Глава 2.Последний взгляд на свободу
Кэмерон
Будильник разорвал тишину раннего утра, словно сигнал тревоги. Я резко открыл глаза, чувствуя, как раздражение накатывает волной. Сегодня был тот самый день. День, которого я ждал с отвращением и злостью.
Блэкридж. Само название звучало, как приговор, холодное и бездушное, будто его вырезали на камне надгробной плиты моей свободы. Родители решили, что это единственный выход — спасительный круг в шторме, которого они боялись больше, чем я. Для них это был способ сохранить лицо в глазах окружения, отчаянная попытка притвориться, что они всё делают правильно. Для меня же это был билет в пустоту, где вместо горизонта — сплошная неизвестность, тягучая и черная, как бездонное озеро.
Я нехотя поднялся с кровати, бросив взгляд на чемодан, который вчера собрал с минимальным энтузиазмом. Пара футболок, джинсы, книги, которые я вряд ли открою, но которые меня заставили взять. Ведь впереди меня ждут экзамены и поступление в какой-нибудь престижный колледж, который мой папочка хорошенько проспонсирует, чтобы меня точно взяли. Всё это казалось таким бессмысленным.
Собираясь, я чувствовал себя словно на автомате, будто кукла, дергаемая за ниточки. Чёрные джинсы, первый попавшийся худи — этот набор отражал моё настроение лучше любых слов. На мгновение я замер в дверях, оглянув комнату. Всё здесь, от полки с пыльными книгами до постеров на стене, стало напоминанием о том, кем я был до этого дня.
Я открыл дверь и шагнул в холодный коридор. Тишина и пустота вокруг казались безмолвным подтверждением того, что пути назад больше нет. Запах кофе, доносившийся из кухни, только усиливал моё нежелание туда заглянуть. Родители были там, со своей уверенностью в правильности сделанного выбора — взгляды, наполненные одобрением и скрытой смесью сожаления и облегчения, которые я не хотел видеть. Подхватив рюкзак, я направился к выходу, оставляя дом, который когда-то был моим убежищем, но теперь я стал здесь чужим.
Родители вышли за мной, но замерли на пороге. Их лица были напряжёнными, они тщательно скрывали свои эмоции. Прощание оказалось сухим и быстрым. Мама попыталась обнять меня, но её руки слегка дрожали. Отец только кивнул, избегая прямого взгляда, его лицо оставалось каменным, хотя я заметил, как он сжал губы, словно удерживая невысказанные слова. Я почувствовал его внутреннюю ярость, скрытую за привычной маской безразличия.
Когда машина тронулась, я откинулся на сиденье, глядя в окно, за которым медленно проплывали знакомые улицы. Серое небо отражало моё настроение, словно сливаясь с моими мыслями. Я пытался отпустить всё, но память, как упрямая тень, возвращала меня к тому дню. Тому самому дню, когда всё, что было дорогим и понятным, рухнуло, оставив после себя лишь неопределённость. Этот момент разделил мою жизнь на «до» и «после», как тонкая трещина, которая незаметно превращается в пропасть. Пока автомобиль набирал скорость, я осознал, что, несмотря на всё, дорога вперёд уже началась. И остановить её было невозможно.
Если быть честным, у меня всегда были проблемы с агрессией. Сколько себя помню, ярость вспыхивала внутри меня по малейшему поводу, словно огонь, который я не мог потушить. Сначала это были вспышки в школе, когда я дрался с одноклассниками из-за пустяков. Потом — конфликты с друзьями, с учителями, с кем угодно, кто хоть немного пытался меня остановить. Но тот день стал финальной точкой.
Я помню, как ярость захлестнула меня, как волна, сметающая всё на своём пути. Я ударил того парня снова и снова, пока его лицо не стало неузнаваемым, пока каждый удар не стал воплощением моей внутренней боли и гнева. Я не жалел. Даже сейчас, вспоминая это, я чувствую странное удовлетворение, как будто этот момент был единственным, когда я действительно контролировал свою жизнь. Ухмылка скользнула по моему лицу, как тень, напоминая, что эта часть меня всё ещё жива, скрытая, но готовая вспыхнуть вновь.
Тот парень, которого я избил, оказался в реанимации с тяжёлыми травмами. Его родственники подали заявление в суд, требуя справедливости. Родители, охваченные страхом за моё будущее, сделали всё, чтобы уберечь меня от тюрьмы. Они пустили в ход связи, деньги, многочисленные взятки — всё, чтобы избежать худшего. В итоге им удалось договориться: вместо колонии меня отправили в пансионат Блэкридж. Место, где собираются такие же, как я, — те, кого общество предпочло изолировать, но не уничтожить.
Вдалеке показалось здание. Высокие серые стены, мрачные окна. Блэкридж. Мой новый "дом". Я сжал кулаки, чувствуя, как внутри снова закипает злость. Это место не изменит меня. Никто не сможет.
Подъезжая к резной металлической арке, что стояла в паре метров у входа, я заметил на пороге женщину. Её взгляд был холодным, словно лезвие, пробирающее до костей. Казалось, она видела меня насквозь, читая мои мысли прежде, чем я сам успел их осознать. Эта женщина, с идеально выверенной осанкой и жёсткостью в движениях, выглядела как воплощение порядка, но её присутствие отзывалось в душе, как звон колокола в пустом храме — громко и настойчиво.
Это была дьяволица, хозяйка этого адского места. Она даже не пыталась изобразить приветливость — холодный взгляд и едва заметное движение губ, будто намёк на улыбку, говорили всё. Её образ только усиливал моё раздражение. Злость внутри клокотала, напоминая мне, что она не сломает меня, как бы ни старалась. Никто не сможет. Я уже был готов к борьбе, хотя это место и его обитатели ещё толком не показали свои карты.
— Мы на месте, сэр, — прозвучал голос водителя. Будто я и сам не догадался. Его слова звучали как издёвка, и я стиснул зубы, чтобы не сорваться. Всё внутри меня кипело. Это место, эти люди, этот чёртов Блэкридж — всё вызывало во мне ярость, которая едва сдерживалась. Я сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Если они думают, что смогут меня сломать, то они сильно ошибаются.
Выйдя из машины, я поднял голову и посмотрел на массивное здание передо мной. Небо над ним казалось мрачным, словно даже природа выражала презрение к этому месту. Я сделал несколько шагов, и мои ботинки глухо застучали по вымощенной дорожке. У ворот, словно статуя, стояла она женщина с холодным и пронзительным взглядом. Её осанка была идеальной, а лицо выражало смесь презрения и превосходства, от которой хотелось отвернуться. Но я смотрел ей прямо в глаза, не позволяя себе показать слабость.
Медленно, словно пробуя слова на вкус, надменным голосом она произнесла:
— Добро пожаловать в "Блэкридж", Кэмерон. Надеюсь, твоя жизнь тут изменит твоё поведение, и ты взглянешь на этот мир по-новому.
В её голосе сквозила холодная уверенность, будто она не только привыкла говорить подобное, но и верила, что её слова действительно что-то значат. Она сказала так, будто уже знала, чем я стану, будто все мои попытки сохранить себя были бессмысленны. Но я не отводил взгляд и чуть приподнял подбородок, дерзко бросая вызов её уверенности. Пусть они думают, что победят. Пусть верят в своё превосходство. Я знал одно — эта игра только начинается.
— Взглянуть на мир по-новому? — я тихо усмехнулся, чувствуя, как глухая ярость вновь начала закипать где-то в глубине. — Вряд ли это место мне в этом поможет, — бросил я с вызывающей усмешкой, всматриваясь в её холодные глаза, которые, казалось, хотели проникнуть в самые потаённые уголки моей души.
Подняв глаза, я заметил девушку в одном из окон. Её взгляд был сосредоточенным, но в выражении лица читался страх, словно моё присутствие внушало ей тревогу. Она будто застыла, не отводя глаз, но её поза выдавала напряжение. Я смотрел на неё с интересом, пытаясь понять, что могло вызвать такую реакцию.
Её глаза, большие и тёмные, неотрывно следили за каждым моим движением, а страх, который она испытывала, выглядел почти осязаемым. Я продолжал смотреть на неё с интересом, будто пытаясь прочесть невидимый текст в глубине её взгляда.
Почему страх? Что могло заставить её бояться меня, человека, которого она видит впервые?
Этот страх интриговал меня, отвлекая от гнева и заставляя на мгновение забыть обо всем остальном. На лице появилась едва заметная ухмылка, непроизвольная и почти вызывающая.
— Мы это ещё посмотрим, — спокойный тон директрисы отвлёк меня от девушки в окне. Её лицо осталось непроницаемым. Никакой эмоции, ни капли раздражения, как будто мои слова были для неё столь же обыденными, как пыль на подоконнике. Только лёгкое движение губ, которое можно было принять за некое подобие улыбки, говорили об обратном.
— Следуй за мной, Кэмерон, — сказала она, разворачиваясь к массивным дверям. Я напоследок ещё раз взглянул в окно, но там уже никого не было.
Моё сердце забилось быстрее, не от страха, а от ярости, бурлящей внутри, когда я шагнул вперёд, ощущая, как мрачные стены Блэкриджа словно обнимают меня холодными, тяжёлыми тенями. Здесь воздух казался густым, пропитанным отчуждением, а каждое эхо шагов отзывалось гулким звоном одиночества.
Директриса, высокая и величественная женщина с холодным взглядом и стальным голосом, шагала впереди с такой уверенностью, будто этот мрачный замок был её королевством. Её строгая осанка и отточенные движения не оставляли сомнений — в этом месте не терпят слабости или вызова. Каждый угол, каждый поворот казались заранее продуманной ловушкой, созданной для того, чтобы подчёркивать её власть.
Я следовал за ней по бесконечным коридорам, выложенным тёмным камнем, который будто впитывал свет. От её голоса, жёсткого и чёткого, будто режущего воздух, по спине пробежал холодок:
— Здесь будут действовать правила, — сказала она, не оборачиваясь. — И ты им подчинишься.
Каждое слово звучало как выстрел. Но вместо того, чтобы сломать меня, они лишь разжигали внутри огонь сопротивления. Если она думала, что сможет поставить меня на колени, то сильно ошибалась.
— Это центральный коридор. Сюда вы будете приходить, чтобы переходить из одного крыла в другое. Лекции и основные занятия проходят здесь, — её голос был сухим, как бумага, от него веяло безразличием.
Несмотря на вековую историю, Блэкридж преобразился благодаря усилиям щедрых спонсоров. Массивные стены, некогда пропитанные временем и сыростью, сияли свежей краской, а под ногами вместо старых скрипящих досок раскинулся ровный пол из дорогостоящего тёмного дерева. Узкие окна украсили замысловатые витражи, их цветные отблески танцевали на стенах, словно драгоценные камни, поймавшие случайный луч света. Но этот искусственный лоск был обманчив: даже обновлённый внешний вид не мог скрыть тяжёлой атмосферы, которая словно окутывала каждый уголок здания.
Эти коридоры казались безжизненными, лишёнными чего-либо, напоминающего о теплоте или надежде. Свет, пробивающийся через узкие окна, скользил по полу лишь блеклыми полосами, тусклыми и холодными, как отражение равнодушия, царящего здесь. Каждый шаг резонировал в пустоте, подтверждая, что даже роскошь здесь служила лишь фасадом для внутренней пустоты. Блэкридж создавал иллюзию заботы, но его стены, обновлённые и блестящие, всё равно несли отпечаток мрачной и неизменной сущности.
— Классы расположены в восточном крыле, — продолжала директриса, указывая рукой на двери, — У вас будет фиксированный график, никаких отклонений. Правила в Блэкридже строги, но справедливы.
Я шёл молча, глядя на стены, которые словно пытались давить своей безжизненной монолитностью. Каждый новый поворот, каждая угрюмая комната укрепляли одну мысль — здесь ничего не изменится. Это место, созданное для ломки людей, было пропитано отчуждением. Словно каждый камень в стенах шептал: "Ты не уйдёшь прежним".
Раздражение внутри меня росло, превращаясь в гулкий гнев, который хотелось прокричать в пустоту этих коридоров. Я чувствовал, как он наполняет меня до краёв, готовый вырваться наружу. Всё это место, его обитатели, их хладнокровные попытки меня "исправить" — всё это вызывало у меня острую, почти болезненную неприязнь. Я слышал их невидимые обвинения, их мысли, звучащие как приговор: "сломать, подчинить, приручить". Они не понимали одного. Меня нельзя сломать. Меня не заставить стать тем, кем они хотят. Только ярость станет моим спутником здесь.
— Ваша комната на втором этаже, прямо по коридору и направо. — Она продолжала, словно не замечая меня. — Сейчас мы пройдём в западное крыло. Там находится комната для групповых занятий. Вы начнёте с групповой терапии. Наш психолог работает с каждым, чтобы помочь... осознать свои ошибки и начать путь к исправлению, — в её словах не было ни намёка на сочувствие.
Я бросил взгляд на дверь, за которой, как она сказала, "начнётся моё лечение". Слова звучали, как приговор, холодные и безжалостные. Пальцы сжались в кулак, ногти впились в ладони, но я отвернулся, делая вид, что не заметил её оценивающего взгляда. Чувство ярости и неприязни к этому месту пульсировало внутри меня, как глухая волна, готовая прорваться наружу. Но я ничего не сказал. Пока ничего.
Когда я вошёл в кабинет, взгляд сразу зацепился за неё — ту самую девушку из окна. Она сидела в углу, словно пытаясь стать невидимой, но её напряжённая поза выдавала внутреннее беспокойство. Её глаза, большие и тёмные, на мгновение встретились с моими, прежде чем она поспешно отвела взгляд. Директриса, сохраняя свою ледяную уверенность, шагнула вперёд и представила меня группе:
— Это Кэмерон Уайлд, наш новый подопечный. Надеюсь, он быстро освоится в нашем кругу. — Её голос звучал чётко и властно, как будто каждое слово было приказом, которому невозможно противиться. Она будто говорила не о человеке, а о новом предмете мебели.
В этот момент я почувствовал, как все взгляды устремились на меня, словно оценивая, словно судя. Но я стоял, не двигаясь, не показывая ни страха, ни сомнений. Пусть смотрят. Пусть думают, что знают меня. Они ошибаются.
Закончив, директриса развернулась на каблуках и вышла, оставив меня наедине с этим странным собранием.
Я неторопливо подошёл к свободному стулу и, усевшись рядом с девушкой из окна, слегка ухмыльнулся. Она напряглась, её плечи словно застыли в страхе, но взгляд остался упрямо отведённым в сторону. Меня это только забавляло. Интересно, чего она боялась?
Психолог, женщина с мягкими чертами лица, на которых светились профессиональная доброжелательность и терпение, нарушила затянувшуюся тишину. Её мягкий голос прозвучал спокойно, но с акцентом на искренность, будто она хотела убедить каждого из нас в своей готовности помочь:
— Добро пожаловать, Кэмерон. Давайте продолжим наш круг доверия, —сказала она, коротко кивнув в мою сторону, как будто приглашая стать частью чего-то, чего я, очевидно, не хотел. Затем она переключила внимание. — Стефани, тебя до сих пор мучают кошмары?
Голос психолога вырвал девушку из её попыток оставаться невидимой. Её лицо побледнело, и она, казалось, искала слова, чтобы ответить, но в комнате воцарилось напряжение, от которого даже воздух, казалось, стал тяжелей. Я невольно посмотрел на неё, подмечая каждую мелкую деталь её беспокойства.
Девушка, сидевшая возле меня, подняла глаза и оглядела класс. Её голос прозвучал неожиданно уверенно по сравнению с её поведением:
— Они стали гораздо реже.
— Хорошо, — кивнула психолог и что-то пометила в своём блокноте. — А что насчёт твоей фобии?
Прежде чем Стефани успела ответить, другая девушка, сидевшая напротив, резко перебила:
— Боже, сколько можно слушать это тело! Давайте уже разбирать реальные проблемы, а не ночные кошмары.
Психолог, повернулась к ней:
— Изабель, до тебя ещё очередь не дошла. Но раз ты так хочешь выговориться, пожалуйста, мы готовы тебя послушать.
Изабель начала говорить, но я уже не слушал. Мой взгляд снова упал на Стефани. Она сидела, опустив голову, но её напряжение ощущалось настолько сильно, что, казалось, заполняло всё пространство в этом крохотном классе. Я наклонился ближе, так, чтобы никто не заметил, и тихо прошептал ей на ухо:
— Почему же ты за мной подглядывала, девушка из окна?
Её реакция была мгновенной. Стефани резко вскочила, стул с грохотом отлетел назад. Ни сказав ни слова, она бросилась к двери. Все взгляды устремились на меня, но я лишь пожал плечами, скрывая ухмылку. Ну что ж, кажется, здесь будет весело.