Часть 14
* * *
— Еще случай был, конечно. Но уже поздней весной, — Кияз с легкой завистью посмотрел на Махро, который раскурил сигарету, выпуская клубы дыма, но от предложения взять еще одну отказался, махнув рукой. — Не, много не курю. Зона и так легкие выжигает, а тут еще и это.
— И Тихий не курил? — Махро улыбнулся, обнажив желтые зубы, которые контрастировали с его загорелым, обветренным лицом.
— Нет, и не пил. Наотрез. Как будто воду святил перед каждым глотком, — Кияз усмехнулся, глядя в потолок, словно там были спрятаны воспоминания.
— Дурной пример подаешь, проводник, — хмыкнул Махро, затягиваясь так, что щеки втянулись, как у рыбы. — Ты ж знаешь, у нас тут каждый второй с бутылкой засыпает, а третий — с сигаретой в зубах.
Кияз улыбнулся, продолжая выуживать из своей памяти дни, когда Женька умудрился отличиться. Его взгляд стал расфокусированным, словно он снова видел перед собой ту самую весну, ту самую Зону, того самого Тихого.
* * *
Я привык к тому, что Женя и вправду Тихий. Ни писка, ни крика. Бесился он тоже беззвучно, разве что ногой мог в психе топнуть, отбиться от лагеря и пойти чистить территорию вокруг. Я его не останавливал, хотя, конечно, особого смысла в этом не видел. Нравится мальчику патроны тратить, ну и что? Деньги на них есть. Да и стрелял он метко, как будто родился с автоматом в руках.
Довести Женю было почти невозможно. В какие-то моменты он казался мне хладнокровным психом. Но была у него отличительная черта — он за три месяца в Зоне так и ни разу не пальнул в человека. Ни в бандита, ни в другого сталкера. Не скажу, что это меня радовало. Нет, те остатки гуманности — конечно. Но если его отец поперся к ЧАЭС, к реактору, то перестрелок было не избежать. Наверно, так родители ждут, когда их ребенок сделает первый шаг, но Женя был непреклонен. Он словно держал в себе какую-то внутреннюю клятву, которую не мог нарушить.
Мы уже обошли почти весь Агропром и шли через Янтарь к Бару. Янтарь, как все знают, место темное, излюбленное снорками и зомби. Как их только не вычищали, а они все возвращались. Но то, что под ногами то и дело лежит чье-то тело, к этому привыкаешь. Женя пытался разглядывать их, не надеясь найти среди несчастных отца. Пару раз проблевался для приличия, но спустя несколько дней привык. Его лицо стало каменным, когда он шагал мимо очередного трупа, лишь изредка сжимая кулаки, словно пытаясь сдержать что-то внутри.
Дойдя до костра, где собрались сталкеры, мы приняли решение уйти на привал раньше, чем могли бы идти дальше. Я не рисковал вести Женю ночью до своих укрытий — зомби, бродящие во тьме в высокой траве, могли изрядно его вымотать. Все же днем видеть, что это уже не живой сталкер, гораздо важнее. Женя времени не терял, пройдя по всем живым и удостоверившись, что отца никто не видел, сел перебирать рюкзак и чистить стволы. Казалось, это его успокаивает. Его пальцы двигались уверенно, смазывая механизмы оружия, словно он разговаривал с ним на каком-то своем языке.
Сталкеры у костра сначала отужинали, потом хряпнули для храбрости, достали гитару. Наоравшись песен, по классике, сталкеры забузили. Их голоса сливались в нестройный хор, смешиваясь с треском огня и шелестом ветра в высокой траве.
— Эх, бабу бы, — поднялась излюбленная тема, и сразу же несколько голосов подхватили её, словно это был какой-то ритуал.
Женя, до этого совершенно выключенный из компании, заинтересованно поднял голову. Мы были единственными трезвыми, а каждый знает, что трезвый пьяного не разумеет. Я неодобрительно глянул на Котлерова, но промолчал. Его глаза сузились, словно он только что услышал что-то крайне неприятное.
— Будто они здесь есть, — негромко шикнул он, хмурясь. Его голос был тихим, но в нем чувствовалось напряжение, как у тетивы, готовой сорваться.
К слову, за все время нашего пути мы и вправду не столкнулись ни с одной женщиной — ни сталкером, ни ученым, ни военным. Такое для Зоны было обыкновенным, она ревнивая. Да и женский пол к Зоне не тянулся. Но Женя, видимо, не мог смириться с этим.
— Сразу видно, зелень, еще чет работает, — усмехнулся кто-то из сталкеров, его голос был хриплым, как будто он только что выкурил пачку сигарет. — Вот разведут бандюки бордель, там и нагуляемся.
Женя угрожающе поднялся на ноги. Я успел уже заметно изучить Женькины повадки, чтобы распознать надвигающийся псих. Его лицо стало жестким, глаза сузились, а пальцы сжались в кулаки. И что это он так за прекрасный пол встал? Хотя понятно, двух сестер поднимать, конечно, вспылишь, когда какой-нибудь немытый небритый будет подобные темы поднимать.
— То есть, — Женя зашипел, будто змея, готовящаяся к броску. — Ты хочешь сказать, что женщины больше ни на что не годные, чем тебя ублажать?
— А на что еще они здесь сдались, — со смешком ответили ему. Голос был грубым, насмешливым, словно говорящий знал, что заденет Женю за живое. — Стрелять не умеют, ручку поранят — в слезы. Одно разорение, а не сталкер.
— А... — выдохнул Женя, и я понял, что до темна он уйдет от огня выпускать пар. Его голос стал низким, почти рычащим. — Значит, ты только членом стрелять умеешь?
Мужики захихикали, за шепотом не различив угрожающий Женькин сарказм. Меня ободряюще похлопали по плечу, мол, смотри, какой смешной у тебя напарник. Раздражение Тихого я понимал, как никто из этих сталкеров. Женщин в Зоне обижали не только мутанты, но и сталкеры, поэтому, если они и были, то к таким и подойти нельзя было — или свои защищают, либо она палит по коленям. Но здесь, как на войне, или будь сильнее — или не приходи вовсе. Женька шаркнул ногой, подхватив автомат, что только начистил, и, забив на рюкзак, выволокся наружу. Хоть из-за тумана я не мог его видеть, но слышал неплохо. Значит, дальше, чем на полкилометра, не сунется.
Я слышал редкие очереди и изредка замечал фонарик или всполохи выстрелов. Здесь, в траве и сгущающемся вечере, он мог немного выдохнуть — снорки, скорее, еще дрыхли по своим пещерам, а до зомби он бы не доколебывался. Скорее, Женька гонял нерадивых радиоактивных зайцев и другую фауну.
— Слышал, здесь медведь объявился, — сталкер наклонился ко мне, выдыхая густым перегаром в лицо. Его глаза были мутными, но в них читалось что-то вроде злорадства. — Задерет сейчас твоего малого.
— Котлеров не дурак, справится, — отмахнулся я, хотя внутри что-то сжалось. Байки о медведях и медведорогах и прочей лесной мутировавшей живности частенько начинали травиться под весну. То лося плотоядного увидят, то еще кого. Я уже привык к такому, правдивости в этом было, как в легенде про черного сталкера. Но рюкзак свой пододвинул поближе. Животные не дураки, к огню соваться, но вот высокую траву любят.
Громкий визг заставил сталкеров замереть на секунду. Голос был высокий, а вскрик резким, внезапным. Несмотря на хмель, мужики моментально схватились за пушки, прислушиваясь. Крик не повторился. Услышали бы его двое или трое — можно было бы грешить на контроллера. Но все шестеро, включая меня, напряглись.
— Лисица орет, — махнул один рукой, но его голос дрожал, выдавая напряжение. — Или сыть. Весна же.
Мне показалось, что меня позвали по имени. Тише и глуше. Пришлось встать и осмотреться. Женькины выстрелы прекратились, а туман сожрал свет от фонарика. Сердце неприятно сжалось. Возможно, я слышал какое-то животное или... Но тревога не спадала.
— Кияз! — мое имя крикнули, кажется, из последних сил, испуганно, надорвано.
Я дернулся на звук, включая фонарик и двигаясь вперед. Надо было отойти от костра, чтобы не привлекать зомби на сталкеров, и крикнуть после. КПК запищал, видимо, Тихий больше не собирался кричать.
«Севернее, метров сто, смотри под ноги», — так я понял его сообщение. Женя мазал мимо букв, что было на него не похоже.
Я быстрым шагом направился по направлению, раздвигая траву. Ветер шелестел вокруг, а туман окутывал все, как плотное одеяло. Каждый шаг был напряженным, будто я шел по минному полю.
— Тихий, — наконец гаркнул я, и мой голос разнесся по пустоте.
— Я здесь, — еле слышным хрипом отозвались откуда-то из-под земли.
Я ошарашенно огляделся, замечая край бетонной плиты и сдернутую землю у него. Мы стояли поодаль от иссушенного озера, потому здесь могли быть какие-то норы или подвалы, которые заволокло землей. Да и снорки могли облюбовать себе гнездо и натаскать хламья. Я осторожно глянул вниз.
Женя сидел на земле, раздетый до свитера. Курткой он обмотал ногу, за которую схватился до побеления костяшек. Штанина была разорвана, а из бедра виднелся кусок острой арматуры. Я чертыхнулся. Предупреждал же, что эти бессмысленные отстрелы мутантов Женю до добра не доведут. Это надо было на всем Янтаре найти приоткрытый подвал и свалиться жопой на арматуру. Я осмотрелся. Помещение было небольшим, благо, что снорков в нем не было, осторожно повис на руках и приземлился рядом с Женей. Лицо его побледнело от боли, а бандану он закусил как кляп, стараясь не кричать. Тонкий штык арматуры, который, видимо, остался, когда бетонная плита развалилась, торчал почти у самого края бедра. Я поблагодарил Зону, что Женя не пробил вены, да и в целом, на вид, рана была не опасная. Едва ли он будет хромать.
— Откусить это нечем, — я выдохнул, садясь на корточки и всматриваясь в рану. — Сам выдернуть не пробовал?
Кровь почти не лилась, а значит, Женя правильно перехватил ногу. Зацепи оно яремную, то Тихий уже бы вытек. Женя, бледный от боли, зажал бандану, как кляп, но поняв, что так не ответит, тут же её выплюнул.
— Я что, дурак? — зло огрызнулся он, тут же застонав от боли. Его голос был хриплым, но в нем читалась злость, направленная больше на себя, чем на меня.
— Значит, я тебя поднимаю. Шашлык ты этакий.
Ругать его мне не хотелось, но и сочувствовать не получалось. Я выпрямился, подхватив его под руку и под ноги, не предупреждая и стараясь не менять угол, резко дёрнул вверх. Женя взвизгнул, высоко, будто его голос и не ломался никогда.
Я вспомнил, как услышал его впервые у КПП, и окончательно удостоверился, что басить тот физически не может. Наверно, и правильно, что шёпотом говорит. За такой бабский визг его бы зачмырили.
— Сможешь выползти сам?
Женя угукнул. Я поднял его выше, чтобы он мог зацепиться руками. Котлеров оказался лёгким, особенно без снаряжения. Его колотило, как осиновый лист. По ощущениям, я будто держал на руках молочного козленка. Он тяжело потянулся, и я выпнул его наружу, быстро подхватив его автомат, и постарался выбраться.
— Идти сможешь?
Женя сидел в высокой траве, поджав ноющую ногу и ещё не придя в себя от резкой боли. Кровь из освобожденной раны медленно стекала к земле, пропитывая остатки штанов. Он мне не ответил, мелко подрагивая и прижимая к груди автомат.
Я вздернул его за шиворот, как котёнка, и подхватил под пояс. Женя безвольно повис на руках, будто собираясь потерять сознание.
— Говори, считай. Только не отрубайся, — я тащил его к югу, туда, где по моей памяти находился костёр. — Ты чего психанул?
— Женщины не бесполезные, — заплетающимся языком проговорил он, охая. Его голос был слабым, но в нем читалась непоколебимая уверенность.
— Ты с каких пор такой феминист? — я ускорился, на запах свежей крови могли сползтись мутанты.
— А у Радара... Засада... Задели... — из высокой травы по правую сторону послышалась ещё более несвязная речь.
Женя напрягся, начиная осторожно помогать мне идти. Нога его, кажется, сильно онемела, что выигрывало ему время.
— Это плоть мимикрирует? — тихо уточнил Женя, его голос дрожал, но в нем читалось любопытство, смешанное с тревогой. Он старался не смотреть в сторону, откуда доносился голос, но его глаза все равно метались, пытаясь уловить движение в тумане.
— Зомби. Ещё свежий, может даже стрелять, — я не рискнул тушить фонарик, чтобы не наткнуться на очередной подвал. Свет был нашим единственным спасением в этой тьме, но он же мог привлечь внимание. — Держись ближе ко мне.
— Дочка... Маленькая... — вторил ему голос слева, словно эхо, повторяющее одно и то же слово снова и снова. Звук был жалобным, почти детским, но от этого только страшнее.
Женя испуганно вжал голову, его пальцы сжали мой рукав так, что костяшки побелели. Мы ещё не сталкивались с пси-излучением, поэтому ему ещё предстояло познакомиться с пси-тварями. Я же пытался отсрочить эту встречу, но Зона, как всегда, играла по своим правилам.
— И им никак нельзя помочь? — жалобно булькнул Женя, его голос звучал как у ребенка, который только что увидел что-то ужасное и не может понять, почему никто не помогает.
— У них вместо мозга — каша, — я потянул его сильнее, увидев сквозь туман очертания огня. — Учёные этим не занимаются. Обычно, это совсем умирающие, но вместо агонии — это.
— А если вылечить? — Женя не сдавался, его голос стал тише, но в нем читалась надежда, словно он верил, что я знаю ответ, который может всё изменить.
— Пока свежие — они палят по всему, что движется. А потом уже нет смысла, — я ответил, стараясь звучать как можно спокойнее. Но внутри меня всё сжималось от его вопроса. Он всё ещё верил в то, что в Зоне можно что-то исправить. Я же знал, что это иллюзия.
Я вволок Котлерова в разрушенный дом к костру, усадив в угол. Женя тут же потянулся к своему рюкзаку, но я знаком показал ему не дёргаться. Его лицо было бледным, а глаза широко раскрыты, словно он до сих пор не мог поверить в то, что только что произошло.
— Чего, подрался? — хмыкнул кто-то из сталкеров, его голос был хриплым, но в нем читалось что-то вроде злорадства. Он сидел у костра, развалившись, как будто всё происходящее его не касалось.
— Визгля ты, Тихий, — завторил ему второй голос, более молодой, но не менее насмешливый. — Смотри, как его трясет. Водки ему дай, легче станет.
Женя испуганно затряс головой, его пальцы сжались в кулаки, но он не сказал ни слова. Мы оба понимали, что водка проблем не решит. Да и Женя, судя по всему, не собирался пить. Его принципы были для него важнее, чем временное облегчение.
— Надо промыть все, портки снимай, — я достал из рюкзака большую аптечку, стараясь звучать как можно спокойнее. — От столбняка?..
— Прививали, — Женя ответил коротко, его голос был тихим, но уверенным. Он нехотя развязал куртку, прикрываясь, и только потом поспешил снять штаны. Его стеснение мне было не ясно, но и вглядываться особо я не хотел. У меня закрывались подозрения, что Женька врет про свой возраст, мол, слишком не пушистый, слишком голос звонкий. Но это все могло быть лишь причиной какой-то гормональной заразы.
— Ты хоть раз такое обрабатывал? — негромко спросил Тихий, зябко вздрагивая. Его голос был слабым, но в нем читалась надежда, что я знаю, что делаю.
— Чаще, чем ты думаешь, — я ответил, стараясь звучать уверенно. Мои пальцы двигались быстро, но аккуратно, обрабатывая рану. Женя стоически вытерпел обработку, рыча мне в плечо и цепко ухватываясь за костюм. Для профилактики я обколол место обезболом и закинул в Женю противовоспалительное. Укутав его в спальник, я не спал всю ночь, следя, чтобы рана не закровила.
На утро Женя худо-бедно мог даже идти. Его лицо было бледным, но глаза горели решимостью. Он не хотел сдаваться, и это было видно.
— А зомби совсем безнадежные? — негромко спросил он, глядя на шаткие фигуры на горизонте. Его голос был тихим, но в нем читалась надежда, что я скажу что-то, что изменит его взгляд на всё это.
— Пока думается, что да, — я заварил ему бульон, и принял стратегическое решение остаться у костра на ещё один день. — Но кто знает, может, когда-нибудь кто-то найдет способ им помочь.
Женя кивнул, но в его глазах читалось сомнение. Он всё ещё верил в то, что в Зоне можно что-то исправить. И, может быть, именно эта вера делала его сильнее.