Откуда
У громыхавшего, свистевшего, задувающего сквозняками перегона, казалось, никогда не будет конца – и люди с безразличными лицами так и будут вечно покачиваться в светлых вагонах с иссиня-чёрными, как оникс, окнами. Иные коротали перегон с книгой или кроссвордом, кто-то – с телефоном. Юля и Светка, как и обычно, смотрели на людей и от скуки улыбались кому-то, кто им нравился. По нутру вагона блуждали пустые взгляды пассажиров, скользя по бледным стенкам, по лицам, избегая пересечься друг с другом, и задерживались на схеме или рекламной листовке.
Непрерывный грохот, свист, гул поезда, несущегося по подземному тоннелю.
Осторожно рассматривая пассажиров напротив, Юля остановила взгляд на одном молодом человеке. Удивительно, что она не заметила его раньше, потому как и его внешность, и то, как он сидит – неподвижно, обеими руками держа на коленях кожаный портфель, но глазами блуждая по потолку вагона, по поручням и быстро, следом за мыслями, сменяя выражение лица – всё в нём казалось слишком примечательным. Юля нашла его достаточно милым и забавным и, терпеливо выждав, когда молодой человек опустит взгляд и увидит её, улыбнулась. Молодой человек напротив улыбнулся в ответ, хотя, казалось, и был смущён, так что щёки его слегка подёрнулись румянцем. Лицо у него было какое-то неправильное, необычное, но тем и интересное. Без тени стеснения Юля начала рассматривать его: крупные, словно нарисованные йодом, редкие веснушки на белых скулах, на чуть вздёрнутом кверху носу с небольшой горбинкой, а из-под густых бровей смотрят ясные глаза цвета морской волны – и всё сочилось невероятной и даже какой-то несвойственной городу, где всё по инерции следует привычными маршрутами, живостью. Каждое движение каждого мускула на этом лице, кажется, использует всю ту изначальную энергию всего человечества, скопленную из-за того, что оно погрязло в собственных системах и боится вырваться за их пределы. Юля всё рассматривала его, как он одет, как вдруг ощутила, что он тоже смотрит на неё в упор, и хотела было спрятать взгляд.
Незнакомец не сводил с неё глаз странного бирюзового цвета, наклонив голову – а уголки губ его приподнялись в лукавой полуулыбке вызова. Юля чуть заметно кивнула, глядя прямо ему в глаза. Молодой человек попытался состроить более или менее серьёзную мину, сдержаться и не захихикать.
– В гляделки играете? – обратилась к Юле сидевшая справа Светка, на что та лишь молча кивнула.
Тогда Светка решила, что может беспрепятственно рассматривать этого незнакомца напротив: ей казалось, она уже где-то видела его лицо. Точно видела – такие лица запоминаются, потому что, наверное, в них сразу влюбляются. А ведь будет очень забавно, если он подойдёт познакомиться, и грустно, если нет.
В таком городе вряд ли просто так можно повстречать одного и того же незнакомца. Света вспоминала видео, где он мог бы промелькнуть, или какой-нибудь сумасшедший сон – он там точно что-то делал или что-то говорил. Всё-таки, ей приходила на ум страшная тряпичная игрушка из снов, которая виделась не раз и не два, и она как будто бы имела самую прямую связь с этим человеком, что играет с Юлей в гляделки...
Головной вагон вырвался из тоннеля на станцию, вытаскивая за собою весь поезд. Замедлился ход. Когда после остановки открылись двери и объявили станцию, молодой человек, игравший с Юлей в гляделки, встал, махнул ей рукой, поправил на плече ремень портфеля и вышел. Двери за ним с грохотом захлопнулись, чуть покачнулись – и следом покачнулись все, кто находился в вагоне. Юля немного прижала Свету плечом, глядя через большое окно поверх голов сидящих напротив, как молодой человек с большим портфелем на ремне через плечо шагает по перрону.
– Ты знаешь, – задумчиво проговорила Светка, так же провожая его взглядом, – мне кажется, этот чел какой-нибудь поэт.
– Почему?
– Да чудной он какой-то... Тебе так не показалось? или ты была слишком увлечена гляделками с ним, а?
– Знаю я одного поэта... – вздохнула Юля, усмехнувшись, но как будто бы не договорила, прерванная:
– А прикинь, у него носки разные: один серый, а другой фиолетовый!
– Боже! – закатила Юля глаза и помотала головой. – Когда ты успела заметить?
Светка наигранно развела руками и улыбнулась:
– Просто когда кто-то со всякими незнакомыми мужиками в метро начал в гляделки играть, то не заметил, как он ногу на ногу положил. То-то же.
– Кто-то просто обиделся, что он с ним не стал играть, – смешливо заключила Юля.
Света только охнула, возвращаясь к попыткам вспомнить, где она могла видеть того чудака, – но тщетно.
– Нам сколько ещё?
– Две остановки, – отозвалась она.
Алиса зашла во двор, огляделась. В этом дворе что-то поменялось с тех пор, как она последний раз была здесь. Гаражи снесли несколько лет назад. Теперь на том месте был просто насыпан мелкий щебень. Октябрь покрыл его ковром жёлтых листьев, которые чавкали под ногами, политые холодным дождём. Алиса спустилась с паребрика на асфальт и уверенно зашагала к парадной. Ручки тяжёлых пакетов больно врезались в кожу на запястьях. Пакеты были забиты продуктами на несколько недель вперёд.
Остановившись под козырьком парадной, Алиса опустила один из пакетов на асфальт и уставшей рукой набрала номер квартиры на домофоне. Горгульи умеют открывать все двери. Или нет. Или только по ночам...
– А говорят, горгульям не нужны ключи, – услышала она у себя за спиной мужской голос и вздрогнула: знающий или пришлый?
У неё за спиной остановился молодой человек с безумными в своей неподвижности глазами, прожигающими до основания. За плечами его темнели прозрачные тени крыльев, как будто чуть подрагивая на ветру, а в них отражался весь Тот Питер. Никогда прежде Алиса не встречала его здесь и даже не чувствовала присутствия – а он стоял перед ней.
Молодой человек предложил ей донести сумки. Алиса пожала плечами, придерживая перед ним дверь, когда Вера Сергеевна открыла.
– Вы же здесь не живёте, – заметила Алиса, когда они поднимались по лестнице. – Вы к кому-то пришли?..
Она шла впереди, поэтому приходилось оборачиваться, чтобы говорить что-то молодому человеку, несущему за ней пакеты. Лестница как будто сама послушно подставляла ей под ноги ступени – своей хранительнице-горгулье. Она поднималась по лестнице – а от шагов сотрясались зыбкие стены в Том Питере, всё больше погрязая под налётом беспощадного времени. Во дворе могла бы гулять свадьба, поднимая каблуками столпы пыли. На крыльце стоял вынесенный старинный граммофон. В то же время город помнил и голодных людей, и холодную зимнюю воду. Алиса никак не могла привыкнуть к призракам, корчившимся на улицах и в парадных, в пролётах между лестничными маршами, но научилась проходить мимо: им уже ничем не помочь. Она же видела и праздничные торжества, и нарядных людей. У неё на глазах Пушкин собирал по улицам «Медного всадника» и Достоевский проходил путь от дома Раскольникова к дому Алёны Ивановны – а она всё видела и всё запоминала.
Тот, кто шёл за нею следом, тоже всё это видел и всё помнил. Он видел тонкие крылья, подрагивавшие у неё за спиной – при каждом шаге, при каждом вдохе. Непроизвольно он любовался её длинными волосами, собранными на затылке в тугой конский хвост: они были карамельно-русыми у корней, но к кончикам постепенно становились светлее и заканчивались на совершенно бледно-соломенном оттенке.
– Совершенно верно, – соглашался он.
– Я всех знаю.
Алиса остановилась и взглянула на него через плечо сверху вниз. Молодой человек смотрел на неё неподвижными глазами, не мигая, отчего его взгляд казался ещё более безумным и ещё более страшным. Алиса не боялась его: именно такими глазами смотрят все те, кто много лет созерцал Тот Питер. Потом они смотрят на людей – а те сходят с ума.
– Вы пришли к кому-то? – уточнила Алиса, – к одному из двух богов?
– Ага...
– Ладно, – пожала она плечами и развернулась.
На тему о тех пришлых, что были выше всех, она наложила для себя строгое табу. Она не любила говорить о них, как кто-то не любит говорить о политике.
Молодой человек почувствовал неприятную напряжённость.
– А как вас сейчас зовут? – спросил он.
– Сейчас? Сейчас я Алиса. Только не надо, пожалуйста, вспоминать здесь Страну Чудес и белого кролика, – в тоне Алисы плавала смешинка.
– Алиса без Страны Чудес в чудесном городе гуляла... – отчеканил молодой человек.
Алиса вздохнула.
– А вообще, Алисой звали кошку моего деда, – засмеялся он, – если вам чем-то не угодила Страна Чудес. Я называл её Мынгыской.
– Да, – вдохнула Алиса, – про кошку было очень оригинально. Интересно бы знать, как зовут вас. Может быть, я тоже вспомню чьё-нибудь животное.
– Вообще-то, меня зовут так, как звали отца Родиона Раскольникова.
– Как? – спросила она, понимая, что всё-таки не может вспомнить.
Молодой человек очень нагло парировал:
– А вот вы угадайте!
– Семён?
– Нет, – отозвался он. – Это Мармеладов. Вспоминайте.
– Пётр?
– Стыдно. Такие вещи знать надо.
– Так как же?! – не выдержала Алиса.
– Сдаётесь? – ехидно усмехнулся её собеседник. – Роман меня зовут.
«Господи, – вздохнула про себя Алиса, – точно... Недоразвитая я. А вообще, что это он выделывается-то?» – она ещё не знала, насколько сильно Роман гордится своей фамилией...
Они остановились на лестничной площадке пятого этажа напротив двери квартиры номер тридцать восемь – что у щитка со счётчиком. В окошке щитка по бледному ободку крутилась серая полоса, под нею менялись мелкие циферки: в квартире тридцать восемь – слышно сквозь стенку – работал телевизор. Роман опустил пакеты на затоптанную плитку, выпрямился и немигающим рыбьим взглядом, мягко постукивая себя по запястью, оглядел зелёные стены, четыре разномастных двери, хлипкую лесенку на чердак. Наконец он посмотрел на Алису. Та осторожно коснулась дверной ручки, но как будто бы замерла в ожидании чего-то под этим безумным взглядом. Какие крупные черты лица... Что означает эта пляска пальцев у него на запястье – как вдумчивое впечатывание в кожу каких-то маленьких клейм? Все пришлые безумны по-своему: они обычные люди, воспринимающие многим больше.
– Может быть, – улыбнулся он своими крупными губами, – оставите телефончик-то?
Какой наглый!
Алиса нехотя полезла за ручкой и наощупь выцарапала на обрывке бумаги первый пришедший в голову номер, протянула ему. Роман взглянул на цепочку цифр, покачал головой:
– Это ж не ваш...
Алиса почувствовала холод, окольцевавший грудную клетку, а щёки выжег стыдливый румянец. Не будь этот молодой человек грифоном, то мог бы как-то набрать номер и услышать на том конце провода голос её отца.
– Я вас проверяла! – нашлась она, но предательский румянец заливал лицо.
Грохочущий смех сотряс парадную – стены, ступени, перила, фрамуги и двери. Алиса смутилась, быстро накарябала на новом обрывке уже свой номер, всучила его Роману и, подхватив с пола два пакета, поспешила скрыться за дверью квартиры тридцать восемь. Мелихов же, бегом спускаясь по лестнице, небрежно втиснул записку с её номером в бумажник к счастливым билетам, чекам и обрывкам объявлений. Единственное, что запомнилось ему в Алисе – её волосы и нелепые попытки выпутаться из глупой ситуации. Ещё она тоже из Того Питера.
Сейчас он зайдёт к Грине и, может быть, порасспрашивает что-нибудь о соцработнице, что ухаживает за старушкой из тридцать восьмой.
Ему вспомнилось вчерашнее происшествие: ещё одно знакомство при нелепых обстоятельствах. Где и почему он набрался – не столь важный факт, но он едва ли держался на ногах и уснул прямо на улице, на лавочке автобусной остановки. С ним бы могло случиться всё что угодно, если бы мимо не проходили Юля из морга со своей довольно милой подругой. Кажется, потом он прикорнул на плече у этой девушки. От её одежды попахивало котом, фруктовой туалетной водой и холодной пылью запустения. Не суть – потому что когда его растолкали и он разлепил веки, то увидел над собой обеспокоенно глядящие глазёнки, похожие на остывший ромашковый чай, и симпатичную незнакомую мордашку. Ещё он увидел Юлю с крашеными розовыми волосами и розовым от холода лицом. Юлю он знал давно и знал, что с ней каши не сварить, но её спутница в натянутой до бровей тонкой шапочке цвета телевизионной ряби вызывала интерес. Не соображая, не признавая своего положения и не волнуясь о том, как это выглядит со стороны, он бесцеремонно потряс её руку в мягкой фетровой перчатке озябшими пальцами и назвал своё имя под обречённый Юлин вздох.
– Придурок, – вырвалось вместе с кучерявым паром у неё изо рта.
Вскоре выяснилось, что девушку в шапочке цвета телевизионной ряби зовут Светой. Пьяный Мелихов выдал, что ему показалось, будто она походит на ведьму.
– Все женщины – ведьмы, – засмеялась Света, вспомнив небезызвестного ведущего старой телепередачи.
– А Ромыч – идиот, – буркнула себе под нос Юля.
После этого момента Мелихова и срубило – как нарколептика какого. Он не чувствовал, как Света пыталась отодвинуться, вытаскивая плечо из-под его головы, не слышал, о чём говорят эти две девушки... А они говорили о том, что люди в общественном транспорте спят с лицами даунов. Ещё Юля смеялась: ей всегда хочется подвязать челюсть спящим – издержки профессии.
Они сдали Ромыча сонному вахтёру в общежитии, а потом и сами разъехались по домам. На следующий день, в глубине души всё-таки понимая, что Света ему не светит, ведь первое впечатление, произведённое на неё, вышло, конечно, не самым удачным, он всё равно ждал Юлю с самого утра, чтоб осторожно расспросить. Платон Никифорович следил за ним – а с его лица не сходила ухмылка. Мелихов ходил взволнованный, весь трясся. Он даже чуть не порезался во время вскрытия и смущённо спрятал руки за спину, надеясь, что Шпагин ничего е заметил. Шпагин, конечно же, всё заметил, но ничего не сказал.
Когда же пришла Юля, Ромыч тут же бросился к ней, даже учтиво помог снять куртку. Потом он не вытерпел и спросил:
– Слушай, а у этой твоей Светы парень есть?
– А тебе вдруг зачем? – наигранно насторожилась Юля.
Мелихов смутился, ничего не ответил. Юля улыбнулась, дружески похлопав его по плечу.
– Нету, – улыбалась она, – нету.
Он приободрился.
– А она – что она любит?
– Тусоваться со сталкерами, винишко и когда её называют Ведьмой.
Мелихов вздрогнул, но лицо его озарила растерянная улыбка: он-то видел, что Света и в самом деле какая-то непростая. У неё под курткой, под тёплой жилеткой лавандового цвета билось сердце настоящей колдуньи.
Пришед домой, он решил тут же написать Свете. Алисин номер лежал забытый в бумажнике. Свету можно найти через Юлю. Какая у неё интересная страница, какая фотография: стоит она, закинув на плечо монтировку, на фоне полуразрушенной кирпичной стены. Стена поросла бледным мхом, покрылась блеклым налётом пыли. Над куском стены – голубое-голубое небо. Ромыч осмелился коснуться клавиатуры напряжёнными пальцами.
Здравствуйте, Света. Мы с вами вчера встречались. Очень стыдно за столь непотребный мой вид тогда. Прошу прощения за доставленные неудобства.
После такого диалог, скорее всего, упрётся в банальное «ничего», после которого наступит тишина. В таком случае, конечно, можно будет спросить: вы увлекаетесь индустриальным туризмом? Света, разумеется, ответит положительно – и тогда завяжется разговор о заброшенных местах города. Мелихов много таких знает. Свете должно быть интересно. Он поначалу будет присматриваться к ней, вглядываться – чтобы увидеть в ней ведьму. Света любит винишко, тусоваться со сталкерами и когда её называют ведьмой...
Тем скучным вечером Алиса с нетерпением ждала телефонного звонка.