Глава 20
Проснувшись утром, Шивонн видит Хьюго, сидящего на краю постели с чашкой кофе. От восхитительного аромата сонливость начинает улетучиваться.
– Который час? – бормочет она, щурясь от льющегося в окно солнечного света.
– Почти десять. Я встал уже час назад.
– А как же твоя любовь ко сну?
– Прошла, не могу терять на сон время рядом с тобой, - отшучивается с легкой улыбкой шатен.
Солнце, пробивающееся сквозь шторы, чуть золотит его каштановые волосы, и Форсайт протягивает руку, чтобы взъерошить его густую шевелюру. Волосы парня слегка влажные. Должно быть, он принял душ в душевой бассейна внизу. Потом девушка с надеждой кивает на чашку:
– Это мне?
– Конечно, Колючка.
Она слегка приподнимается на кровати, делает обжигающий глоток кофе из рук Хью и снова откидывается на подушки. Внизу звучит Фрэнк Синатра– его песни не могут не поднимать настроение неторопливым рождественским утром. А впереди еще полторы недели каникул. Похоже, жизнь действительно прекрасна!
– Спасибо, – говорит блондинка, забирая у парня чашку. – Получилось выспаться?
Вчера они засиделись далеко за полночь, смотря по телевизору любимые комедии из детства.
– Да, спал как убитый. Ты же знаешь, рядом с тобой мне всегда отлично спится. А тебе как спалось?
– Хорошо. Только все время кто-то храпел под боком.
– Ну, тогда сегодня ночью ты спишь в гостиной на диване. – Он слегка подталкивает ее локтем:
– Пододвинься, пожалуйста, детка.
Аккуратно, стараясь не разлить кофе, брюнетка освобождает ему место, и он забирается к ней в постель. Потом приподнимает руку, и девушка, нырнув под нее, кладет голову ему на плечо.
– На Рождественском вечере произошел скандал: сенатора Лоуренса публично обвинила во взятках одна журналистка, – произносит он так тихо, что она едва улавливает его слова. – В новостях только что говорили.
– Кошмар! – поставив чашку на столик, Шивонн поворачивается к Хью. –Твой отец и мачеха уже тебе звонили?
Он нежно касается пальцами ее лба, отводя прядь черных как смоль волос волос.
– Это не твои проблемы, детка. Я не дам им испортить и твое Рождество.
– Что они тебе сказали?
– Ну, ничего такого, что я бы уже не слышал раньше.
Он наклоняется поцеловать брюнетку, но она отворачивается:
– Хью, прекрати!
Сердце пойманной птицей колотится в грудной клетке; Шивонн смотрит на Хью и глупо надеется, что он улыбнется и скажет, что решил ее разыграть.
Но он лишь хмурится в ответ:
– Я понимаю. Это звучит ужасно. Но мне придется уехать сейчас. Я постараюсь вернуться вечером.
- Так это что – правда?
– Я не знаю! – на его лице искреннее недоумение. – Зачем бы журналистке такое выдумывать?
– Но как... –Форсайт вдруг становится дурно, ярость приливает к голове и лицу и шее становится жарко. – Есть какие-то подробности? Зачем вообще тебе ехать к ним?
Хью качает головой:
– Они сказали только, что нужно дать интервью, и в такой момент вся семья должна быть вместе.
Шивонн отворачивается, чтобы он не видел ее разъяренного лица.
Это не может быть в такой счастливый момент! В их первое Рождество! Не может быть!
Его руки снова обвивают девушку.
– Мне пора вставать, – резко говорит она. – Нужно съездить в спортзал.
Брюнетка практически кожей чувствует, как меняется градус тепла в спальне, понижаясь с каждой секундой их разговора.
– Зачем? Снова бежишь к тренеру? – Хью морщится словно от боли, произнося эти слова.
– Хочу отдать ему его рождественский подарок лично, - безапелляционно парирует Шивонн.
Брюнетка свешивает ноги с кровати и встает.
– Но это же не срочно, наверно? – возражает парень, но Форсайт уже заходит в ванную, прихватив с собой телефон.
Она запирается в ванной и включает душ. Хочет заглушить этот голос в голове, твердящий, что никакого счастья она по-прежнему не заслуживает. Девушку всю трясет от злости и обиды; она садится на край ванны и заходит в интернет, чтобы хоть что-то узнать. На сайте Нью-Йорк Таймс это новость дня, но никаких подробностей нет. Пишут только, что сенатор Лоуренс даст открытое интервью в связи с беспочвенным обвинением во взятках . В голову девушки вновь лезут ужасные мысли о собственном проклятии.
Я обречена на одиночество и страдания, даже в праздники буду одна и забыта всеми.
Шивонн лихорадочно пытается успокоиться. Живот сводит от ярости и бессилия. Сейчас, в залитой ярким светом ванной, кажется невероятным, что придется провести несколько дней в одиночестве. Все ведь могло закончиться иначе,отключи Хьюго телефон на все праздники!
– Ты там надолго, детка? – осторожно интересуется парень через дверь.
– Через минуту выйду! – кричит она сквозь шум льющейся впустую воды.
– Тогда пойду готовить завтрак.
Но Шивонн не испытывает голода, и меньше всего сейчас думает о еде.
Разве завтрак сможет исправить отсутствие Хьюго рядом после?
Скинув пижаму, Форсайт залезает под душ. Вода горячая – но не настолько, чтобы смыть жгучее чувство обиды на судьбу. Она нервно растирает мочалкой все тело, стараясь не думать о том, как остается одна в доме и плачет, сидя в подсвеченной огнями гостиной на диване.
Отвратительные мысли!
Накинув халат и с полотенцем на голове, она спускается вниз, где все еще звучит голос Синатры. Теперь блондинка точно не сможет слушать его без неприятных ассоциаций.
– Праздничный завтрак в честь начала рождественских каникул! – с извиняющейся улыбкой объявляет шатен.
Не желая портить ему настроение, Шивонн пытается изобразить улыбку:
– Замечательно!
Она хочет рассказать ему о прошлой ночи, о том, что почти поверила в волшебство Рождества, что просыпалась несколько раз за ночь, просто чтобы убедиться, что все происходящее не сон и что Хью действительно безмятежно спит рядом. Хочет поделиться своим кошмаром, считая себя буквально проклятой собственной матерью и не заслуживающей счастья, потому что слишком тяжело держать это в себе.
Но если она скажет, что прямо сейчас Хью должен выбрать – или она, или Лоуренсы, – и это после того, как он специально попросил ее немного подождать, – будет катастрофа. Он просто тихо уйдет и больше не вернется.
И не важно, что сейчас он здесь, сидит на кухне, с виноватым выражением глаз, мыслями он уже там, в холодном особняке отца и мачехи, выслушивает их инструкции по поводу ситуации.
– Так когда ты уходишь? – вместо этого тихо спрашивает она.
На нем серая футболка и тонкие хлопковые шорты. Его высокая худая фигура уверенно движется по кухне, доставая все необходимое. Каштановые волосы Хью падают на лоб, когда он достает столовые приборы, и откидываются назад, когда он запрокидывает голову, беря тарелки из шкафчика вверху. Он великолепен в своей сосредоточенности сейчас.
В другое время Шивонн бы обязательно думала о том, как ей повезло, что он достался именно ей. Но сейчас она почти не смотрит в его сторону, не может перестать думать о предстоящем одиночестве.
– Сразу после завтрака, – отвечает он, глядя в окно на все рождественское великолепие и стараясь им любоваться. Но мысли возвращаются к отцу и мачехе, и в голове все время тикает отсчет времени до выхода.
Подарок для Бенджи отходит на второй план: это ерунда по сравнению с жуткими новостями о семье Хьюго, о потерянной репутации. Форсайт осознает, что исход событий может отразиться на их с шатеном планах на жизнь. Хью эффектным жестом ставит передо девушкой тарелку с остатками вчерашнего роскошного ужина:
– Ну как тебе? Красота?
Кажется, Шивонн сейчас не сможет проглотить ни кусочка.
Хью не потребовалось много времени, чтобы в итоге выяснить, что же случилось. Почти год назад,в январе, произошел взрыв бытового газа в одном из жилых домов в районе Манхэттена. Большинство пострадавших привезли в New York Downtown Hospital, куда пробрались узнавшие новость журналисты. Сенатор Лоуренс навестил пострадавших лично и дал интервью прессе.
Дело быстро закрыли, списав все на оплошность рабочих, подключавших газ. На самом деле полиции удалось выяснить, что это был террористический акт одной из многочисленных группировок, замаскированный под бытовую аварию.
К несчастью, именно строительная компания, которую курировал Оливер Лоуренс, производила ремонт в доме, где произошел взрыв, за полгода до происшествия. И теперь одна ушлая журналистка из желтой газеты муссировала эту «сенсацию», стремясь делать хайп на несчастье людей и расплате сенатора.
А Лоуренс не мог раскрыть истинную причину событий, так как дело все еще находится в разработке отдела борьбы с терроризмом, и под удар могут быть поставлены сотни жизней. И теперь ему предстояли долгие и тяжелые разбирательства в суде, так как дело было вновь открыто из-за появления новых обстоятельств.
Реджина была просто в ярости из-за происков журналистки. Их семья и так была всегда под пристальным вниманием прессы, а после того случая с ее фактами биографии особенно. В тот раз сенатору удалось замять дело и заставить поверить в несуществующую праведность ее жизни до знакомства с Лоуренсом. Теперь же вряд ли сенатору удастся выйти чистым и не запятнать репутацию. Это могло поставить крест на всей его политической карьере и в корне изменить жизни каждого из них.
- Иди переоденься, Хьюго! – отрывисто бросила парню мачеха, пристально оглядывая кухню-гостиную в их доме. Все должно было выглядеть просто и по-семейному: наряженная елка, подарки под ней, одетые в обычную домашнюю одежду члены семьи. Они с супругом спешно готовились к интервью для одного из федеральных каналов.
Пиарщики Оливера Лоуренса во главе с ним самим в кабинете составляли текст речи сенатора, пытаясь предугадать каверзные вопросы журналистки, поднявшей тему взяток.
Идея команды сенатора была крайне незатейливой: дать понять, что за фасадом строгого политика скрывается обычный человек, любящий и чтящий семейные традиции и праздники, добрый и заботливый, страждущий приносить пользу своим избирателям, простым людям, охотно решающий их повседневные проблемы. Такой человек не может быть взяточником, наживающимся на чужих жизнях, на трагедиях народа. Не его вина, что состоялся взрыв, все это – нелепая случайность.
И сын с женой должны выглядеть как его помощники и единомышленники, прочный тыл сенатора, поддерживающий его идеи заботы о людях города.
- Во сколько все это закончится? – негромко, но решительно уточнил у Реджины Хью. Совсем не здесь хотел он находиться сейчас, не в этой насквозь лживой комнате, словно сошедшей с картинки журналов об интерьере.
- Ты о чем? – Джи даже бровью не повела в его сторону, продолжая ходить и поправлять мелочи декора.
- Во сколько я смогу уйти? – настойчиво повторил шатен.
- Уйти куда, малыш? – язвительно протянула мачеха, наконец-то соизволив на него посмотреть. – Ты будешь здесь столько, сколько понадобится твоему отцу и мне.
- Но у меня есть и свои планы, Реджина. Мы с Шивонн...
- Даже имя ее не смей упоминать, щенок! – перебила Лоу. – Здесь и сейчас нет никакой Шивонн, есть только мы втроем, наша дружная семья, занимающаяся рождественской благотворительностью и прочей чепухой для бедных, жалких людишек нашего загнивающего города.
Мачеха закатила глаза и язвительно засмеялась.
- А ты, дружок, будешь сидеть рядом с отцом, улыбаться и подыгрывать ему столько, сколько будет нужно, пока эта мерзкая дрянь из желтой вонючей газетенки не захлебнется в собственном разочаровании, что раскопала чушь и притянула ее за уши, пытаясь опорочить имя кристально чистого человека!
Реджина наиграно-театрально воздела руки к потолку, с которого свешивала свои лепестки люстра, стоившая намного больше, чем зарабатывал средний житель Нью-Йорка в год.
- Тогда я позову Шивонн и представлю ее журналистам как свою невесту! – парировал Хью. – И она будет здесь, со мной!
- С ума сошел? – Реджина приблизилась к парню вплотную, обдав запахом своих приторных духов, и вцепилась ногтями в запястье, выкручивая его. – Ты понимаешь, какой скандал разразится тогда?
Шатен чуть отступил, и Джи в попытке удержать равновесие пришлось выпустить его руку, но предварительно ее пальцы впились в его кожу еще глубже, чтобы наверняка оставить там метки.
Реджина сделала шаг назад и покачала головой, скрестив руки на груди. Это был явный признак того, что она не сдвинется с места, не сломив его попытки сопротивления. Он видел, как она много раз повторяла эту позу на протяжении многих лет в общении с ним. И она, и его отец были как каменная стена, и никто, чёрт возьми, не мог их пробить.
Все очень просто.
Но Хью просто был сегодня не в настроении. Он не хотел находиться здесь, в насквозь лживом доме, а хотел быть вместе с Шивонн.
- Пожалуйста, подвинься, Джи, - вежливо попросил он.
Она этого не сделала.
— Знаешь ли ты, — пробормотала она, — что, несмотря на всю ту свободу, которую я и твой отец давали тебе на протяжении многих лет, для всех нас это всего лишь иллюзия. Конечно, мы позволяем тебе в мелочах делать свой собственный выбор, совершать ошибки и идти своим путём. Мы отходили в сторону и наблюдали издалека, как ты падаешь, поднимаешься и добиваешься успеха в следующий раз, когда пытаешься. Мы не держим тебя за руку, пока ты познаёшь жизнь или что-то ещё, чему нужно научиться. Мы позволяем тебе делать всё, что нужно, чтобы ты был счастлив и преуспевал.
Хью с трудом сглотнул.
Действительно? Вы держите руку у меня на горле, и не ослабеваете хватку никогда, давая мне лишь чуть глотнуть воздуха, когда видите, что я совсем задыхаюсь.
— Но та свобода, о которой говоришь сейчас ты, — это иллюзия, — продолжила мачеха ещё холоднее, чем прежде. Он не думала, что когда-нибудь услышит эту правду, сказанную ледяным тоном. — Потому что, каким бы ты ни видел меня и сенатора в конце дня, будь мы просто мужчина и женщина, или твой отец, или мачеха... Мы всегда будем теми, кто есть, малыш. И ты знаешь, кто мы.
- И кто же?
- Люди под прицелом. Люди, на которых всегда будут охотиться из-за того образа жизни, который мы выбрали, и из-за этого ты и все, кого ты привлёк в эту жизнь, тоже будете под прицелом. Так что да, я даю тебе иллюзию свободы, но в то же время, когда ты думаешь, что я просто наблюдаю со стороны, я также обеспечиваю нашу безопасность, как могу.
- Я не понимаю—
— Я и не ожидал, что ты это сделаешь, — резко вмешался отец, тихо подойдя сзади и положив руку на талию жены. — Потому что какая польза от иллюзии, если ты можешь видеть её насквозь?
Сенатор мрачно рассмеялся и Хью немного расслабился. Он провёл рукой по щеке и оглянулся на входную дверь, словно ожидая, что она откроется в любую секунду и войдет Шивонн.
- Мне уже двадцать один, отец, - поймал парень взгляд сенатора, - ты не можешь присматривать за мной всю жизнь, пора отпустить меня с поводка, я уже не маленький мальчик...
— За тобой всегда присматривают, — тихо сказал отец, глядя на него. — Люди, которых ты не видишь, но которые держат меня в курсе, когда нужно. Но ты научился теряться от них – не так ли, сынок? С некоторых пор ты стал слишком много себе позволять, не переходи черту. Ты думаешь, двадцать один – это возраст, когда ты стал взрослым и тебе сразу все стало можно, щенок? – сенатор не повышал голоса, но его тон звучал резче и резче.
Хьюго моргнул, но предпочел промолчать. Спорить в такие моменты было бесполезно, он не добился бы ничего, кроме очередных ограничений и усиления контроля со стороны отца и мачехи.
- Или ты думаешь, что твои истории с выпивкой и запретными веществами мне неизвестны? Или же уверен на все сто, что однажды какая-то дрянь, подобная нынешней, не сможет это раскопать? – сенатор презрительно искривил рот, неопределенно ткнув рукой в сторону телевизора в гостиной. - Достаточно с нас лишнего внимания СМИ!
Тогда отец сам встретился с ним взглядом. Он видел его насквозь, даже если не собирался указывать ему на это.
—Мои люди не в первый раз замечают, как ты теряешь голову в присутствии Шивонн Форсайт, — невозмутимо продолжил отец. —Я решил, что позволю тебе разобраться самому, и ты быстро поймёшь, чему стоит уделять внимание. Ты умный мальчик — ты знаешь, что нужно держаться подальше от людей, которые могут причинить тебе ненужные неприятности. И в этом, Хьюго, все это твое увлечение мисс Форсайт. Она может стать проблемой.
Хью напрягся, когда по его спине пробежала горячая волна недоверия и гнева.
- Почему? – уже на грани спокойствия спросил он.
Взгляд Оливера Лоуренса сузился.
- Почему? – резко переспросил он.
— Я об этом и спрашиваю, папа. Почему с ней проблемы? От того, что у сына сенатора есть девушка? И он планирует будущее с ней?
- От того, дурачок, - злобно передразнила его интонацию мачеха, - что у невесты сына сенатора фамилия Форсайт, за которой стоят миллиардные сделки корпорации. Тогда твоему точно отцу никогда не отмыться от ярлыка коррупционера и взяточника.
Спустя несколько часов дом все еще полон посторонних людей: это часть команды сенатора, представители федерального медиахолдинга, пара операторов, гримеры, даже представитель службы протокола.
Все удобно размещены в официальной гостиной, служба кейтеринга привезла еду и напитки. Жерар и охрана зорко следят за порядком в доме, незаметно стоя в углах. Джи ходит с приторной улыбкой, бросая исподтишка косые взгляды на журналистку и ее оператора.
Но наглая девица почти не тушуется перед Лоу, намертво стоя на своей позиции – сенатор стал причиной гибели людей из-за взяток и жажды наживы. Доказательства у нее слабые, но упорства не занимать.
- Сиди здесь, учи текст, и присматривай, чтоб никто не трогал лишнего! – шипит мачеха, выдергивая Хью из его мыслей о брюнетке. Ее длинные блестящие ногти вновь впиваются в его запястье, там, где уже остались следы от предыдущего раза. – И улыбайся, словно это твои лучшие друзья, детка!
Обдав его в очередной раз запахом своих фирменных духов, она идет к сенатору, усаживаясь в кадре рядом. Благотворительность – ее тема, и она не позволит какой-то дряни деморализовать своими вопросами Оливера Лоуренса.
Интервью длится чуть больше часа, и Хьюго уже предвкушает, что скоро вновь увидит Шивонн. Но тут выясняется, что затем еще последуют домашние кадры.
Журналистка и ее оператор уходят, их буквально выпроваживают Жерар и люди сенатора. А затем связи решают все: обласканные Джи и ресторанными закусками и напитками операторы снимают те кадры, которые вздумается мачехе. Лоу капризничает, меняет ракурс несколько раз, а время идет и идет.
Парень даже позвонить Шивонн не может: мачеха не отпускает его ни на минуту, дергая мелкими поручениями и капризами. А его хмурый взгляд ее только раззадоривает.
Съемка завершается почти в полночь, у шатена нет сил не только чтобы поесть, но даже просто чтобы двигаться. Скулы ноют от вынужденной улыбки. Перед глазами мелькают яркие пятна софитов, в голове – заученные фразы, составленные пиаркомандой.
Хью мечтает уединиться в тишине спальни и позвонить Шивонн, услышать ее голос, пусть и раздраженный, но такой родной и дорогой ему.
Однако брюнетка не берет трубку и сообщения тоже до нее не доходят. Парень не может сейчас уехать из дому, не привлекая внимания. Родители вряд ли уже спят, а бдительный Жерар поднимет шум, попытайся Хью улизнуть незаметно.
К тому же, нет гарантии, что его не выследит кто-то из команды журналистки-оппозиционерки. И тогда Форсайт и ее семья окажутся втянуты в скандал только из-за глупости Хьюго.
Парня злит вся эта ситуация, то, что он не принадлежит сам себе и не может делать то, что захочет, будучи Лоуренсом, сыном сенатора. Он снова набирает номер Шивонн, но по-прежнему нет ответа.