Не пытайся ее найти

 – Рад наконец познакомиться с тобой, Тинатин, – говорит клон Матвея, называя меня полным именем, как обычно никто не делает. – Я Роман Александрович.

Мы смотрим друг на друга через зеркало заднего вида, я пересаживаюсь на среднее сидение. От волнения мои колени дрожат. Наконец я знакомлюсь с одним из родителей моего парня, но всё выходит так неуместно и неловко.

– Матвей мне много о вас рассказывал.

Например, что у вас не все дома.

– Да? Он, кстати, скоро будет. Забежал в магазин, – Роман Александрович поправляет зеркало, и я замечаю, что он улыбается, широко и как-то по-детски, точь-в-точь как Матвей. – Что же он рассказывал про меня? Много хорошего?

Я немного успокаиваюсь, ничего страшного не может случиться за пару минут, пока мы будем наедине. Слишком мало времени, чтобы наговорить глупостей.

– Про работу и всё остальное, – добавить мне больше нечего. – Были последнее время интересные случаи в вашей практике?

– Интересные случаи, – он хмыкает и начинает тарабанить пальцами по рулю. – Недавно хоронили девчушку в свадебном платье, такая была её последняя воля, а платье с кринолином, ребята мои замучились, пока засовывали. Вот такая вот история, интересная?

Я хлопаю глазами, не понимая, шутит он или нет. Что это сейчас было? Роман Александрович ждёт от меня реакции, рассматривая через зеркало. Не могу ни на что решиться. Я издаю что-то вроде смешка. Не проверка ли это? Проверка на то, рассказывал ли что-то мне Матвей. Если так, то я её с треском провалила.

– Напомните, а как ваша организация называется?

– Черный обелиск. Наш бренд, – говорит он с гордостью в голосе и заливается смехом.

Мне жутко не по себе. Матвей наконец распахивает дверь и садится на переднее сидение. Отец и сын держатся серьезно. Между ними определенно натянутые отношения. Радует, что ехать до дома Ани совсем недолго.

Тем временем я вбиваю в поисковике название этой компании. Роман Ремарка и траурное агентство. Открываю второе и пролистываю сайт в самый низ – ИП Таранов Р. А. Это были не шутки. Может, Матвей просто забыл держать меня в курсе насчет смены места работы своего отца? Вряд ли, компания зарегистрирована в 2001 году. В моей голове ничего не укладывается. Надеюсь, он мне как-то объяснит всё это. Надеюсь, я просто не в курсе, что в похоронных службах тоже есть адвокаты.

Мы выходим из машины, я выдавливаю из себя улыбку и «спасибо». Мы направляемся в подъезд новенькой многоэтажки.

– Вы с ним такие разные, – бросаю я в лифте, на что Матвей вопросительно выгибает бровь.

Аня встречает нас крепкими объятиями, будто мы её лучшие друзья. Я ей тут же вручаю подарок, и она визжит от восторга. Кажется, она все-таки не журналистка, а актриса. Дома Аня ходит в кимоно, не в домашнем халате из масс-маркета, а в настоящем японском. Говорит, что заказала его на «Ибее». Ей идет. Антон же одет точно так же, как и в баре. Он не лезет с объятиями, даже держится как-то отстраненно, возможно, боится случайно сболтнуть про наше общее с ним дело.

Мы садимся на пол перед маленьким столом. Есть подозрение, что кто-то помешан на японской культуре. Если бы я это знала, не стала бы надевать платье. День рождения Ани был пару дней назад, поэтому никаких задувание свечей и оттягиваний за уши не будет. Просроченная именинница не дает нам скучать. Она тут же достаёт карточную игру и приносит пиццу из кухни:

– Почему не суши? – язвительно спрашивает Матвей.

– В моем районе нет аутентичных доставок, – на её слова Матвей поднимает руки в знак того, что сдается.

Я боюсь, что мы сидим на полу не только в дань уважения японским традициям. В квартире на самом деле не достает мебели. Книги и заполненные коробки просто стоят вдоль стены и ждут своего часа. Там же я замечаю новогоднюю упаковку от подарка. Скорее всего отсутствие шкафов и стульев вовсе не означает отсутствие денег – сама квартирка, очень просторная и светлая, точно снята не на стипендию – более вероятно, что Аня просто не хочет здесь надолго задерживаться, или ей плевать на такие мелочи жизни.

– Игра называется «Телепат». Одному из нас задается вопрос, а все остальные должно угадать его ответ. Ответ пишем на карточке, фломастер можно перевернуть и стереть написанное.

Антона и Матвея повергает в шок смывающийся маркер. Я ощущаю себя в детском саду.

– Выигрывает тот, кто больше всех угадал? – спрашиваю я заинтересованно, а в душе явно протестую против такой откровенной игры.

– Тот, кто окажется самым скрытным, – отвечает Аня и подмигивает мне. – Там в основном вопросы на которые нельзя дать выдуманные ответы. Они про конкретные факты из вашей жизни. Знаете, как когда пароль создаёшь, и тебя спрашивают секретные вопросы. Имя твой первой учительницы и всё в таком духе.

– Тогда бы назвали игру «Хакер». Кажется, я это не вывезу без бухла. Для девочек – просекко, для мальчиков – водка с лагером, – произносит Матвей и принимается доставать покупки из пакета.

Я смотрю на него осуждающе, но он этого не замечает. Всё это время Матвей старается не встречаться со мной глазами. Он, кажется, понял, что мне обо всем известно. Начинаю сомневаться, что у его матери хоть когда-то были срочные сделки. Скорее всего он их даже не звал к нам в гости. Никогда не думала, что у них в семье настолько плохие отношения. Возможно, отец оплатит ему магистратуру в другой стране не от большой любви, а только лишь чтобы избавиться от сына и отправить его куда подальше. Но зачем же тогда Роман Александрович настоял на знакомстве со мной? А именно так оно и было, потому что Матвей не был в восторге от него всю нашу поездку.

– Погнали, вопрос для Антона. Ой, тут длинно. Представьте себе, что вам предоставился шанс жить в шикарном особняке, но только с одним условием: на его фасаде будет висеть огромный плакат с вашей самой ужасной фоткой. Представили? А теперь скажите, где было сделано фото, о котором вы сейчас подумали? – после прочтения Аня начала бегать глазами. – Пишите на своих карточках.

– Я зря вспоминал свою первую учительницу? – говорит Антон, усмехнувшись, но самое странное, что на этот вопрос я бы с легкостью ответила.

– Поднимаем, – командует ведущая. – Все, кроме Антона.

У Матвея и Ани на карточках написано одно и то же, только у Матвея с ошибками. «Бар Spootink». После моего ухода видимо веселье только началось. При мне никто камеру не открывал. Я написала «Выпускной», не стала проявлять оригинальность.

– Ты видела это фото? – в недоумении обращается ко мне Антон и показывает свою карточку, где написано то же самое.

– Нет, но я слышала, что там творилась вакханалия.

– Так, нет, стоп. Вы, получается, знаете друг друга дольше всех. А Аню я вижу второй раз, какие-то неравные шансы, – возмущается Матвей, уже раззадорившийся после лагера.

– Тут надо не знать, а угадывать, – отвечает Аня и вытягивает новый вопрос. – Тина, сколько четверок было в твоем аттестате?

Все дружно хмыкают и показывают нули.

– Тут не надо быть телепатом, – язвит мой парень и наконец-то впервые за вечер смотрит на меня.

– А сейчас будет сложно. Матвей, как звали девушку, с которой у тебя было самое плохое свидание?

Мы никогда не говорили о бывших. Я, конечно, подозреваю, с кем он мог встречаться, но чтобы мы выкладывали друг другу такие откровенности – нет. Я пишу «Настя» – самое популярное имя в моем классе. Вероятность того, что именно с Настей у Матвея было плохое свидание, гораздо выше, чем с какой-нибудь Алевтиной.

Мы поднимаем карточки. На одной из них – «Марго». Я так и думала. Моя интуиция тогда меня не подвела.

– Карен? Ты прикалываешься? – морщится Аня при виде правильного ответа.

– Да-да, была у нас однажды студентка по обмену, – начинает медленно рассказывать Матвей, смотря в сторону, будто воссоздает всю картину у себя в памяти. – Я как-то позвал её погулять, попрактиковать английский. Она собственно согласилась. Мы с ней сходили в кафешку возле универа, она там что-то много болтала, рассказывала о том, о сем. Половину я понимал, другую – нет. Потом она спрашивает, не хочу ли я сходить в бар. А я что, против? Мы идем пьем, пьем, уже темы для разговора заканчиваются. Она там что-то начинает, не хочешь ли продолжить наш вечер, все дела. Можно ли ко мне? А ко мне нельзя было, я на первом курсе, живу с родителями, они не поймут. Она приглашает к себе, на съемную комнату. Приезжаем, а там, – Матвей делает театральную паузу, – пентаграмма на полу, по всем стенам мои фотографии развешаны с глазами вырезанными, она поворачивает голову ко мне на 180 градусов, как сова, и начинает затирать что-то на латинском задом наперед. Dues vult и шш-пх-шпх, – пародирует он сцену из «Изгоняющего дьявола».

Аня громко взвизгивает, а я закатываю глаза. Такой концовки я даже от Матвея не ожидала. Антон нагибается к моему уху и шепчет: «На самом деле Карен просто не пришла».

– Что вы там шушукаетесь? – перебивает его Матвей. – Давайте продолжать.

Мы пьем итальянское вино, сидим как японцы и играем в русскую игру. Во рту кисловатый привкус, а на душе – горечь. Как бы меня ни увлекали эти развлечения, я всё равно не могу до конца отстраниться и забыть про вранье Матвея. Зачем всем вокруг что-то скрывать от меня? Чего все боятся? К сожалению, на эти вопросы не так легко получить ответы в «Телепате». Вот бы в любой момент можно было поднять карточку «жалость», «стыд», «страх быть непонятым», а не жить во лжи годами.

Мы продолжаем играть. Там ещё целая колода. Какого цвета на тебе белье? Продолжи фразу «Я никогда не стану есть...». Когда ты научился кататься на велосипеде? Антону досталась карточка-действие. Он должен был закрыть глаза и назвать, кто в чем одет в этой комнате. Он не вспомнил цвет кимоно Ани. Надеюсь, она не сделает из этого поспешные выводы.

– Тина, а это твой, – Аня смущенно прикрывает рот рукой, а я напрягаюсь. – В каком возрасте ты потеряла девственность?

Она улыбается. Я прочищаю горло. Соврать или нет. Соврать или нет. Я слишком долго думаю, и, кажется, сейчас все это заметят. Выбираю правду и выигрываю. Они её не угадают. На их карточках число восемнадцать. Возраст, в котором полагается правильной девочке встретить в университете своего первого парня и лишиться с ним невинности. Они жили долго и счастливо, а на их свадьбе дети в костюмах ангелочков разбрасывали лепестки.

– В смысле? – прищурившись спрашивает Матвей.

На моей карточке всего лишь цифра «16». Никакого криминала и бунтарства, но не все так считают.

– И как это случилось? – продолжает он серьезным тоном, я радуюсь, что до водки его руки не дошли.

– Покаталась так на велосипеде, – от моей шутки обстановка нисколько не разбавляется.

– Может, нормально скажешь? Мы тут рассказываем истории. В кругу друзей.

Я постоянно тереблю волосы, пытаюсь забрать их за уши, но они не слушаются. Ощущаю себя в комнате для допроса. Только в чем же моя вина, раз я тут оказалась. Наши друзья испуганно наблюдают за нами, будто мы их родители, которые снова ссорятся.

– Ну так вышло. На спортивных сборах по теннису кое с кем, – я оправдываюсь, но умом не могу понять, для чего это делаю.

– Ты фильм Гая Ричи пересказываешь? Там все в конце сойдется? – строго говорит он без тени улыбки.

– Мы ездили на сборы в Грецию, и там я переспала с тренером. Какая разница? Это было так давно. Что тебя так волнует? – я начинаю сама его атаковать, потому что чувствую, что меня загнали в угол.

Тело пронзает током, тогда в медпункте три года назад меня попросили об этом никому не рассказывать. Матвей умеет надавить так, что слова выскакивают будто намыленные. Нужно было молчать. Я обещала.

– Ты мне всегда говорила, что я твой первый парень, ещё так подчеркивала это, а в итоге оказалось, что? – он смотрит на меня в упор.

– Я не встречалась со своим тренером, – язвительно парирую я. – Да и вообще. Кто бы мне что говорил про сокрытие фактов. Зачем тебе было врать про отца?

Матвей вскакивает на ноги и возвышается надо мной будто обелиск. Темный и громадный.

– Что я должен был сказать? – его голос почти переходит на рев. – Что он облажался? Если твой – сама американская мечта. Из ниоткуда в главные архитекторы. То мой имел всё и скатился до копания могил. Кем работает твой папа? – передразнивает Матвей девичий писклявый голос. – Он могильщик. Хочешь, я вас познакомлю? – все взгляды сосредоточены не на нем, а на мне, они ждут мою реакцию на его стенд-ап, но я молчу. – Короче, Аня, с прошедшим. Прости, что в такое русло всё завелось. Я, наверное, играть больше не буду. Я честно извиняюсь, – говорит он с рукой на сердце.

Матвей уходит, оставляя меня с выпученными от стыда глазами. Он так и не узнал, что мне абсолютно плевать, кем работает его отец. Я сама виновата, что подняла эту тему сейчас. Наверное, не вовремя в голову ударили пузырьки просекко. Анин день рождения прошел пару дней назад – единственное, что радует, значит мы его не совсем испортили. Она обнимает меня сочувственно, и я тону в рукавах её огромного зеленого кимоно. В голове не укладывается, что с этим человеком я буду жить в другой стране целый год.

Уверена, что Антон видит эту личину Матвея впервые. Общение с друзьями и со второй половинкой – всегда небо и земля. Очень часто людям и в голову не приходит, что их приятель мог бить свою жену и угрожать её жизни с топором. Но их приятель – оборотень. И когда восходит луна, он становится совершенно другим человеком. Так и я видела эту сторону личности Матвея не первый раз.

Я ухожу в ванную, чтобы вырваться из-под прицелов их сочувствующих глаз и побыть одной. Мраморная столешница раковины нисколько не вписываются в аскетичную квартиру Ани, где вещи просто разложены на полу. Включаю воду и разблокирую телефон, чтобы написать Беате, что со мной все в порядке. Я обещала ей, что за меня не нужно будет беспокоиться. Новое письмо.

Мои руки дрожат, как в то утро, когда я проверяла результаты ЕГЭ по биологии. Я знала, что там не будет меньше 97 баллов, но всё равно не могла заснуть всю ночь. Даже Давид и Беата, которые всю жизнь мне твердили, что нужно эффективно использовать каждую секунду своего времени и стремиться только вперед, были не на шутку обеспокоены моими переживаниями. Тыкаю на иконку «Почты» и читаю. Читаю с трудом, потому что всё перед моими глазами расплывается. Я щипаю себя, чтобы разбудить, но никак не могу проснуться.