Птица смерти
Горячий пар впитался в кожу, и она раскраснелась, став шершавой и грубой. Мозолистые пальцы неловко прошлись по голубой воде, создав плавную рябь. Позади послышался треск - в камине вспыхнула искра.
Минуло несколько месяцев. Канте, отчаявшаяся и озлобленная, побелела, шрам на левой стороне лица приобрёл форму полумесяца и покрылся коркой. Кольцо с каждым днём нагревалось, словно впитывая в себя силы ведьмы, поглощая их. Последние дни она чувствовала себя скованной магическими проволочками, впившимися в тело. Она не собиралась быть добровольной затворницей, но, по сути, была ей.
«Ветер» не позволял дышать. Он забирал силы и давал иные, совсем чуждые. Оковы. Это были тюремные оковы.
От тяжёлого ночного ветра заколыхались шторы. Приятная тусклая луна осветила спальню. Канте прикрыла глаз, нырнула под воду и с лёгким плеском вынырнула обратно, натягивая на плечи муслиновый пеньюар. Голова разрывалась от чужеродного шёпота уже неделю, её не переставали преследовать тени, пока в животе, обхватывая сердце, возрастала тёмная магия.
Женщина направилась в сторону кровати, спрятанной за балдахином, но вдруг всё резко потемнело, голоса замолкли, и наступила тишина. Был слышен лишь шорох трепыхающихся штор. Задрожали руки, у неё спёрло дыхание; оборачиваясь, Канте вспотела от глумливого страха. Огненные языки в камине распустились, словно цветы. По молочным плитам начали струиться ручейки дождевой воды, напоминающие вены.
Густой влажный туман, окутавший лес и горы, клубился в воздухе, от него исходил пар, щекочущий лоб своим языком. От гор шло взбудораженное давление, они притягивали, что-то липкое и обволакивающее скользнуло по плечам и вдавило Канте в перила балкона. Кольцо обожгло палец и блеснуло предостерегающим синим светом.
Из-за снежного пика вынырнула гигантская чёрная рука и с грохотом приземлилась на пустой склон. Раздался жуткий вопль.
Эмар рассказывал истории о том, как пробуждались великаны. Воочию это было ужасное и тревожное зрелище.
В лицо подул сильный ветер и принёс с собой ещё один громогласный рёв. Ночное небо сотряслось от страха. Раздражённая и покрасневшая вокруг кольца кожа вспухла и зачесалась, сначала покрылась мелкими пупырышками, а после на ней вздулись большие пузыристые волдыри. «Ветер» пробуждал бога.
Или он пробуждал её личное безумие?
Две широкие жилистые руки с кровяными подтёками упёрлись в землю, из-за горы показалась лысая голова, на которой росло три широколиственных дерева.
Жуткое исполосованное лицо вынырнуло, белые подслеповатые глаза впились в силуэт Канте, стоявшей у балкона.
Один на один.
Существо забулькало, широкий и длинный рот приоткрылся, а из него вылетела чёрная птица. Она вспорхнула, расправила крылья и нацелилась в сторону башни. Ведьма отступила назад, теряясь в пространстве, от страха наступая на задний подол пеньюара и ударяясь спиной о мокрые плиты. Из разбитой кожи на лопатке сочилась бурая кровь, пока Канте отползала к стене и не прижалась к ней, поджимая пальцы на ногах. Великан увеличивался в размерах, казалось, что когда это чудовище встанет, оно заденет своим затылком серп луны. Страшная облезлая птица приближалась, выпятив изогнутые острые когти. Желая впиться ими в не пострадавший глаз.
Канте зажмурилась и скорчилась, закрывая своё полуголое тело руками. Над ухом засвистел ветер, зашуршали крылья, но её волос коснулся лишь медленно наплывающий туман. Женщина открыла слезящийся глаз, разглядывая пустующий горизонт.
Великана не было, как и крупной хищницы с тупым клювом и кровянистыми обезумевшими глазами.
Луна над горами снова тонула в пушистых чернильных облаках.
***
«Птица смерти», - вспомнила Канте спустя четыре дня, переворачивая гранатовые зёрнышки в блюдце.
Она смотрела осоловелым глазом на собственное изуродованное отражение, сминала правой рукой палец с кольцом и тихо сжимала зубы. В комнате царило молчание, от него сворачивались уши, а в висках набатом стучали высокие золотые колокола. С губ тёк красный сладкий сок, у локтя на столе стоял кубок с горьким вином, пахнущим фруктами и мёдом. Женщина молчала.
Она внезапно быстро поднялась с колен, приблизилась к зеркалу во весь рост и поднесла голову к гладкой сверкающей поверхности. Оттуда на неё глядели выпотрошенная засохшая глазница и сморщенное в отвращении лицо.
- Коснись её, - шепнуло кольцо прямо в ухо.
Ведьма, не осознавая своих действий, потянулась пальцем к красноватому рубцу. Она вдавливала его внутрь, задевая белым ногтём, давила сильнее, не сдерживая хлынувших из другого глаза слёз.
- Давай, - более свирепо, с явным напором, буркнул «Ветер».
Сквозь заживший шрам проступили жилки, струи крови покатились по щеке. Канте, словно ошпарившись, убрала руку от лица и посмотрела на неё со злостью.
Одиночество делало её безумной. Кольцо сотворило из ведьмы кокон, размякший в этой среде, она порхала, словно бабочка без крыльев, как гусеница, лишённая тепла солнца. Она заперла двери балкона, лишь бы не видеть больше огромных лап, которые придавливали горы к земле, птицы, державшей на морде оскал похуже волчьего.
Затворница. Жертва собственной жадности и власти - бормотали прислуги в её доме. Мажордом хитро улыбался.
Однако никто не копался внутри. Никто не знал, что причиной кровавого торжества было лишь желание выжить. Стать лучше, чем отец. Стать не просто его надоедливым врагом. Стать его худшим врагом.
Если убьёшь не ты, то убьют тебя.
Но, кажется, сил у неё не было. Ненависть и презрение к себе, шепотки за спиной, раздражающая слабость. Кольцо забирало всё. По ночам, когда женщина стонала от рези в рёбрах, ей хотелось стянуть его и бросить в тлеющее пламя камина. Но «Ветер» не снимался.
«Ветер» сливался с ней, а отдирать кожу казалось просто сумасшествием.
Воспоминания о брате разносили тепло по груди, от его слов млело чёрное сердце. Но потом Канте вновь забывалась в голосах и грязном хохоте богов, запертых в кольце. Часто ей по ночам снилась угольная птица, парящая над пустотой. От этой пустоты почему-то пахло солёным морем.
В комнату тихо проскользнул мажордом, склонился и сипло прогнусавил:
- У башни собрался ваш народ, госпожа.
Резко оторвав руку от лица, Канте обернулась, разглядывая сморщенное лицо мужчины. Пальцы слипались от густой крови.
- Зачем? - просто спросила она, обходя низкий стол, уставленный ажурными блюдцами со спелыми кислыми фруктами. Мажордом понизил голову и прошепелявил:
- Они ждут.
Внутри ведьмы что-то перевернулось. Гнев затуманил разум, она быстро вылетела из спален и, резко спускаясь по ступеням, погладила кольцо. Луч света из широкого зашторенного окна ударил в лицо, женщина пошатнулась от боли в глазу, привыкшему ко мраку, но также плавно распахнула двери замка, разогнав волну громкого шёпота. Люди, высыпавшие на площадь, смирно стихли. Только один из них, покачиваясь на пятках, ходил из стороны в сторону и говорил, говорил, говорил...
Канте от злости сжала кулаки и, вскинув подбородок, быстро спустилась вниз.
- Мы боролись и за что? Ничего не происходит. Всё те же стены, та же рутина. За что мы сражались, если продолжаем сидеть на одном месте? Где же все завоёванные города, корабли, континенты? Куда уходит сила кольца? - оратор понизил голос до хриплого холодного шёпота, стиснул руки, поднимая их на уровень лица. - Почему она ничего не делает?!
- Уставший от работы кузнеца мужчина... - просипела Канте. - Ты ведь не участвовал ни в одном сражении, так? К чему эти слова?
Он медленно повернулся и едко сощурил глаза.
- Я ковал мечи и топоры. Этими руками строгал луки. Стёр себе пальцы, сломал локоть. Этими же руками я штопал раненых после очередной бессмысленной бойни. На моих ладонях умирали сотни обычных людей, чьи дома и сараи вы сжигали. Я не говорю о количестве, нет, моя госпожа, но я говорю о том, ради чего всё это. Ради посиделок в башне? Что вы сделали за эти месяцы? Завоевали трон? Разве что туалетный.
Где-то в гуще толпы послышался нервный смех. После него - сдавленное «ох».
Действительно. Что она сделала для своего народа? Для людей, которых вела за собой?
- Ничего, - усмехнулся «Ветер».
- Если вы ничего не хотите предпринимать, отдайте кольцо нам. Оно уничтожает вас. Только посмотрите на себя. Вы выглядите, как...
- Чудовище?
Кузнец замолк, неловко сводя брови и от смущения надувая красные губы.
Руки сцепились на поясе, по шее потёк холодный пот. Сзади что-то глухо пробормотал мажордом, визгливо пропищала маленькая птичка, сидящая на крючковатой ветке голого чёрного дерева.
- Договаривай.
- Вы выглядите, как женщина, не достойная своей короны.
Канте шмыгнула носом, повернулась боком, посмотрела на сияющее над головой золотое пятно и растянула треснутые губы в ухмылке. Магия растекалась по венам, как река по глубоко вскопанному рву. Ведьма ощутила на себе множество взглядов, выжидающих и испуганных.
- Они поступают правильно, - заговорило кольцо внутри неё, перебивая голоса. - Они боятся.
- Посмотри на меня, - рассерженно сказала Канте. Кузнец насторожился, засовывая руку за спину и незаметно вытягивая небольшой изогнутый кинжал. - Ты видишь корону? Я тоже не вижу.
- Но корона для тебя ничего не значит, правда? Страх, - облизнулся хитрый басовитый голос в голове, пальцы рук сжались, на глаз набежала мутная серая пелена. Злость.
«Скажи это».
- Удивительно, - гневно прошипел кузнец, выпячивая грудь. - Вы хоть что-нибудь видите, кроме своего носа?
- У него есть какие-то претензии к твоему носу? - насмешливо возмутилось кольцо, распаляясь на пальце всё быстрее и быстрее.
Канте поворачивалась медленно, неподвижно зажав между зубами язык, расправив пальцы. Она подняла глаз на мужчину и ухмыльнулась.
- Гори.
Полноватый кузнец двинулся вперёд, но резво замер. Перед взглядом всё закружилось, тело мигом вспотело, температура поднялась, а кожа на ладонях быстро воспалилась, кинжал между пальцами, не удержавшись, свалился на землю. Многие ахнули и отступили назад, толпа всколыхнулась. Он схватился за горло и закричал: в глотку хлынула ужасная боль, словно туда бросили раскалённые угли и пошуршали между ними кочергой. Он открыл рот, и оттуда вспыхнуло пламя.
Затем загорелось и его лицо.
Напуганные дети, собравшиеся у площади, бросились к родителям. Мажордом прикрыл огромный рот ладонью.
- Вижу, - спустя минуту проговорила Канте, когда обвисшее тело мужчины, всё ещё охваченное алыми языками, свалилось на камень. - Огонь.
Она ушла обратно в свою комнату и, бросившись к постели, уткнулась в неё лицом. Слеза обожгла щёку, когда голос в голове, рассмеявшись, одобрительно промолвил:
«Молодец».
Перед глазом, погрузившись во тьму, догорало тело несчастного кузнеца.
Канте понимала. Поздно. Но время на выбор есть всегда.
***
Раньше она не подходила к обрыву так близко. Сейчас Канте чувствовала прекрасное: ветер дул в лицо, втягиваясь через ноздри, он опалял лёгкие. Глоток чистого солёного воздуха над бескрайним морем. Бескрайним Кровавым морем.
Под скалой - несколько километров и чернота багровой густой жижи, иногда приносящей пенистые волны. Это море утягивало вниз всё, что было туда заброшено. Бездонное, волнующееся и манящее.
Море печали.
Здесь ведьма сидела подолгу, иногда лежала на спине, рассматривая синее тяжёлое небо. Взволнованное кольцо отгоняло её от края, но Канте снова возвращалась. Как мать, которая возвращалась к месту своей смерти каждое полнолуние. Они были чем-то похожи. Одинокие. Сломленные. Но у обоих был выбор.
Выбор, впрочем, решал в жизни Канте многое. Она выбрала свой путь таким, каким он был изначально - тернистый и в то же время пустой, путь «ничего». Она сама привела себя сюда. Добровольно.
Узница своих желаний. Затворница опьянённого кольцом разума.
«Мы сделаем многое», - говорил «Ветер» перед тем, как ведьма закрывала единственный глаз. Но что они сделали в действительности? Ничего. Люди не любили её. А и вправду: за что любить чужеродную тварь?
- Да хотя бы за то, что у меня есть совесть, - плевалась Канте, снимая с пальца кольцо.
Покрутив его во вспотевших ладонях, женщина поднялась с колен и подошла ближе к обрыву. Сегодня за ней придут. Сегодня был шанс поступить правильно.
«Ветер» убивал королей, но они продолжали бороться за него и устраивать войны. Неважно, сколько людей погибало. Это ли не тщеславие? Это ли не жадность?
Когда кольцо попадало в руки потомка великанов, потомка тех, кто его создал, править начинало оно. Правила магическая железка, а не человек.
Хотела ли Канте быть лучше? Возможно. Или она просто пыталась оправдать себя через чужие ошибки. Да, она убивала обычных людей, убивала ради цели. Однако сейчас эта цель казалась такой расплывчатой, что от неё по желудку расползалась тошнота.
Плохие поступки не смываются слезами и добрыми намерениями. Поэтому она здесь. Чтобы уничтожать.
У самого края она подумала ещё раз. Гул голосов в голове усилился, они хватались цепкими когтями за мозг, топили его в пучине своих неразумных мыслей. Ведьма готова была поддаться, лёжа на мягком пуху, но здесь, обдуваемая холодным морским ветром, она мыслила здраво и строго.
Кольцо убивало. Настало время убить и его.
Вытянув руку вперёд, женщина положила «Ветер» на указательный палец, поморщилась, крепко зажмурилась и с выдохом смахнула его вниз. Сердце совершило скачок.
Раскаяние. Она раскаивалась. Не злость и гнев на саму себя. Жалость. Не голоса в голове. Совесть.
Она никогда не была отцом. Она всегда была Канте. Одной из нескольких. Ребёнком своей матери. Ребёнком, желавшим больше, чем свобода. Ребёнком, желавшим вечность.
Женщина подняла голову, левую сторону лица обжёг шрам. Над тёмным морем летала чёрная птица с большими острыми крыльями.
«Птица смерти», - вспомнила Канте. По щеке потекла слеза.
От исчезновения кольца в Кровавом море не произошло, ровным счётом, ничего. Пели чайки, волны пенились, камни у берегов обмывались склизкой солёной жидкостью.
Великие уходят в тишине.
- Ты здесь, - буркнула ведьма, оглядываясь через плечо. Эмар стоял чуть подальше, удерживая в руках серебряный меч. Выражение его лица быстро менялось, он делал нерешительные шаги, но замирал, боясь своего отчаяния.
- Я здесь, - кивнул мужчина, поправляя одной рукой пушистые кудри. - Он послал меня сюда.
- Кольца больше нет, - мягко сказала женщина, пожёвывая нижнюю губу.
- Он знает, Канте.
Птица разразилась криком, воспаряя над ведьминой головой. Было странно ощущать её близкое присутствие.
- Поэтому и послал.
Канте с лязгом вынула меч из ножен, отбросила их в сторону и сделала полный оборот. Плотные губы разжались, когда Эмар, остановившись, выпалил:
- Ты поступила правильно. И я тобой горжусь.
Глаз наполнился слезами.
- Но уже поздно, - слабо прошептала она.
- Поздно, - хрипло подтвердил Эмар.
- Я не хочу умирать, ты же знаешь, - зелёная трава под ногами зашуршала, её всколыхнул сильный ветер, подувший с севера. Задрожали от холода открытые плечи, живот втянулся сам по себе и почти прилип к позвоночнику. Канте боялась слышать голос брата. Потому молчала. Эмар вздохнул и опустил глаза:
- Сражайся.
Точка.
Они накинулись друг на друга, как два оголодавших по битве зверя, клинки столкнулись, и волна, сбивая обоих с ног, пронеслась над скалой. Ведьма, быстро поднявшись, взмахнула мечом и рубанула сбоку, но Эмар уже был готов и поэтому принял удар, с лёгкостью отбивая его и попадая локтём сестре в рёбра. На секунду Канте задохнулась, покачнулась и прокатилась по земле, чтобы уйти из-под неожиданного взмаха в сторону. Рукоять меча в руке нагрелась и обожгла ладонь, но сейчас это казалось лишь хрупкой проблемой. Эмар бил быстро и точно, таким он был с детства, неуловимым и хитрым, в то время как Канте двигалась неуклюже, подпрыгивая на пятках, словно жаба.
В боях друг с другом они не применяли магию. Она разрушала всё. Но теперь каждый был сам за себя.
Женщина согнулась и, выставив ладонь, в которой собрался огненный клубок, оттолкнула брата от себя. Её фигура растворилась в воздухе, а затем резко появилась в нескольких метрах от него, вскинув меч, но колдун, подскочив, одним ударом выбил клинок из женской руки. Пальцы ломко хрустнули. Канте застонала и чуть не упала на спину. Сквозь кожу проглядывались фиолетовые вены.
Щека обсохла от солёных слёз, разодранная мимолётным движением серебряного лезвия, когда Эмар сделал выпад. Ведьма испуганно отпрянула назад.
Её меч лежал посередине. Взгляд скользнул к нему, желваки напряглись, мышцы будто одеревенели. Тишина между братом и сестрой треснула. Размашистым шагом Канте скользнула вперёд, прогнулась в спине, уходя от рубящего удара, носком сапога подцепила оружие с земли и подкинула его вверх. Секунды. Минуты.
Вечность.
Пальцы жёстко обхватили рукоять, ведьма невероятно быстро развернулась, замахнулась, и вот её меч столкнулся с клинком Эмара. Зазвенело серебро. Завыла птица, разрезающая облака.
Потемнело море печали.
Лезвие лопнуло, и его осколки разлетелись по траве. Конец меча Эмара упёрся Канте в грудь.
Испустив глухой выдох, женщина распахнула глаз и внимательно посмотрела на брата. Его щёки покраснели, на лбу вздулись вены, волосы, блестящие от пота, взъерошились. Как на обычных ежедневных тренировках.
Словно ничего не было.
- Мне так жаль, - сказал он через минуту. Лоб наморщился, глаза сузились. Тепло, исходящее от него, передалось и Канте. - Мне так жаль...
Чёрные волосы ведьмы слиплись за спиной, руки опустились по швам.
- Плохому концу предшествует хорошее начало, - глаз заслезился, розовый рубец зачесался от щекочущего его прохладного ветра.
- У тебя не будет плохого конца, - Эмар протянул ладонь и кивнул, - я обещаю.
Канте не сомневалась ни минуты. Она подалась вперёд, припала подбородком к плечу брата и всхлипнула, когда лезвие, аккуратно раздвинув рёбра, вошло в лёгкие. Адская боль прошлась по телу. Эмар прижимал сестру к себе одной рукой, а другой удерживал рукоять меча и не позволял ему дёрнуться.
Мышцы слабели. Ноги разъезжались в стороны, руки, медленно спадая с жилистых плеч, безвольно повисли. Колдун, загнанно дыша, прохрипел:
- Я верну тебя, слышишь?
Они вместе свалились на землю. Эмар, прижав липкую от крови ладонь к изуродованному лицу сестры, наклонился ближе и упёрся губами в открытую шею.
- У нас не будет плохого конца.
Потом он поцеловал её белый лоб и посеревшие сухие губы.
Птица, летающая над обрывом, пронзительно заверещала и исчезла в облаке дыма. Кольцо в Кровавом море достигло несуществующего, по рассказам людей, дна. Дно заворочалось, и в морской темени открылся и заблестел огромный потупленный глаз.
А потом раздался оголтелый безумный рёв.
Слов: 4951.
