Глава 17
Лика
— Я беременна, девочки!
В комнате повисает тишина. И без того вялый интерес к конспекту по философии теряется окончательно. Я осторожно поднимаю взгляд, нахожу им Настю, так же как и я, сидящую на своей кровати посреди разложенных учебников и тетрадей. А потом мы уже обе одновременно поворачиваемся к Вере, застывшей в распахнутых дверях нашей душевой.
— Чего? — ошарашенно хлопает глазами Настя.
А я повторяю её реакцию, уставившись на Веру. В домашнем халате и со взлохмаченным пучком блондинистых волос, она испуганно прижимает руки к груди.
— Беременна я!
Я не нахожусь, что ответить, и откладываю тетрадь на свою подушку, а Настя лишь громко присвистывает:
— Офигеть! Когда ты успела? А твой в курсе? Чего делать думаешь?
Несколько секунд Вера молчит, хлопая глазами, а потом... А потом она просто громко ржёт на всю комнату, сложившись пополам:
— Ой, девки! Повелись! Видели бы вы свои лица.
— Вер, ты в себе вообще? — не выдерживаю уже я, глядя на то, как соседка, вытирая выступившие от смеха слёзы, усаживается на свою кровать.
— Да в себе! — цокает Вера, закатывая глаза. — Но Оскар по мне точно плачет, а значит, и этот козёл поверит. Теперь осталось вот, — она достаёт из кармана халата что-то очень тонкое и бумажное и трясёт этим в воздухе. — Оказывается, нарисовать эту вторую полоску, чтоб не спалиться, не так-то просто.
— Ты собираешься кому-то подсунуть липовый положительный тест? — я настороженно распахиваю глаза.
— Да, — Верка совершенно спокойно кивает.
И по лисьей улыбке видно, что её нисколько не собираются мучить стыд и совесть.
— Да ты гонишь, — Настя крутит пальцем у виска.
Мы с ней переглядываемся и во взглядах друг друга уверенно читаем одно и то же: гонит!
— Девочки, да он бросил меня и ушёл к новой телке. Нормально? — Вера гневно сверкает глазами, смотря то на меня, то на Настасью. — Теперь его очередь нервничать. Может, денег на аборт даст. А мы с вами в ресторан сходим. Так что давайте без нотаций. Лучше помогите. Один тест я уже запорола, но у меня есть ещё. Но вот нужной жидкости в моём организме не осталось, а этот козлина едет сюда на важный разговор со мной. Так что вот. На вас одна надежда. — Соседка снова лезет в карман и вытягивает небольшую упаковку, которая тут же летит на Настину кровать.
Но, скривившись, та швыряет тест обратно Вере:
— Я не буду в этом участвовать. Это подло.
— Ну тогда ты, Лика, помоги по-братски. — Верка тут же перекидывает тест на беременность мне на подушку.
Косясь на беленькую упаковку, я тоже согласно подхватываю мнение Насти:
— Мне кажется, это ни фига не смешной пранк.
Вера в изумлении приоткрывает рот, а в её глазах плещутся волны недоумения.
— Вы чего, девки? Жалеть этих сволочей беспринципных собрались? Ладно, эта... — она подбородком указывает на Настю, а потом резко переводит рассерженный взгляд на меня. — Но ты, Лика? Несмешной пранк, говоришь? А твой Марк как поступил с тобой? Тебе сильно весело? Весь универ обсуждает, что он поматросил и бросил. А ты до сих пор — которую неделю! — воешь по ночам в подушку и думаешь, что нам не слышно.
Эти резкие слова стрелой вонзаются мне между рёбер. Воздух в лёгких колется, делая вдох невыносимым. Хочу я этого или нет, но глаза тут же становятся влажными.
И так происходит, потому что Вера права.
Прошло уже чуть больше двух недель, а рваный, глубокий шрам, оставленный Марком, и не думает затягиваться. Он по-прежнему болит и кровоточит. Во мне всё ещё слишком живы моменты, проведённые с ним. Каждое прикосновение и поцелуй... Закрывая свои глаза, я тону в темноте его глаз.
Мне с трудом удаётся найти силы ходить на пары. Так или иначе, я вижу Марка в университете. Пересекаемся в коридоре или в столовой, но как будто и незнакомы. Словно никогда и не были.
Словно я пустое место. Именно так себя и ощущаю. Меня нет. Я растоптана и унижена. Внутри меня всё выжжено пустотой.
А ведь меня предупреждали. Предупреждала та, кто сейчас рядом с Марком практически каждый день. Та самая Карина.
Я даже не знаю, что почувствовала, когда впервые увидела их, зажимающихся в коридоре у стены. Это было что-то сильнее боли. Её руки, обвивающие его шею... Его ладони, лежащие на её талии...
И я вцепилась этой курве в чёрные патлы, а потом выцарапала глаза и Марку. Но такая картинка разыгралась только в моей фантазии. Всё, что я сделала, — это проскулила всю пару, запершись в женском туалете.
А ещё у меня теперь есть правило прогуливать физкультуру, потому что там он. На меня многие косятся. Кто-то с сочувствием, кто-то с ядовитой улыбкой. Все знают, что я больше не зверюшка Марка Громова. Поэтому слова Веры оказываются острее любой бритвы. Я снова проглатываю солёный комок из слёз.
И во мне первый раз с того момента, как я в каком-то забытьи выбежала из дома Марка, появляется что-то помимо боли и жалости к самой себе. Я до скрежета зубов чувствую жгучую, всепоглощающую обиду и злость. Именно это заставляет меня подорваться с кровати, забрав с подушки упаковку с тестом.
— О, это я понимаю настрой, — одобрительно щебечет Вера.
— Лика, это же гадко! — Настя гневно подпирает бока руками. — При чём тут чужой парень, если тебя обидел Громов? Это разве справедливо?
Громов! Фамилия, которая снова заставляет мои лёгкие сжаться до ощущения предобморочных звездочек в глазах.
— Да плевать мне на справедливость, потому что эта справедливость плевала и на меня. Вот такие вот у нас идеальные с ней отношения, — озлобленно цежу я и скрываюсь за дверью ванной.
***
Через пару минут я возвращаю Вере вскрытую упаковку с лежащей в ней использованной тест-полоской. И делаю это со спокойной душой. Если получится заставить понервничать хотя бы одного предателя, то оно этого явно стоит.
— Спасибо, подруга, — под недовольный вздох Настасьи Вера улыбается и аккуратно за синий хвостик достает из мягкой упаковки тоненькую полосочку. — А теперь начинается самое интересное. Сейчас будем...
Но неожиданно она замолкает, а её глаза расширяются.
— Лика, здесь что? Две полоски?
— Смешно. Обхохочешься, — хмыкаю я, плюхаясь на свою кровать, заваленную конспектами.
— Я не шучу, — голос Веры просаживается, и она поднимает на меня донельзя округлившиеся глаза. — На тесте есть вторая полоска.
На нашу маленькую комнату снова падает тишина. Верка, Настя и я безмолвно обмениваемся взглядами. Мне становится слишком неуютно, когда соседки одновременно направляют свои распахнутые глазищи в мою сторону.
— Вы чего, девочки? — с тяжелеющим сердцем бормочу себе под нос и смотрю теперь только на Веру.
Но она лишь, нервно сглотнув, медленно протягивает мне тест. И я срываюсь с места, выхватывая из её рук тоненькую бумажную полосочку. Даже не замечаю, что мои пальцы дрожат ещё до того, как я впиваюсь в неё взглядом. И всё происходящее вокруг замирает, становясь тягучим и зыбким. Потому что возле тёмно-бордовой, яркой полоски красуется бледная, полупрозрачная, но, как ни крути, заметная вторая полоса.
Моргаю. Зажмуриваюсь и ещё раз моргаю. Полоска всё ещё на месте.
— Но только что её не было, — шепчу вмиг ставшими сухими губами. — Это невозможно.
— Ну если вы Громовым не предохранялись, то... — осторожно тянет Вера.
— Мы... Только самый первый раз, а потом, — я запинаюсь, продолжая гипнотизировать свой же тест на беременность. — Он просто...
Мои щёки покрываются пунцовым слоем, когда в голове непрошеным гостем ярко всплывает:
«Рыжик, всё будет нормально. Поверь».
— Ясно. Походу, у парня с эрекцией порядок, а вот с реакцией... — без стеснения и с усмешкой констатирует Вера.
Настя возмущённо шикает, и между моими соседками завязывается словесная перепалка, в которую я не вслушиваюсь. Так и стою посреди комнаты, держа тест с двумя полосками.
Не в состоянии осмыслить и поверить. Моя рука на автомате тянется к заднему карману джинсов за телефоном. И милый котик в приложении встревоженно сообщает мне о третьем дне задержки.
Сердце тут же сползает куда-то по рёбрам. Мамочки! Третий день... Я ведь никогда пристально не следила за циклом. Необходимости не было, поэтому и подумать не могла. Да и до этой минуты меня больше беспокоила боль душевная, чем какие-либо метаморфозы в моём организме.
И, пока девочки настороженно перешёптываются, поглядывая на меня, я ошалело мечусь взором с экрана телефона на две полоски.
— Нет... — с нарастающим чувством отчаяния встряхиваю головой. — Это просто тест тупой... косячный. А задержка — потому что стресс. Ведь так?
Но Вера и Настя молчат...
А через полчаса мной из ближайшей аптеки выкуплены, наверное, все существующие тесты. Ну и ещё выпито приличное количество жидкости. Трясущимися ледяными пальцами раскладываю в ряд на бортике раковины тоненькие бумажки с разноцветными хвостиками. И со всех на меня смотрит призрак второй полоски. Пульс истерично бьёт по венам. И меня трясет уже не только в пальцах. Дикий озноб прокатывается по всему телу, делая ноги ватой.
Нет. Так не должно быть. Так может быть только у каких-нибудь незамороченных, беспечных дурочек. А я ведь...
И самая правильная мысль за последние недели нокаутом проходится по моей голове. Прикладываюсь затылком к холодном кафелю и медленно стекаю к полу. Боже... А я ведь и есть дура!
— Лика, ты как? — Настя осторожно протискивается в нашу душевую.
Найдя взглядом меня, сидящую на полу, она испуганно вытягивается в лице. Следом в дверях появляется и голова Веры. И обе теперь смотрят на меня с переживательным интересом.
А я почему-то расплываюсь в дебильной улыбке. Мне хочется и смеяться, и рыдать в один момент:
— Вер, забирай все тесты. Там ничего и пририсовывать не надо. Я беременна, девочки.