Часть 3
Пробудился Драгомир, открыл янтарные очи, видит – едут они сквозь поле сечи страшное. Всюду павшие, всюду копья и мечи сломанные, стяги изодранные. Страшная была битва, а хоть и давно, но не сошла ещё с лица земли – остаётся на ней шрамом жутким. Смотрит витязь на княжича, хоть и белее снега лицо его, ни кровинки нет, а всё же не отступается, смело держится.
Поймал Забав взгляд Драгомиров, сразу зарумянился, а тут и поле кончилось, осталось позади, и въезжают они уже в рощицу покойную, едут меж деревьев витых, серых. Только филин в стороне где-то ухает. Едут они тропой узкой, ветви скрюченные над самыми головами нависают, тянутся к ним, хотят коснуться, поймать.
Выехали на поляну, перед ними холм высокий насыпан, и не холм вовсе – курган седой. Сошли княжич с Драгомиром с Волка, обошли курган кругом – нигде не нашли входа, только валуны древние, письменами замшелыми покрытые, узорами витыми изрезанные.
Говорит Драгомир, к Забаву обращаясь:
– Не спроста нас сюда дорога привела. Слышал я о месте этом, из старинных времён оно – давно стоит курган могильный. Если ступим туда – не минуем беды. Не страшишься, княжич?
Взглянул Забав в очи витязя, и ответил:
– Пойдёшь со мной?
Кивнул Драгомир молча, ближе подошёл.
– Тогда – ничего не страшусь. Но как войти туда? Кругом обошли – нет дверей под сыру-землю.
Был ему ответ:
– Подождём часа тёмного, колдовского...
Наступила ночь, полночь близилась. Заскрипели, зашумели окрест кургана деревья-колдуны, зашевелился холм. Встали валуны лежачие, словно воины в ряды выстроились, расступилась земля, отворила пасть тёмную, дверь в неведомое.
Переглянулись Забав с Драгомиром, и плечом к плечу во тьму направились, Волка снаружи оставили, сторожить врата.
Идут они, в курган углубляются, а вокруг уже не земля, а камень холодный, письменами да узорам сплошь покрыт. Тьма кругом – ничего не видно, но идут Драгомир с Забавом рука об руку, ладонями соприкасаются, и чувствует княжич тепло спутника своего, и от чувства этого вовсе мрака не замечает.
Так вошли они в чертог погребальный, там предстал перед ними гроб огромный, из камня высечен. Подошли они, заглянули внутрь – только тьма внутри. Но блеснула сталь яркая – лежит на дне гроба меч чудесный, никем невиданный. Потянулся Забав, хотел вытянуть оружие волшебное, но не смог – остался меч лежать в своей колыбели холодной да одинокой.
Поглядел княжич на Драгомира озадаченно, говорит опечаленно:
– Неужели сил моих для этого меча недостаточно?
Отвечает витязь нежно:
– Не сомневайся, славный княжич, для тебя сей меч. Но достать его не так просто. Ждёт курган от нас платы. Плату эту за тебя я внесу.
Не успел Забав и слова сказать, а Драгомир уже впрыгнул во гроб, лёг, очи смежил, ноги вытянул – впору гроб ему пришёлся...
Звучит на прощание тихий шепот:
– Не тревожься за меня, княжич: не разлучат нас цепи могильные — вновь явлюсь к тебе, только жди меня...
Смотрит Забав глазами от слёз влажными на витязя, спутника своего милого, на улыбку его последнюю, и не замечает, что в руке его собственной уж зажат заветный меч. Своей жизнью заплатил Драгомир, чтобы мог он владеть клинком волшебным.
Склонился княжич над гробом, зовёт Драгомира, но молчит хладный витязь. Ещё ниже склоняется Забав, нежно в лоб спасителя своего верного целует, прядь рыжую, на лицо упавшую, оправляет, слёзы на губы побелевшие роняет.
Тяжело даже глаз оторвать, а уж расстаться – вовсе невозможно. Опустился княжич у гроба, слёзы горькие проливает, себя клянёт. Но сделанного не воротишь.
Много времени прошло, прежде чем вышел Забав из кургана древнего. Встретил его Волк взглядом тревожным, взглянул и на проход тёмный, за княжичем закрывающийся, и ничего не сказал – всё понял. Только подошёл ближе, мордой ткнулся в грудь. Упал ему на шею Забав, лицом в шерсть серую зарылся, заплакал.
***
Светит солнце над ними яркое, на небе голубом – ни облачка. Позади – леса да луга бескрайние, впереди – горы железные поднимаются. Чёрной тенью встают они на горизонте, стеной непреодолимой вырастают.
Мчит к тем горам серый Волк, на спине его – княжич Забав, на поясе его – меч волшебный. Полон воин молодой решимости, готов биться, жизнь отдать, если потребуется.
Но встаёт позади другая тень, близится, ширится.
Это собрал Полкан в степях за Чернавой-рекой рать чёрную, свору несметную. Опалённый огнём Змея Горыныча, бежал он в дикий край. Там сулил он врагам князя Миромира богатства несметные, обещал отдать поля и нивы на поругание, себе выторговывал подмогу.
И мчит Полкан во главе тучи дикой, настигает княжича. Уже виден и кнут его жестокий, и пена у пасти коня могучего, и оскал головы пёсьей, к седлу притороченной. Мечтается Полкану, как воссядет он в Вечор-городе на престол княжеский, как будет подле него сидеть светлый княжич, во всём услужливый да уступчивый... И не тревожит его, что кругом гореть будут поля и деревни земли родной, им собственноручно врагам отданной.
Но спешит Волк, от погони отрывается, оставляет позади рать несметную – первым подступает к подножию гор высоких. Здесь раскланивается он с княжичем, на тропу узкую скалистую направляет, сам же остаётся внизу – поджидать врага.
И карабкается вверх Забав, спешит достигнуть логова Змея. А меж тем на предгорье разгорается схватка дикая. Подступают враги, окружают Волка.
Тучи чёрных стрел летят в серого, но дунул он раз – опали они, как еловые иголки безвредные. Не унимается рать степная, и устремляются в зверя волшебного копья жестокие – свет заслоняют. Но клацают зубы белые – перекусывает Волк копья вражеские, остаётся невредим. Не сдаются враги, лезут вперёд, накидываются. Только сверкнули глаза жёлтые – обратились вспять пятьдесят рядов силы вражьей, пятьдесят полков спину показали. Но несметна Полканова рать...
Жалят мечи и кусают топоры, а не сдаётся Волк, сражается, никого к тропе горной не подпускает, княжича собой как щитом заслонил.
Уж далёко поднялся княжич, на уступе стоит высоком – ветер треплет кудри золотые. Смотрит вниз он, видит Волка верного в окружении – из последних сил бьётся серый воин, кровью истекает.
Стучит в груди сердце пламенное, и уж хочет княжич повернуть обратно, сойти с горы, встать перед братом своим отважным и оградить от недруга, только видит – уж не сон ли? Мчит издали конь бледный – земля под копытами дрожит. А всадник на нём – могуч и прекрасен, и на челе его венец алыми лалами сверкает, и волосы длинные, на ветру вьющиеся, в свете солнечном кажутся медью пламенеющей.
Срывается с губ княжича тихий возглас, надеждой полный:
– Драгомир!
То, и верно, витязь могучий, из гроба древнего восставший. Он спешит на подмогу княжичу, в помощь Волку. Нет у него меча, но сжимает в руке он огромную палицу дубовую, и бросает её вперёд, и ударом опрокидывается воинство тёмное – убегает степное племя.
И сходится Драгомир с Полканом. Достаёт воевода-предатель булаву тяжелую, потрясает ею, кнутом размахивает, силится сокрушить врага. Дик Полкан, в пене конь под ним, скалится и рычит на седле голова пёсья, силится укусить врага, в ногу впиться клыками острыми.
Безоружен Драгомир, но хватает ловко с земли обломок копья, защищается, сам нападает. Пред его умением Полкан бессилен – не может и малой раны нанести, только скалится в злобе бессильной, кричит, ругается. А противник его хладнокровен, лишь в глазах горит уверенность, а бросает взор ввысь, на уступ горный, на княжича – улыбка на устах алых вспыхивает. От того пуще свирепеет Полкан. Ревностью ослеплённый, бросается он на Драгомира, о защите позабывши, и вышибает его витязь из седла. Отлетает Полкан на три сажени, в пыль дорожную падает, как змея ползёт, скрывается. Но настигает его Драгомир, за шкирку подхватывает, да кидает его ещё дальше, в воды реки бурной, с гор высоких текущей. И скрывается Полкан нечестный в белокипенных водах, уносит поток тело его прочь.
Спешит уже Драгомир к Волку, с коня спрыгивает, благородного зверя на руки бережно подымает, и несёт его, тысячей ран покрытого, к реке, там его осторожно укладывает, даёт воды напиться, омывает от крови глаза жёлтые.
Выдыхает Волк:
– Обо мне не тревожься, поспеши ко княжичу.
И спешит Драгомир, к горе подлетает, по тропе неверной взбирается. И мгновения не проходит, как стоят они оба на уступе высоком, закатной зарёй озолочённые. Взгляды их встречаются, руки друг к другу тянутся.
Но хоть радостно Забаву от встречи, но и тревожно на сердце:
– Что же будет с братом нашим серым?
Сокрушается Драгомир:
– Страшны раны его, и неведомо, что же будет с ним. За тебя он бился храбро, ни о чём не жалеет...
Но, глядят, вырастает на речном берегу тень чёрная, глаза жёлтые. Кот Баюн идёт к одру Волкову! Вздрогнул княжич, встревожился, хотел уж броситься вниз, защитить брата своего бесстрашного, но удержал его Драгомир:
– Погляди...
Видят, сел кот рядышком, на Волка глазищами круглыми смотрит. Шерсть его – что чёрный дым. И запел он песнь, но не лютую, песнь лечебную, от которой становится на сердце легче и заживают раны страшные.
Выдохнул Забав облегчённо, поглядел на Драгомира ласково, и увлёк его за собой, в лого Змея пред ними представшее.
Вошли они в пещеру огромную, в недра горы заветные. Кто и бывал здесь из людей – никто обратно живым не воротился. Долго шли, всё темней кругом становилось, но вышли в залу бескрайнюю, и едва не ослепли. Гладь озёрная перед ними – вода спящая, а в ней колдовское золото светом неземным сияет.
Подступают они к кромке вод зачарованных – неглубоко здесь совсем, и колен не замочишь, но задерживает Драгомир Забава на мгновение, предостерегает:
– Осторожнее ступай, светлый княжич. Путь держи по тропе меж золота, монет не касайся. А я прямо за тобою пойду.
Так и побрели они, осторожно, шаг за шагом. Велика пещера, не видать конца ей, и далёко тянутся воды, много золота в них похоронено. Но следует Забав наставлениям своего защитника, не оступается, в близости силы черпает.
Наконец, вышли они на остров посреди озёрной глади. Одинокий, голый. Весь прошёл его от края до края княжич, и снова у воды замер.
Пусто каменное ложе.
— Где же Змей?
Не ждал ответа княжич, но услышал его. Ответил ему голос Драгомиров, ласковый, как прежде, но звучащий иначе, силой несметной, словно не один человек, а воинство целое говорит:
— Тут я, княжич.
Обернулся Забав, взглянул на Драгомира, да увидел Змея Горыныча. Высоко под своды тёмные поднимается тело крепкое, багровой чешуёй покрытое, широко раскинулись крылья могучие, сверкают у трёх голов глаза янтарные, а на средней из голов – венец золотой чеканный, украшенный лалами кроваво-алыми.
— Это ты, — тихо молвил Забав, глаза печальные.
— Да... — ответил Змей, и не Змей уже, а вновь Драгомир, славный витязь. — В руках я твоих, княжич. Что пожелаешь... делай со мною ...
Взглянул Забав на Драгомира, и на меч свой, в руке зажатый, но не поднял его – не нашёл сил, отпустил, бросил наземь. Бросился витязь к молодцу, на колено припал, жарко заговорил, душу изливая:
— Ты прости меня, душа моя, за обман мой жестокий... Только верь! Люб ты мне, княжич. Едва колечко твоё взял, тебя не видя почувствовал и полюбил. А впервые увидав — полюбил того пуще, и в пути с тобой лишь укрепился в чувствах своих. Да, не думал я, что колечко взяв обрету любовь. Отнял я его у Лешего не ведая, что обернётся всё так. А едва коснулся... Стал ты всем для меня. И желал я колечко вернуть тебе. Долго летал над землёй, выискивая, и нашёл у моста далёкого. Увидал, и о всём забыл. А затем узрел Полкана, на тебя покушавшегося, и яростью закипела кровь моя, накинулся я на твоего врага, чтобы тебя защитить, а когда опомнился – уже скрылся ты. Вновь сыскал тебя в стане разбойничьем, у Одолища Поганого. Там хотел я вернуть колечко, но увидал тебя вблизи, и услыхал голос твой, рассказ твой... испугался... Что отдам кольцо – и уйдёшь ты от меня, и больше не увидимся... Захотел я остаться с тобой, и только ради этого сокрыл истину, хоть и знал, что не на вечно, что придём сюда, что откроюсь... Суди меня, душа моя, строго, как того я заслуживаю, весь теперь я твой...
Не отвёл Драгомир взгляда от Забава, но запустил руку под броню свою чешуйчатую, отнял от груди своей заветное колечко, там хранимое, снял с цепочки, на шее носимой, протянул на ладони княжичу. Всегда оно при нём было, у самого сердца.
***
Бегут внизу поля, леса, озёра и реки. Остались позади железные горы тёмные. Летит Змей, широко крылья раскинул, а на спине его могучей, на чешуе алой, лежит княжич Забав. Лежит, вниз глядит, на края, через которые проходил:
Вот бредут вдоль кромки леса тёмного бок о бок две тени: серая да чёрная. Это кот Баюн и серый Волк. И смотрят две пары жёлтых глаза в небо, и им машет с вышины княжич Забав. Но взмахнул крылом Змей – и остался тёмный лес позади.
Вот и степь уже, а по ней мчится гордая рать – это гонит Златыгорка в дальние края воров паршивых, на посулы Полкана-предателя поддавшихся.
Но мчит Змей, не останавливается.
Пролетает мимо ворон чёрный, косит глазом мутным.
Снова лес внизу зелёный, шумный, живой. Выглядывает на опушку знакомая голова лохматая, сверкает глазами черничными, но выходит из малинника грозный братец-Медведь. Он хватает Лешего за загривок, и в чашу за собой затаскивает.
Вот и ручеёк, мимо болота лесного текущий. У знакомого бережка – Водяной. В руках у него гребень костяной, им расчёсывает он длинные волосы братца своего Болотника.
Наконец, и Вечор-город показался. Кружит Змей Горыныч над стенами и башнями, над избами и палатами, куполами и шпилями. Завидели внизу его, зашумели. Уже и на стенах дружина княжеская суетится, а на площадь вечевую высыпает народ, выходит и князь с боярами да дворянами – все смотрят на небо, где парит Драгомир, он уже не Змей, а могучий крылатый витязь, а на руках его светлый княжич Забав. Он нежно витязя своего за плечи обнимает, поцелуями мягкими шею и щёки покрывает, целует и губы алые – надолго к ним припадает, не может от сладости этой оторваться.
И уже поднимают на холм городской несчётные бочки с мёдом да квасом, тащат телеги с кушаньями, готовят столы, разогревают печи – готовят пир на весь мир, чтобы праздник был на месяц-другой, и молва о нём шла на весь белый свет.
Я на том пиру был, мёд-квас пил, да всё мимо пролил – на княжича молодого да суженого его глядел.
Конец.