1. "Без следа"
Капля за каплей по белоснежной коже спускалась длинными ручьями алая кровь, окропляя собой такой же белый снег и одежды сотни заклинателей, наблюдавших за тем, что происходило во внутреннем дворе главного храма. Как некогда чистого, неприкосновенного и благородного Ханьгуан-цзюня жестоко избивал дисциплинарным кнутом его собственный дядя.
Внутренне Лань Цижэнь поклялся себе, что, если Ванцзи раскается и попросит прощения - он прекратит наказание. С каждым ударом он прикладывал всё больше сил. Бил сильнее и сильнее в надежде, что так сможет образумить племянника, но Лань Чжань оставался непреклонен. Создавалось впечатление, что он уже вовсе не чувствует боли, но кто хотя бы раз оказывался на его месте - знал, что один удар дисциплинарного кнута сравни тому, как тело разрезает лезвие. Сейчас Лань Цижэнь больше всего сожалел, что с детства учил Ванцзи не проявлять слабость и терпеть, несмотря на сильную боль.
Кровь капала вниз и багровыми ручьями растекалась по земле. Старейшины наблюдали за происходящим с пугающим безразличием. На лицах младших адептов читался неописуемый ужас. Спина Лань Чжаня напоминала кровавое месиво. Исполосованная чёткими контурами, проходящими сквозь мышцы и там, куда реже всего приходились удары, разорванная плоть чернела, вот-вот готовая разойтись и выпустить потоки загустевшей крови.
Лань Сичэнь же старался сократить расстояние, оказаться ближе к брату и дяде, но всякий раз ловил на себе смиряющие взгляды старейшин, пронзающие, словно те же удары дисциплинарного кнута, вынуждающие сделать шаг назад. Остальные адепты не осмеливались приближаться. Лань Хуань наблюдал за происходящим в надежде, что чудо всё-таки случится и брат раскается в содеянном, но в лице Ванцзи не было ни намёка на сожаление. Только он мог это прекратить, и Сичэнь уповал на его благоразумие, но о каком благоразумии могла идти речь, если вспомнить, из-за чего же второй нефрит оказался в таком положении, а точнее - из-за кого.
Он был примером для всех. Всегда сдержан и хладнокровен. На него равнялись, им восхищались, его любили. Кто бы мог подумать, что такой человек, как Лань Ванцзи, способен предать собственный орден и на глазах сотни заклинателей отречься от него. Поверить в это так же немыслимо, как и отрицать, что снег белый, а вода прозрачная. Настолько невероятно, что походит на полнейшее безумие, однако это и была та правда, которую все так отчаянно не хотели принимать. То, о чём все постыдно молчали, потому что произнести вслух "содействие старейшине Илин" было сродни предательству.
Лань Чжань же до сих пор помнил всё до мельчайших деталей. Как прибыл на гору Луанцзан, где всё было объято пламенем. Крики сгорающих в огне, отчаянно пытающихся спастись женщин, стариков и детей, стихающие так же быстро, как распространялся пожар. Заклинатели из Гусу и других орденов загнали его в ловушку. У Вэй Усяня практически не оставалось сил даже на то, чтобы подняться. Он просто сел перед обезумевшей от ярости толпой, готовый принять свою участь. Словно израненный дикий зверь, оставивший попытки продолжать бороться за свою жизнь. Вэй Усянь смирился и был готов принять смерть. Однако этому не суждено было произойти. Лань Чжань подоспел как раз вовремя, прямо перед тем, как на старейшину Илин накинулась озверевшая толпа. Взгляд Вэй Ина был настолько пустым и безжизненным, что в моменте Лань Чжань решил, что опоздал. Но стоило ему положить свои руки ему на плечи, как мужчина тут же встрепенулся и резким движением оттолкнул его от себя, произнеся одно единственное слово: "Проваливай!" А когда Лань Чжань вновь попытался приблизиться - Вэй Ин произнёс то же самое ещё раз, вложив в слова всю ту ненависть и злобу, что в тот момент окутали его душу и сердце: "Убирайся!". Но Ванцзи и не думал уходить. Он пришёл, чтобы спасти его.
Долгие годы Лань Чжань наблюдал за тем, как некогда хороший человек утопает в соблазне силы, которая медленно пожирала его изнутри. Он не мог спокойно смотреть, как дорогой его сердцу человек страдает, как в одиночку превозмогает боль. Сколько несчастий пришлось на его долю, сколько грехов, которые невозможно ничем искупить. Но Лань Ванцзи знал, что всё это Вэй Усянь делал не ради злого умысла, славы или признания. Им двигало лишь одно желание - спасти тех, кто был ему дорог. Даже если ради этого нужно было преступить законы заклинательского мира и морали. Ради любимых Вэй Усянь готов был даже вступить в схватку с самими богами и пожертвовать собой.
Но теперь всё это неважно. Вэй Усянь и немногие выжившие из клана Вэнь успели скрыться высоко в горах, где искать их будут не один день, возможно, не одну неделю. За это время они успеют уйти как можно дальше, и со временем о них забудут. Все будут помнить лишь о позоре молодого господина Ланя, который, невзирая на последствия, помог бежать старейшине Илина. По-крайней мере, Лань Чжань хотел в это верить.
Он не поддержал Вэй Ина, когда была возможность, потому что испугался, но не осуждения, а той силы, которую Вэй Усянь пробудил. В нужный момент Ванцзи не смог обличить свои мысли в слова, потому и не смог убедить Вэй Ина довериться ему. В его лице Вэй Ин не нашёл поддержки. Он просто отвернулся и ушёл. Сейчас Лань Чжань бы всё отдал ради того, чтобы тот вновь взглянул на него, как прежде. Без презрения или отвращения, без ухмылки или насмешки. Без ненависти. Отдал бы всё, лишь бы снова услышать из уст Вэй Усяня своё имя, сказанное с присущей лишь ему одному теплотой. Но, видимо, теперь это невозможно. Да, он помог ему и Вэням бежать, но оправдывало ли его это? Конечно, нет. Для Вэй Ина он навечно останется трусом и предателем, которого тот когда-то мог называть своим другом, а теперь гнал от себя, как и всех. Лань Чжань не винил его. Он просто надеялся, что сейчас и он, и все остальные были в безопасности.
Те, кто видели всё своими глазами, до сих пор отрицали реальность произошедшего. Не могла же вся армия адептов ордена Гусу Лань в один момент сойти с ума? Неужто всё в самом деле происходило наяву? В тот день именно Лань Чжань прорвался через толпу заклинателей и закрыл собой старейшину Илина? Лань Чжань ли был тем, кто так осторожно и бережно поднял с земли полуживого Вэй Усяня и унёс прочь ото всех? В это просто невозможно было поверить, но всё так и было. Это всё сотворил Лань Ванцзи. Именно за это страшное преступление он и расплачивался.
Очередной хлёсткий удар кнута заставил Ванцзи таки отхаркнуть свежую кровь, которую он так долго сдерживал, смыкая что есть мочи губы. Тело свела неконтролируемая судорога, принудившая его открыть рот. Содержимое тут же впиталось и стало новым багровым пятном на снегу. Кто-то из толпы также не смог удержаться и вскрикнул. Старейшины велели всем замолчать, а Лань Цижэню продолжать бить, но с удвоенной силой. Лань Цижэнь не мог противиться, однако прежде он попросил старейшин дать ему хотя бы пару минут на то, чтобы вразумить племянника словесно. С момента осады Луанцзан им так и не удалось поговорить, но сейчас, кажется, это единственное, что могло спасти Лань Чжаня от неминуемой гибели.
- Ванцзи, прошу, выслушай меня. Пожалуйста, хватит. Я не смогу долго сдерживаться. Ты знаешь, что от тебя требуется, если ты сделаешь это - боль прекратится. Прошу тебя, сделай это, покайся, попроси прощения. Слышишь меня?! Лань Ванцзи!
Он всё прекрасно слышал, однако речи дяди были словно пустой звук в тот момент. Поэтому он и был здесь, терпел побои от родного человека, потому что всю жизнь жил по правилам. Всю жизнь старался угодить кому-то, в чьём одобрении никогда не нуждался. Всю жизнь скрывал свои истинные чувства, и вот куда это его привело. Просить прощения? За что? Всё закономерно. Это расплата за ложь, за слабость, за трусость, и как кажется, вполне заслуженная. Невозможно врать себе всю жизнь, так же, как и другим. Просто нужно, чтобы всё это закончилось.
Не успел Цижэнь вновь замахнуться, как его руку мгновенно опутали цепи и потянули в сторону, отшвырнув прочь от Лань Ванцзи. Старик Лань, не успев вовремя среагировать, полетел прямиком в толпу адептов.
Во внутреннем дворе воцарился хаос. Некто проник на территорию ордена и посмел прервать наказание, но кто и как - никто не мог понять. Началась паника, но старшие адепты мигом среагировали на опасность, однако не успели они понять, откуда же произвели атаку, как следом за ней последовала ещё одна. Но на сей раз в дело пошли уже не цепи, а взрывающиеся мешки, наполненные странным порошком, который аки туман окутал всё вокруг. Во внутренний двор забросили всего пять таких мешочков, но и их хватило, чтобы всё заполнилось плотной дымкой. Не было видно дальше собственного носа, что создало ещё больше проблем, поскольку многих неподготовленных адептов охватила паника. В этой суматохе все напрочь забыли про Ванцзи, кроме Сичэня и Цижэня. Найдя друг друга в этом хаосе, двое попытались прорваться через толпу туда, где предположительно находился Лань Чжань, однако густой туман по-прежнему мешал им увидеть хоть что-то.
Все ощутили, как земля содрогнулась, а где-то вдалеке, но в то же время будто бы совсем близко, раздался лязг железных цепей. Те, кому ещё не довелось побывать в бою, даже предположить не могли, что же за невидимое чудовище атаковало их. Но те, кто принял участие хотя бы в одном сражении, сразу догадались, кто же напал на орден Гусу Лань.
Его тяжёлая поступь, звериный рык и громыхание цепей - это был никто иной, как призрачный генерал Вэнь Нин.
Старшие адепты достали мечи из ножен и приготовились атаковать, вот только даже с помощью острого слуха невозможно было догадаться о местоположении призрачного генерала. Лязг цепей будто доносился отовсюду. Тогда Цижэнь предпринял отчаянную попытку разом разогнать туман. Когда дым рассеялся - старый заклинатель медленно осознал произошедшее. Лань Ванцзи исчез.