляющие ощущения обрушивались на нее, когда запах желания шатена пронизывал все вокруг, и она сделала несколько глубоких вдохов, осознавая многое, все и сразу.
Его руки прижали ее к стене, прижали ладони к ее голове, когда его тело полностью закрыло ее из поля зрения, его высокая фигура обвилась вокруг нее защищающим коконом.
Его дыхание коснулось ее уха, его губы обжигали кожу ее шеи, когда он наклонил голову, чтобы они еще глубже растворились в тени. Но именно его тело на ее спине, его высокое, твердое тело на ее маленькой спине заставило ее колени задрожать.
У нее перехватило дыхание. Он не двинулся с места. Его эрекция уперлась в ее спину. Он не двинулся с места. Голоса охранников ресторана и курящих возле входа людей стихли. Он не двинулся с места. Огонь скопился в ее животе, низко между ног, заставляя ее инстинктивно выгнуться к нему. Затем он перешёл к действиям.
Он сбросил сумку с ее плеча на плитку тротуара. Его рука провела пальцем по ее голой коже. Дыхание сбилось, брюнетка закрыла глаза, чувствуя, как его горячие пальцы восхитительно трутся о ее мягкую кожу, мурашки по коже разбегаются по ее рукам, заставляя соски застыть камешками, заставляя ее грудь болеть, когда тепло лизнуло ее между ног.
Он не прикасался к ней так с того раза в туалете кинотеатра. Он не дышал так ей в шею сзади и не терся челюстью о ее плечо с тех пор. Его рука медленно двигалась вокруг ее шеи, оставляя ее груди нетронутыми, без присмотра, как в прошлый раз. Она хотела, нет, нуждалась, чтобы он прикоснулся к ним. Ей нужно, чтобы он дергал ее за соски и доставлял ей сладкое удовольствие, на которое, как она знала, способно ее тело. Ей нужно создать то восхитительное трение, которое она могла ощущать внутри себя. Ей нужны были его руки на груди.
Но его рука сомкнулась вокруг ее шеи, в той хватке, которую она узнала: твердой, но не крепкой, когда его губы приблизились к ее уху.
— Ты чувствовала меня внутри себя на следующий день, — прошептал он в мягкую кожу ее панциря, жесткость в его голосе достигла ее головы, а его слова проникли прямо в ее душу. – И пару дней спустя тоже.
Ее стенки сжались в воспоминаниях о том жестком, быстром оральном сексе в кабинке в туалете. Девушка закусила губу, не давая ему словесного ответа, даже когда ее бедра упирались в его. Она почувствовала, как его член скользнул по ее заднице, когда она встала на цыпочки, эротическое трение заставляло ее вести себя как кошка в тепле, а не как умная и рациональная Шивонн Форсайт, которой она была в зале ресторана. Однако ее гнев на себя, ее сожаление о том, что она выступила против Джи Лоу и сенатора Лоуренса, были намного меньше, чем то, что было несколько минут назад.
Она не знала, что это говорило о ней или даже что это значило, но сейчас она приняла это, ее голова откинулась на его грудь, руки уперлись в стену.
Его рука крепче сжала ее горло, его бедра упирались в нее, а другая рука скользнула в ее трусики, попадая прямо в ее сладкое место. Ее рот приоткрылся, когда он погрузил пальцы глубоко внутрь нее.
— Такая чертовски влажная для меня, Колючка, — шепнул он ей на ухо, его бедра с силой уперлись в ее задницу.
Его пальцы заскользили по ее передней части, твердая кирпичная стена упиралась ей в грудь под его пиджаком, царапала ладони, заставляя ее стенки дрожать каждый раз, когда его пальцы скользили внутрь и наружу. Его большой палец потер ее клитор.
— Черт возьми, если я не твёрд для тебя, — выплюнул он, его злость, желание, одержимость и гнев просачивались из его голоса в ее тело.
Ее сердцебиение билось везде, где она его чувствовала. Его запах, тепло, прикосновение, окружали ее, затягивая в круговорот таким образом, что кровь становилась такой горячей, что она ощущала себя тикающей бомбой замедленного действия, ожидающей взрыва.
Его пальцы двигались против нее, внутри нее, когда он двигался позади нее, ее позвоночник покалывало, тело выгибалось, и клитор пульсировал электрическими искрами удовольствия, когда она прикусила губу.
Он погладил ее клитор, затем еще раз перед тем, как сильно ущипнуть его, и одновременно прикрыл ее рот другой рукой. Приглушив ее звуки, как и в тот первый раз, прежде чем она застонала, он толкнул ее через край, когда она охватила его пальцы, громко и тяжело дыша, ее грудь вздымалась. Каждый удар ее сердца бился повсюду в ее теле. Она пульсировала. Она сжалась. Она дрожала.
Что с ней не так? Что с ним не так? Почему их так это заводит?
Это была хаотическая эйфория, как тогда в кино, за исключением гораздо более запутанной обстановки. Нет, это был не настоящий секс, и да, это была быстрая разрядка. Но она не чувствовала ни капли раскаяния.
Рука парня сомкнулась вокруг ее руки и повернула ее, голод в янтарных глазах был таким сильным, что ее все еще горячее тело покрылось расплавленной лавой, снова готовое к действию.
Он заводит ее одними глазами.
Шатен наклонился вперед, его дыхание трепетало на ее щеке, его запах окутал ее, а его губы коснулись ее ушей.
— В следующий раз кричать будешь ты, Колючка. Я сделаю тебе так больно, что ты не поймешь, от крика это или от секса.
Форсайт тихонько выдохнула, когда лифт звякнул, и она обратила взгляд на Хьюго, когда он вошел вслед за ней. Он выглядел таким спокойным и собранным, каким она всегда его видела. Одетый в темно-серый костюм с темно-серым галстуком, который идеально подходил к его высокому худому телу, его волосы были уложены и убраны с его красивого лица.
Брюнетка смотрела, как он приближается к ней, его карие глаза не были такими отстраненными, какими они были с остальными, но все же настороженными.
Она задавалась вопросом, не беспокоился ли он о том, что мачеха и отец стали свидетелями ее кратковременной потери контроля и резких ответов в беседе. Решив быть более откровенной, потому что она пыталась защитить его, и не испытывая вины за это сейчас, Шивонн слегка прижалась к нему.
— Ты останешься у меня? — тихо спросила она.
Хью задумчиво посмотрел на нее.
— Думаешь, мне стоит поставить в известность об этом отца и мачеху?
Девушка пожала плечами, намеренно оставив лицо пустым, не обращая внимания на то, как ее тело отреагировало на простое тепло его тела рядом.
— Я не считаю, что ты вообще должен отчитываться перед ними, если ты об этом спрашиваешь.
Он кивнул.
— Хорошо. Я хотел поговорить с тобой наедине.
Значит, он попытается убедить ее больше не злить их подобными выпадами.
— Конечно, — согласилась она, симулируя покорность.
Ясный свет отражался в его янтарных глазах, когда он рассматривал ее отражения в зеркалах лифта.