Проклятые
Раннее утро. Несильный ветер ласково трепещет длинные ветви молодых деревьев. Тихо и свежо, точно стекло о камень, бьётся о листья мелкий моросящий дождь. Мягкий туман окутал лес белесой периной.
Из-за куста робко вытянул мордочку прекрасный светлый олень с громоздкими рогами и частыми белыми полосами на спине и боках. Оглядевшись, зверь поплёлся в сторону зарослей ягеля, да до того тихо, что казалось, будто он плывёт меж травы, кустов да веток.
Он мягко пережёвывал лакомство, навострив уши. И муха мимо не пролетит незаметно. Тут в кустах неподалёку раздался еле уловимый шорох, который и подернул ухо оленя, заставил насторожиться. В следующую же секунду громкий треск спугнул бедолагу так, что тот только след за собой и оставил.
Несясь сквозь ветки деревьев, преодолевая канавы и упавшие стволы хвои, рогатый недолго продвигался вглубь леса, а затем притормозил. Лес накрыла глухая тишина. Только кукушка где-то вдали отсчитывала кому-то года. Олень будто сам заставил всё вокруг замолкнуть, чтобы самому лучше расслышать посторонних. Но услышал он только свист стрелы, которая спустя долю секунды пробила ему грудь.
Откуда-то вышел молодой парень с короткими русыми волосами, голубыми глазами и улыбкой на губах. В руках охотник держал лук, налучье которого вместе с тулом висели на спине, ожидая очередной жертвы. Но на сегодня им хватит. И без того нажива велика - благородный Стрипин умертвлён и его уже начал замаливать ратный следопыт. А спустя время со стороны, откуда недавно прибежал олень, прибыл и второй охотник, держащий ровное дыхание после бега. То уже был кареглазый брюнет.
- Ну что, Голг? Как и договаривались, шесть к четырём? - всё так же улыбался голубоглазый, тщательно вынимая стрелу с острым и тонким, как нож, наконечником.
- Добро. Но шестина моя будет.
- Это с чего вдруг? Стрела моя торчит!
- А кто ж сталью в грудь метит? Пол шкуры попортил...
- Полноте. Пополам отхватим?
- Пополам. Да и чего тебе, Куп? Деньги всё равно вместе спущаем. Хм.., - задумался Голг, - Сколько нам дадут за шкуру этого негодяя?
- Понятия не имею. Но у этого на спине полосы, а не пятна - стало быть, много. Хотя, мало ли, кому в сезон охоты взбредёт на пойманных шкурах полосы намалевать, дабы продался лучше. К слову... Мы ж по его душу три дня рыскали, ты чего такой недовольный?
- Оттого и недовольный, что три дня рыскали. Отдохнуть охота.
- В гробу отдохнёшь!
- То-то батя всегда такой бодрый.
- И как там эту тушу теперь тащить? - Куперт наконец-таки вынул стрелу так, что на шкурке зверя и следа не осталось почти.
- Как-нибудь, да дотащим. Дай токма тетиву сниму. Хотя, и ту давно менять пора. Может, из этой шкуры и заплетём?
- Мало тебе оленьих шкур в округе. Она же и так и так износится. Продать пуще будет.
- Верно... А, может, в Лейкборне тогда продадим? Редкая добыча - редкий скупщик.
- И как мы до столице эту дуру потащим? - Куп словно опомнился со слов друга, закрыл тул и принялся стаскивать тетиву.
- Да оно ведь не дело даже. На караван запрыгнем, и делов-то? Караванщики к охотникам теплы, коль заплатишь, тем паче, помнят авось мальца Голга сына Мартина!
Зачехлив луки, охотники взвалили на свои плечи тушку олень и двинулись в деревню, по-пути собирая укоренившиеся в обычай яркие флажки.
На горизонте виднелся дым, потому путники решили поторопиться. Хоть им и было тяжко нести на спинах целого оленя, путь до Агрикаса длился добрых два часа, надо было поспешить до того, как солнце выглянет сквозь деревья.
Утро было прекрасным: небо заволокли нежные облака, изредка дававшие просвет лучам солнца. Лес оставался позади, а впереди виднелись прекрасные горы с редкими деревьями на них. Дорога до деревни протоптана не была и охотники, дойдя до первой же тропинки, двинусь прямиком в деревню.
Вот - перед глазами встали сторожевые ворота. Через дыры от выколотых из забора сучков был виден огонь, сторожи уже покинули посты, так что два друга не постеснялись сами отпереть ставни, за которыми их стояла ожидаемая картина: в самом центре деревни, между всех домов горел костёр высотой с частокол деревни, люди вокруг задорно плясали, распевали залихватские песни да частушки. Праздник шёл во всю - давеча тут началась середина осени, последний день сезона охоты. Целый год отсель всё княжество Лейкборн не убьёт ни одного священного оленя. В этот день люди собираются всем селением, палят костёр и гуляют, кто да как может.
Охотники ещё по прибытию в эти края приметили громоздкий поваленный дуб в лесу околод деревни. Туда и свалили свои дорогие налучья, колчаны да щитки с перчатками, дабы во время гуляний никто не уволок. А вот свежую добычу схватили с собой - девкам хвастаться, да завистникам носы утирать, и пошли прямиком на празднество.
Солнце взошло буквально два часа назад, но когда Куперт опомнился, что ему пора бы в нужник после девятой-то бутылки мёда, ветви деревьев залились красным от света уходящего солнца. Так никто и не заметил, как солнце вновь взошло.
Голг, забыв о сырой земле, на которой он лежал, проснулся от того, что кто-то брызнул ему в лицо порядочно воды. Раскрыв глаза шире, охотник увидел мальчика лет десяти с заплаканными отчаявшимися глазами.
- Дядя, дядя, - вопил мальчик сквозь слёзы, - Прошу помогите!
Голова Голга болела, он лишь частично помнил вчерашний день и почти понимал, где находится. Утро было всё такое же туманное, но костёр дотлевал, стало быть - прошёл день. Рядом на земле и скамьях лежали весёлые со вчера люди, которым крик о помощи, видно, не давал услышать очень крепкий сон. Охотник вытер лицо, постарался прийти в себя, но в итоге осилил лишь одну фразу:
- Что случилось?
- Моего... Друга... Его схватили разбойники, - задыхаясь от слёз пролепетал мальчик. - Мы в прятки играли, он искал. Долго. Мне ждать надоело, я вышел. А потом увидел, как его тащат куда два дяди... Одежды у них были страшные такие. Такие чёрные...
- Ну тише-тише ты... Вернём мы твоего друга. Не беспокойся. Мы - охотники. Мы совладаем.
- Правда? А мама говорит: охотники - это воры и крат... котр...
- Контрабандисты?
- Да! Так мама говорит.
- Ну... Мама учит тебя почти правильно. Только вот, мы не воруем. Видишь вон то ведро у скамейки? - охотник полулёжа кивнул куда-то в сторону. - Сходи до него и сперва наперво умойся.
Мальчик кивнул и послушно отошёл к ведру, которые всегда оставляли у костров, чтобы вовремя затушить костёр.
- А я покамест встать сдюжу.., - продолжил говорить охотник уже про себя. - К слову о "нас"... Хэй! Мальчик, - окликнул Голг моющегося паренька, - как лицо домоешь, поднеси ведро сюда, добро?
И малец и впрямь поднёс почти целое ведро воды почти сразу, как Голг смог подняться.
- Большое спасибо. Ты пакамест припомни, где с другом играли, а я своего друга поищу. К слову, не видел тут мужика моего возраста, чтобы с волосами там короткими да русыми?.. Нет?
Но собеседник не пожелал отвечать словами. Просто медленно повернул голову сперва влево, а потом и вправо, и всё - не отводя взгляда от измученного сном дяди. А дядя-то уже принялся с ведром в руках обходить костёр, да далеко идти не пришлось. Бессознательное тело Куперта валялось на скамейке, прямо на той, под которой ведро теснилось.
- Фить, малой! Глянь, что сейчас будет, - подозвал Голг мальчика, словно провожая на новый праздник. - Дружище! - закричал Голг, не боясь никого разбудить. - Айда, что расскажу тебе сейчас! Вставай.
- Пошёл к чёрту со своими рассказами. Я тут сплю! - промямлил в ответ второй охотник, отвернувшись лицом к стене дома, около которого стояла скамья.
- Я сказал: проснись, - Голг не без заметных усилий поднял с земли ведро, - и пой! - и ведро тотчас вылилось на полуспящее тело.
- Да чтоб тебя кабан на дерево запнул, окаянный! - мигом вскочил со скамьи Куперт, вытирая лицо и срывая с себя рубаху. - Поцелуй пса под хвост, идиот!
- Зато, ты сразу бодренький, - насмешливо улыбнулся Голг.
А мальчишка, стоявший рядом, засмеялся так, что, казалось, уже и забыл о своих слезах.
- Ты, нить, серьёзно?!
- Так. Куп. Давай, не при детях, ладно?
- Да ну, дети... Они всё понимают. Что тут вообще творится, чёрт тебя дери?
- Да тише ты. Спокойно. Давай: вдох, выдох, - как в детстве. У парня тут беда серьёзная... Друга куда-то утащили.
- Мишку что ль соломенного?.. - Куперт и впрямь старался успокоиться.
- Да ну тебя... Реального ребёнка тут похитили. Сейчас нам малец всё покажет.
- А как мальца звать-то? - глаза Куперта побежали куда-то за спину Голга.
- Э... А как тебя.., - Голг обернулся на мальчика, но там его уже не было. Охотник обернулся обратно на своего друга, а тот кивнул, смотря всё так же куда-то вдаль.
Так охотники и шли за сорванцом, который будто и не думал останавливаться. В один момент Куперт заметил под ногами вполне чёткие следы. Две пары босых ног, и пара линий.
- А не брешит малый.., - проворчал Куперт.
Следы были свежие и вели далеко от деревни - прямиком в пещеру, где ранее, видимо, обитал медведь. Мальчишка уже успел куда-то убежать. Охотники подумали, мол, забоялся и сбежал обратно в деревню. Только вот, какой дорогой? Но мысли оборвал тихий гул, сочившийся из пещеры вместе с тусклым жёлтым светом, который облизывал влажные стены пещеры. Вокруг смердело мхом и, похоже, чьим-то нужником. А гул всё разбивался о стены, оглушая своей тишиной. Поначалу было неясно, толи это чьи-то голоса, толи ветер, гуляющий по пещере, чтобы на выходе растворится в глуши леса.
Но по мере продвижения в глубь пещеры, звук стал чётче, стал всё больше напоминать человеческие слова. И далеко не молодой голос, но удивительно грубый и требовательный.
- Кто это? - стучали звуки, притаптывая хрипотой.
- Я н... Я не знаю.
- Так. Давайте ещё раз, - холод и спокойствие отдались в голосе, и две тени, что стояли рядом по два раза ударили мальчика в рёбра. - Ну а теперь ты вспомнил? - голос ни капли не утерял спокойствия.
- Голг, чёрт возьми! Они ребёнка избивают! - прошептал Куперт, из-за угла наблюдая за действом.
- Думаю я... Думаю.
- Я сейчас сам пойду по их души!
- У этих наверняка хоть клинки есть, а мы нагие. Дай ты, подумаю, что делать.
Куперт, стиснув зубы, наблюдал дальше. Боязнь была такая, что мурашки наверняка разносились по всей пещере. С каждым новым сторонним звуком тело готово было рвануть вперёд - и будь, что будет.
- Я н-не понимаю, о ч-чём вы.., - пленник хватал воздух настолько жадно, что не успевал заглотнуть и капли. Голос его так сводило, будто он скоро задохнётся.
- Ещё раз повторить? Ну, добро. Стрипин. Полосатая скотина. Кто его пристрелил? Ты должен был видеть, кто притащил тушу. Так будь добр - скажи.
- Голг! Он о нас глаголит. Ну всё. Я иду.
- Стой! - вмиг окликнул охотник друга, вскинув руками повыше. - Есть у меня мысль!
- Я... Я не знаю. Честно, не зн.., - малыш едва успел отдышаться, как в его грудь вновь вонзилось два кулака.
- Эй! - послышался задорный громкий голос из прохода. - Пустите парня, гады! Не то, узнаете гнев народный! - Куперт, оскалив зубы, грозил кулаком.
- А вы кто будете? - стало видно, что тот, кто говорил был толи в черном саване, толи в тёмной ризе.
Охотники умело скрывали свою дрожь, но Голос словно её чуял и смотрел свысока. Минуту назад казалось, что план был неплох, но теперь стало ясно, что это безнадёжно. Нужно было дальше сидеть, али вовсе в пещеру нос не совать, да поздно было.
- Мы - гои местные, - встрял Голг перед своим другом, который уже хотел выкрикнуть ещё пару добрых. - Отдайте парня.
- Маловато вас будет, - ответил Голос чуть ли не улыбаясь, - Уж наша троица вам урок преподаст! - внезапно закричал похититель, будто уже и не он говорил. - Да так преподаст, что мальчишка до конца жизни ваших кишок на полу не забудет!
- Коль мы через минуту другую не выйдем, досюда грянет толпа таких же, аки мы, токма больше и злее. Мы двое ноне добром просим: отдайте парня.
- Ну.., прозвучало вновь тихо, - Коль сдался так вам, деревенщинам, этот мальчик - забирайте...
Охотники было так и подумали, что им верят. Да к мальчику подойти всё не решались, точно чего-то выжидали. Две тени, которые были мальчика до того усердно, что и впрямь могли сломать грудь, стояли смирно, не двигаясь и будто не дыша. Третья же тень попусту отвернулась, начав говорить что-то себе под нос.
- Да забирайте вы уже чертового мальчишку! Берите и выметайтесь, пока эти двое вас не зарезали! - Куперт словно по приказу подбежал к камню, у которого сидел пленный. - Или того хуже - пока я сам вас не порезал и не скормил ваши трупы свиньям! Выметайтесь с чёртовым мальчишкой, всё равно от того проку мало! Выметайтесь!
Камень из рук Голоса полетел в стену, но так никого и не настиг: охотники уже успели выбраться из пещеры, неся на руках мальчишку, который успел потерять сознание.
Солнце озарило уже весь лес. Птицы завели звонкую утреннюю песнь, но их никто и не хотел услышать. Куперт, нёсший мальчика всё думал, что сказать, но Голг его опередил:
- Выходит, это он из-за нас теперь из дому не выйдет.
- Мы не виноваты, Голг. Кому ж было знать, что этот олень так важен каким-то психам?
- Это ты себя так успокаиваешь? - охотник оглянулся в сторону пещеры, надеясь не увидеть там те три тени. - Не того оленя мы подстрелили.
- Полно тебе! Все ошибаются. Даже так сильно... Парень вылечится. Уверен, не так сильно его и били. Кто ж станет в полную удаль быть ребёнка?
- Ты видел того психа? Он станет! Он же сам с собой говорил, аки отвернулся. Да у него словно два ума в голове засело! Один - кричит, второй - мило беседует. - Голг старался больше не оглядываться, надеясь, что это убережёт. Так и молчали двое, двигаясь до деревни, - Давай, я отсель мальчишку понесу?
Было решено, что Куперт найдёт родителей мальчика, в то время как Голг заберёт из дуба вещи и отнесёт их в корчму, которая вот-вот должна была открыться после ночных гуляний.
Ворота деревни находились дальше, чем помнил Куперт. А отсель до тех скал, где ютилась пещера, было совсем близко - так казалось охотнику. Но тот ошибся, а ошибку свою скинул на то, что было ужасно боязно. Полчаса назад ноги тряслись, как оленёнок, учащийся ходить, ноне колотилось только сердце.
Мальчик не был таким уж тяжёлым, чтобы начало сводить плечи, но Куп решил всё же слегка передохнуть, посадив свой груз на скамью у ворот.
Страшным чудищем ветер лез под рубаху, заставляя дрожать. А голова была так тяжела, что её хоть отрубай да вешай якорем на ладью. Оба охотника знали, что в такие минуты помогают разговоры, но трепать языком было не с кем, да и не шибко того хотелось. Пуще наоборот - лечь в кровать, уснуть, да забыть, аки страшный сон. Да где уж он, сон-то?
Куперт пытался вспомнить своего отца. Как тот мог изо дня в день поднимать руку на сына с женой и не терзать себя опосля? Али тот совесть топил во хмелю... Куп уже и не помнил того, что было больше половины жизни назад. Это заставляло смириться и искать выход самому. Правда, сложно найти выход, когда не знаешь, откуда. Нужно было скорее отвести ребёнка домой.
Найти дом. Найти родителей.
И ребёнок словно прочитал мысли охотника. Измученно разлепив глаза, мальчик испугался солнечного света, будто тот - нож, смотрящий прямо в лицо. Но и солнце же дало чувство безопасности. Ребёнок почувствовал, что он на свободе, но рядом по-прежнему незнакомый дядя, только вид его не грозен, а измучен.
- К-кто вы, дядя?., - прохрипел мальчик, боясь, что его услышат.
- О! Проснулся, малый. Я - Куперт. Охотник.
Поняв, что зла ему уже не желают, проснувшийся осмелился покашлять, отхаркивая сопли, которые забили ему горло. Твёрдая охотничья рука тотчас упала на плечо, не давая свалиться, и горло прорвалось от хрипоты впервые за день:
- А мама говорит, что охотники - это воры.
- Пора бы уже платить мне за то, что я слышу такое, - усмехнулся Куп. - Ты как? Идти можешь?
- Думаю, да. Я попробую, - с задорной удалью махнул рукой мальчик... и потянул её. - Ай! Вы только помогите...
- Ты, главное, дорогу до дома найди. Не крали ж тебя из Форестконта, верно?
- А где этот Форестконт?
- Не очень далеко, к слову. Ну, веди, малой, - охотник присел, чтобы суметь подать плечо в качестве опоры. Парень отчего-то хромал на одну ногу, но двигался уверенно. Видно, ему было не впервой. - А звать-то тебя как?.. Двадцать саженей тебя волоку, а имени так и не прознал.
- Родители кличут Сайрудом. Друзья звали Сари, кто-то вовсе обозвал сардиной, но там тятя заступился.
- Сайруд... Это как тот богатырь?
- Он - пра-пра мой.
Сайруда Мертвенца знал весь Бордеррил. Многие считали его человеком, который в одиночку остановил Клятый Гон, изгнав отсель бога войны Копира. Были и те, кто ещё в детстве перестал верить сказкам.
- Вот так случай! Интересно тебе, стало быть, живётся, с таким-то семейным древом.
- Не шути так... Мне нехорошо от такого.
- А что не так?
- Нет у меня ничего интересного. Только отец на этот дом медяков схоронил, так и не стало у меня друзей. Здешние все говорят, что мы прокляты.
- Так ты, стало быть, без друзей?..
Мальчик не ответил. Они как раз подходили к нужному дому. Где-то на месте костра была толпа людей, которые осматривали что-то и кричали. Куперту дела и не было: вышли родители Сайруда.
- О Боги.., - заплаканная женщина схватила мальчишку и заволокла его в дом. Остался лишь мужчина.
- Я... Вы же охотник, верно?.. Видел вас вчера. Спасибо вам. Мы сегодня весь лес с собаками прошли - так ничего и ни было. Как вам удалось?..
- Его друг указал...
- Друг? У Сари ещё нет друзей... Тем не менее, большое вам спасибо. Не ждали, что охотник способен на такое. Вы, может, хоть денег возьмите на выпивку там?..
- Вашего спасибо хватит. Денег я себе и сам наворую.
За спиной мужчины вновь распахнулась дверь. Из проёма выглядывала всё та же женщина, а из-за её спины - сам мальчик. Мать выглядела так, будто тотчас готова зарыдать от счастья, но голос её был до того недовольный и ворчливый...
- Всё! К зиме едем обратно в Эзоби, ясно? Говорила я, не наш это дом! Не любит он нас.
- Пап! - осмелился встрять в разговор мальчик. - Мы же утром окуня поймали! Дадим дяде! Дядя хороший. Он мне теперь друг.
- Конечно, дадим, Сари. Щуку, не окуня. В благодарность вам - хоть всего ремесла не жалко.
- Оставьте лучше в таверне Дорине. Там от неё хоть прок будет. Я пойду. А ты, - голубизна глаз Купа ударила в глаза мальчика, - гуляй впредь аккуратнее. Тебе ещё в кмети идти. Прощайте.
- Будет, сделано! - неумело расставил руки малыш. - До встречи, охотник!
Смешанные чувства остались у охотника от этого семейства. очень уж странная у Сайруда мать. Пусть мальчик и сказал "до встречи", встречаться с этими людьми Куперту больше не хотелось. Вроде, и не сделали ничего, а всё равно веяло от них недоверчивостью и хитростью.
Ещё большее внимание охотника привлёк давно убранный костёр, когда оттуда ушли люди. Прямо в центре деревушки, где ещё утром лежал охотник, были прибиты по-отдельности голова и шкура Стрипина.
Голг едва не забыл, где был тот поваленный дуб, который хранил все вещи. И почему нельзя было открыть ночлежку хотя бы для этого? Да до этого было уже поздно. Нужно было вещи забрать, да делать ноги уже к утру куда подальше. Интересно, как там Куп с мальчиком?.. Да и как парень после будет? Куп, верно, прав. Никто про важность того оленя не знавал, колокольчика не висело. Да и кому он важен-то? Неужто эти трое в саванах решают судьбу столицы?
Думалось и о том, что не просто так в этих краях оленей чтят, как мать родную. Видать, знали древние что-то, чего ноне не веданно. Отец часто рассказывал Голгу про охотников. Говорил, что неблагодарное это дело, пусть и прибыльное. Не любит люди тех, кто хитрит со святыней, вот и гонят, стоит только оступиться. Вспомнилась тут же отцовская былица о том, как один охотник убил было кабана близ Эзоби, а привёз опосля аж в Сигарду, где кабана за брата чтут. Местные тотчас заявили, мол: брешит охотник. Тут убил, заодно и решил поживиться. А охотник и грамоту от эзобийского князя давал с разрешением на охоту да с приписанной тушей вепря.
Тем вепрем охотника вечером и закусили...
Не верилось в такие былицы. Ноне охотники были частыми гостями, им и без грамот верили, пусть и иной раз сторонились. А им-то чего? Не хотят - не перекупают. Делов-то. Коль даже все гонят, завсегда найдётся тот, кого хлебом не корми - дай из кабаньей шкуры добротные сапоги дворянину пошить.
Так и жили работники лука и стрелы.
Надежда была лишь на то, как бы эта оленья шкура чем похуже не окупилась. Ребёнка украли - стало быть, боги на деревню недовольны, посылают своих слуг. Главное, чтобы никто не прознал.
В детстве Голг жил здесь и проводил в этом лесу много свободного времени, но до того всё изменилось, что сейчас дорога была как в метель ночью. И без флажков туго становилось. Все деревья друг другу близнецы. И как Куперт их только различает? Но свалившееся дерево само дало себя найти, когда Голг споткнулся о его ветку, оглядываясь по сторонам.
Луки вместе с прочим лежали всё так же, но только повесив налучья на спину охотник заметил, что солнце уже спешило присесть на горы где-то вдалеке, чтобы после и вовсе окунуться в подземное царство и покинуть Ламберг до следующего утра.
Нужно было спешить.
Те, кто возвращаются после заката наровят привести в дом лихо полуночное, али вовсе домового прогнать. Тогда-то и очаг распадётся и хозяева рискуют дом потерять. Хотя, говорят, что за ночлежками домовые и без того не следят. На то есть корчмарь.
Но большей угрозой были разбойники. Их охотник хотя бы видел. Знает, на что те способны, тем паче - аккурат этой столицы. Злобные они, будто стая бешеных псов, которых хозяева бросили помирать в лесу.
Вечно у Голга в голове всякая ересь была - ничего дельного. От большого ума, видно. Но мысли прояснились на подходе к деревне. Люд уже почти не ходил, но нутро-то чуяло, местные чем-то обеспокоены. Корчма должна быть забита: там давеча все мужики хвастаются добычей и второй раз празднуют охоту, осушая запасы эля и мёда в корчме.
Куперт сидел уже с третьей подряд кружкой в руке, слушал, о чём толкуют заблудыги и завсегдатаи вокруг: то были всё старые байки, которые стали ещё красочней и невероятней, чем были в прошлый раз. Смешно даже. Ту прибитую голову оленя, кажется, только бабы по домам обсуждают, но не тут-то было:
- Хэй! Охотничек! - послышался с соседнего стола грубый и пугающий своим пьяным весельем голос.
Куперт сделал вид, что не услышал.
- Ну, раз не хочешь, сам подойду, - и через пару секунд у стола появилась тень амбала. Лысина на его голове сияла, как полярная звезда в холодную ночь. - Ну, чего ты тут притаился, охотничек? - сперва громила ласково шутил. - Думаешь, никто не видел, как ты с твоим дружком вчера ту тушу приволокли?
- Тебя, верно, память подводит, старичок, - охотник усталой насмешкой не подавал виду и дальше хлебал своё пойло.
- Память меня подводит? Да вы нас прокляли! - тяжкой скалой ударила о стол увесистая рука, расколов под собой деревянную тарелку.
Все от испуга притихли.
- Да! - развёл руками в обе стороны амбал. - Чего вы так пялитесь? Али на улицу не выходили? Грёбанные охотнички нас прокляли, убив священного Стрипина!
- А кто его священным нарёк? - послышался чей-то писклявый голос из дальнего угла. Общий гул поддержал смельчака.
- Боги! Боги его священным нарекли, неучи! А ты, - палец размером с кулак Куперта указал на охотника, - ты со своим дрянным дружком его пристрелили и прокляли всю нашу деревню!
- Так! - послышался требовательный голос корчмарки Дорины. - Без скандалов мне тут!
- Ну-ка, как ты назвал моего дружка? - Куперт, голова которого раскалывалась от шума и выпитого хмеля, словно не услышал требования. Он бесстрашно поднялся с места и уставился прямо в глаза грозному гою, что был на голову выше.
- Дрянь! И ты и дружок твой! Дрянь и гнида! Что же ты, бить своей дряхлой ручонкой меня будешь?
- Знаешь... А чтобы тетиву натянуть нужно.., - Куперт был уже не в настроении договаривать. Кулак тотчас врезался в челюсть амбала, заставив один из зубов пошатнуться.
Но как через сито вода. Пьяница даже и не почувствовал, но набрался ещё больше злости, чтобы обрушить свою богатырскую - без преувеличения - силу прямо на охотника. Промахнулся. Над чем какой-то пьяница даже успел посмеяться. Но вторая рука успела ухватить охотника за горло, чтобы поднять в воздух и с нездоровым удовольствием душить. Куп в ответ собрал оставшуюся силу в кулак, да так и не выпустил, боясь, что горло раздавят.
Все видевшие уже успели смириться с тем, что охотник сейчас свалится наземь без сознания... а то и без жизни.
Но тут раздался глухой удар ребра сковородки о лысую голову - то подоспел Голг. Громила упал на близкий стол вместе с Купертом. Вот только второму ещё хватало прыти глотать спёртый воздух, уставившись руками и лицом в пол, ударяя себя по груди.
- Сюда бы знахаря! Этому бугаю, кажись, кто-то черепушку проломил.., - виновато развёл руками Голг, словно хвастаясь своим ударом. - Жить будет, я надеюсь. Но знахаря! - Голг наклонился к своему другу, дабы помочь встать.
Тут же к разлёгшемуся в собственной слюне Куперту подбежала корчмарка Дорина. Она явно была не так строга, как минуту до этого. Словно сестра, которая брата наперво ругала, а опосля сжалилась: заиграли родственные чувства. Охотника решили отнести на второй этаж - в ночлежную комнату. "А с тем буяном внизу пущай его друзья разбираются," - решила Дори, возясь с избитым охотником, точно с дитятком малым. И Голг тотчас припомнил, как сам Куперт о молодой корчмарке отзывался. Стало быть, за девкой-красавкой ухаживает, а от побратима утаил. Ай да сукин сын!
Вот, и пьянь вся расходиться начала. Праздник-праздником, а спать каждому нужно. Пара-тройка, конечно, так за столами и уснули, но их будить никто не стал: этим утром за ночлег предъявят. Правым делом было - помочь всё прибрать, да допить за теми, кто не допил.
Одну кружку как раз и зажала рука храпящего пьяньчуги. Только попробовал Голг её забрать, как раздалось ворчливое:
- Да куда ты её?! Я ж пью: не видишь что ли?
- Так, ты же спишь, - усмешливо возразил Голг, собираясь присесть рядом на весёлую беседу.
- Так, я это... Рукой пью! Во.
- Рукой? Ну что ж, то твоё дело, - пьянчуга и не заметил, как Голг с лисьей ухмылкой перетащил кружку на себя и принялся из неё сёрбать. - Ты мне вот что расскажи, чего ради сыр-бор-то был?
- Какой?., - синеносый мужик ухватился за голову и бегал глазами по столу, боясь, что-то забыл. Но вмиг его осенило, - А... Охотник-то с этим смутьяном Бьёрном?
"Бьёрн, значит. Теперь хоть ясно, как громилу звали," - подумал Голг, наблюдая за завсегдатаем всё тем же изумлённым взглядом. Мужик продолжил:
- Да... У нас давеча у костра оленя повесил кто-то. Полосатого. Бабы как увидели... Ой, что началось... Вся округа о проклятии вопила. Святой олень тот был, говорят. А мы его сгубили - вот и прокляты теперь.
- А кто его святым нарёк? - оборвал рассказ Голг.
- А чёрт его знает. Сами, поди, выдумали. Бьёрн весь вечер только и кичился, что прибьёт охотника, кой шкуру к нам принёс. Ишь, срам какой подняли из-за баб дурных! Вот, всё эти бабы! Токма Дори - драгоценность наша. Вон, кстати, и она.., - мужик привстал и поднял руку, глядя на Дорину, которая спускалась с лестницы, - Дори! Золотце! Налей мне ещё пива, а?
- Прости, Варек, я уже не обслуживаю, - досадно развела руками Дорина. - Голг, - и охотник тут же обернулся к корчмарке, смакуя содержимое кружки, пока это было возможно, - там Куперт проснулся. Просит тебя.
- Уже иду! - подскочил Голг и заскрипел ступенями, что вели на второй этаж.
- Ишь как! Мальчугана обхаживаешь, а старику не нальешь и кружки воды? Стыд, Дори. Стыд тебе и срам.
- Так, ты же пива просил, пьянчуга.
- А я что сказал? - и мужик засмеялся во всю охрипшую от густой слюны глотку.
Ступени и впрямь были очень скрипучими, но Голг почему-то вспомнил это только когда заходил в комнату к Куперту. Там царила тишина и почти не горело свечей. Пахло смесью чего-то зловонного и приятного. Принюхавшись получше, охотник понял, что другу натирали грудь барсучьим жиром: так дышится лучше. Вторым запахом оказалась мята, которая, видно, должна была перебить запах барсука. Не вышло.
Свет от свечи отражался от оголённого по пояс тела, лежавшего на простыне, которая лежала на соломе.
- Голг? - раздался словно сдавленный камнями голос. - Не стой в проёме. Заходи.
- Ты... Ты как, Куп?
- Я... Я не знаю, как тебе сказать, Голг. Кажись, недолго мне осталось, - Куперт истошно покашлял.
- Вот чёрт. Нет. Нет же! - Голг подбежал к кровати и упал на колени. - Как так, а? Ну не может, не может...
Всё это время Куперт лежал и смотрел в потолок, но в какой-то момент велик был соблазн покоситься на друга: так громко и жалобно тот вопил.
- Ну не может мой побратим настолько плохо шутить! - наконец Голг упал лицом на край кровати. - Нет, ну правда, - он мигом вскинул голову, как бы вернув прежнее спокойствие и встал. - Ты серьёзно такой идиот, да? Тебя всего лишь придушить пытались. Нам-то с тобой не привыкать, а?
- Да пошёл ты, - голос второго охотника тотчас прорезался, но звучал скорее не как угроза, а как озорство. - Дори там не сильно волнуется? А то, при мне она такая рассеянная была.
- Виду не подаёт.
- И то хорошо.
- Ну, давай, рассказывай, как это всё с тобой приключилось-то?
- Когда дом мальчика нашли, увидел у костра оленя нашего. Висел там на диво народу.
- А народ и запугался проклятия. То я знаю. Ты лучше расскажи, как с амбалом подрался. Имя-то хоть его узнал? Мне, вот, поведали...
В этот момент в дверь постучали. Дорина не постеснялась просунуть полголовы до аккуратного носа в дверной проём и подглянуть за охотниками, делая вид, что её не замечают. Давненько она так не дурачилась, хоть и очень любила. Всех здешних девушка знала вечнопьяными варварами, а с Купертом и Голгом играла ещё в детстве и была рада прибытию старых друзей спустя столько времени.
- Да, вы болтайте-болтайте. Я просто постою, послушаю.
Охотники переглянули между собой, дабы дать друг другу понять, что общих тайн от Дорины у них нет. Тем не менее Куперт выдавил:
- Нет, - фраза была столь же грубой, сколь и голос, который её произёс. - Лучше, сядь. История долгая.
Дори сидела на кровати совсем как мальчишка, скрестив ноги в крендель. В широких шароварах и рубахе. Пусть все вокруг и были против того, что девка да не в платье нарядна, корчмарка всем говорила, что так ей проще разносить напитки, ибо она порвала уже три платья. Но Куперт, рассказывая историю, то и дело смотрел то в её голубые глаза, то на золотистые волнистые волосы, изредко переводя взгляд на друга причия ради. Голг это заметил. Дорина тоже.
Так эти трое и проболтали до глубокой ночи, словно такие посиделки были у них каждый вечер. Вернее, как в старое время, когда такие посиделки были у них каждый вечер.
Вскоре Голг ушёл в свою комнату. Дорина сказала, что им с Купертом нужно довершить один старый разговор.
Голг, забыв о сырой земле, на которой он лежал, проснулся от того, что кто-то брызнул ему в лицо порядочно воды. Раскрыв глаза шире, охотник увидел мальчика лет десяти с заплаканными отчаявшимися глазами.
- Дядя, дядя, - толкал спящего мальчик, - Прошу помогите!
Охотник тотчас почуял что-то неладное. Слово такое с ним уже происходило. Но он не помнил. "Где я?" - озадачился охотник, осматриваясь по сторонам.
Вокруг было темно. Будто это чёрный-чёрный пух расстелился по всей округе, не давая проглянуть. Будто это дым, когда жгут что-то сырое. Но больше не было ничего. Охотник, мгла и мальчик. Мальчик? Чего он хочет?
Ребёнок явно не плакал, он просто с ужасной тоской смотрел на охоника своим до одури взрослым взглядом, как бы желея и упрекая.
- Мне жаль, - вновь заговорил мальчик.
- Чего тебе жаль? - привстал на локти охотник.
- Не чего - кого, - утвердил ребёнок, точно зная, о чём говорит. - Вы, гои, право подстрелили дурного оленя, - в сию же минуту голос мальчика окреп, как и сам мальчик стал быстро расти в статного пожилого мужчину с крепкой, как конопляный канат, бородой и доспехом, через который молодая девка могла бы красоваться собой. - Вам в пору бежать, охотники.
- Кто ты чёрт возьми такой? - Голг тянул фразу, точно она была ложкой мёда, которая не хочет отлипать.
- Я ждал иного вопроса. Но имя мне Сайруд. Сайруд Мертвеннец.
Голг тут же осознал, с кем имеет честь разговаривать и встал на одно колено перед своим героем, хотя не помнил даже того, как встал.
Сквозь сложенные домиком брови призрака пробивались пепельно-серые глаза явно узревшие моря крови. Это словно отпечаталось на взгладе, как копыто на мокрой дороге.
- Так вы...
- Довольно почестей! Разогни колени, охотник. Я не намерен паче терять время. Коль жить ты хочешь, слушай!
- Слуш...
- Беду вы нарекли на себя, убив Стрипина. По ваши души ноне самим богам в угоду травля. И настигнет шельнэро шельдне, и будет шельднеро опорочен ветрами своих морей.
- Что за шельднэро? Какая травля? Совсем немного же выпил, ну..,
- Молчи, дитё! - перебил богатырь. Казалось, убить он может и своим голосом. - Я был шельднэро до вас. И войной обернулась моя травля, остановил их я сам. Так и ноне. Ваша травля - вам и справляться.
- Клятый гон.., - прошептал охотник так, чтобы и самому не услыхать. Вспомнилось сразу всё, что говорил отец про ту войну три сотни лет назад. Но охотник мигом опомнился, поняв, что нужно задать вопрос. - А не подскажешь..? - почести к старику было всё меньше.
- Обряд. Трёхсотлетие завершилось скорее, чем положено обычаем. Шельдне пятеро. Ноне вам положено добить оставшихся. Ибо коль волки с горящими кровью глазами искусят ваших сердец, воссвободится Копир и грянет вечная война.
- Что ещё за вол..?
Казалось, ничто уже не даст охотнику договорить хоть одну фразу. Тотчас сквозь деревья, которых только что не было, просочилась стая волков. На месте их тел красовались сгоревшее давно и тлеющее до сих пор пепелище; шерсть была ни чем иным как сплошными надрывами, которые стаей голодных крыс стремились забрать себе каждый участок этого огромного туловища. А глаза... Вот уж чего не ждали - слова из байки оказались правдивыми. Глаза их горели кровавым пламенем, хоть глазницы и были полые.
- Беги, шельдне! - Сайруд вытянул с пояса булаву. - Грянул клятый гон! Ноне и на охотников ведут охоту.
Голг побежал, едва глаза успевали различать дорогу. Была ли дорога? Лишь сейчас Голг опомнился: он спал. Это не может быть что-то иное, кроме сна. Но заливающиеся усталостью ноги чувствовались, как наяву.
Бежать без остановки. Видишь дорогу - беги, не мешкай. Всех волков бы Сайруд не отбил, да и не по его они душу. Но воя не было. Ничего не было - даже звука шагов. Крикни и, кажется, голоса не услышишь. Но вдруг перед глазами возник обрыв, будто его тут и ждали. За спиной тут же раздался лай и вой. Другого выхода не было.
Проснувшись в холодном поту, первым, что услахал охотник были неизменные лай и вой. Нужно было одеваться. Но Голг вдруг решил присесть. Не бредни ли это? Не до того уж сон страшный, что аж верится? Всякое бывает.
Но тут из-за стены раздался леденящий кровь тонкоголосый крик, едва ли не женский. И спустя полминуты дверь вышиб Куперт.
- Так сон, - пролепетал под нос Голг, но его услышали.
- Люто истинный. Собран уже? Давай, на выход! - прокричал друг, не боясь уже кого-либо разбудить. Рука его была в тряпье, скозь которое просачивалась каплями кровь.
- А рука твоя..?
- Люто, я сказал! Люто! Тетиву натяни да щиток на дурной случай.
Оставив незримую погоню где-то в стороне деревни, охотники уже не так спешили. Вернее сказать, сил не было спешить. Изрядно отдышавшись, Голг изверг ужасно громкий и пугающий смех.
- Ты чего? - отозвался Куп.
- Да.., - продавливались слова сквозь хохот, - я токма ноне понял, что то Дори у тебя кричала, - от смеха начался кашель и выступили слёзы. - Я ж всё думал: это ты так визжишь.
- Я бы на твоём месте на себя первым делом думал.
- Да иди ты. Ох... Как смех-то утомляет.
- Ты хоть когда-нибудь думаешь о деле, а не о какой-то чуши?
- И о каком же то деле мне думы думать?
- Ну здравствуй, лихая лошадка! Я давно уж знаю, как мы ближайший год проведём, а ты...
- Делись. Моё дело - смеяться и нести уши.
- От большого ума пуще проку не жди. В Форестконт движем. К утру дойдём, коль посешим. Дале - Лейкборн! Руку мою поправим, а после уж что-то с этими... Как их там?
- Шельдне.
- С шельдне порешаем.
- К слову о них... Я, кажется, знаю, где остальных искать.
- Ну-ка?
- Думаешь, в княжестве Рождённом Озером, за просто так оленей чтят? Я вот что подприкинул. Владений-то княжеских в Ламберге тоже пять. Да в каждом за своего зверя вне времени охоты горой стоят. Спроста ль?
- Думаешь, обычаи задуманы шельдне сохранить?
- Да чего тут думать? Я знаю. Выходит, весь Ламберг обойти придётся. Да с чего бы нам верить старику, что по наши души во сне пришёл?
- Может, с того, что нам на пятки волки из пепла наступают?
Рты закрылись в немом диалоге с самими собой. Было страшно, но всё же смиренно. Иной тропинки не виднелось, нужно было по этой топать. Вспомнилось Куперту утро. Утром он себя так же чувствовал, да ноне будто не водой обдали, а мешком с камнями. Хотя если б волки не прогнали, прогнали бы местные рано или поздно. Тропинка вела к путешествию, но охотники будто с неё никогда и не сходили. В этих краях охотникам по иной тропе путь заказан. Жалелось только о том, что Дорина в который раз одна одинёшенька осталась. Благо хоть Куперт успел попрощаться. Тут и вспомнилось, с чего только-только диалог начали, из-за чего молчание и продлилось недолго.
- А, Голг? Ты же как всегда и мора убояться не дашь.
- Кто-то сказал, что мор завсегда улыбается нам в лицо, наше дело - улыбнуться в ответ.
- Нехило... Вот только "улыбаются нам в лицо" не абы кто, а сами боги! По крайней мере, один бог...
- А как вернёмся, нужно будет шкурку-то нашу забрать, а? Сдобу по договору поделим? Мне - шестина, тебе - четверть?
- Да чёрт тебя дери...