Точка невозврата

Я быстро шагала по длинным коридорам какого-то жуткого места, отдалённо напоминающего заброшенный офис, и оглядывалась вокруг. Понятия не имею, как я здесь оказалась, но вся моя сущность подсказывала, нет, буквально кричала о том, что отсюда нужно убираться. Как это сделать? Чёрт его знает. Уже битый час проведя в этом здании, я не заметила ни малейшего намёка на выход, лишь пустые комнаты и кошмарный беспорядок. Ощущаю себя в каком-то дешёвом хорроре. Боже, ну во что я вляпалась на этот раз?

Когда я в очередной раз обходила эту треклятую офисную площадку, я увидела ещё одну дверь, ранее мной незамеченную. Она ничем не отличалась от остальных, но что-то в ней настораживало. Поскольку здравый смысл давно покинул моё бренное тело, я решила разведать, что же находилось за этой дверью. И вот я медленно приближалась к ней, начиная замечать, что освещение вокруг становится невыносимо ярким, я бы даже сказала, ослепляющим. Инстинкты дали о себе знать, и я поспешила спрятаться от света за той самой дверью, и когда мне удалось добраться до неё и распахнуть, я обнаружила, что в открывшейся передо мной комнате сидит какой-то человек. Вероятно, он уснул, ибо сидел он с опущенной на стол головой. Сейчас мне надо бы начать бить тревогу, но весь страх куда-то улетучился, а на смену ему пришёл неподдельный интерес, а затем откровенный ужас, когда я рассмотрела в лежавшем знакомые черты.

— Оливер? Оливер, это ты?! Твою мать, Оливер, проснись, — я подбежала к нему и начала колотить что есть силы. Почему он не просыпается?!

Недолго думая, я перевернула его лицом к себе и в эту же секунду закричала. Его лицо... Кожа была мертвенно-синего цвета, у рта остатки пены, вены вздуты по всему телу, а глаза всё так же закрыты. Только сейчас я начала замечать странный смрад, стоявший вокруг. Прощупывать пульс было не обязательно, чтобы понять, что он мёртв, при чём довольно давно. Меня стошнило. Находиться здесь было невыносимо, но я не могла оставить его одного. Нужно что-то делать. Чёрт, Эрика, думай! Ещё раз прочистив желудок, мой взгляд остановился на свисающей руке Оливера. Я начала присматриваться к внутренней стороне предплечья и заметила явные следы от уколов. Чёрт, Оли... Ты же обещал.

Внезапно эта самая рука схватила меня за горло, а глаза Оливера каким-то чудным образом распахнулись. Внутри них была пустота, лишь белые глазные яблоки вперемежку с полопавшимися красными сосудами. Они вселяли страх, заставляли всё тело вздрагивать и покрываться мурашками.

— Смотри. Смотри, что ты со мной сделала.

— Отпусти меня, Оли, это же я, — он сжал моё горло до посинения, я задыхалась, готовая вот-вот распрощаться с жизнью.

— Всё из-за тебя. Ты убила меня, Эрика, это твоих рук дело, — повторял и повторял мой друг, не обращая никакого внимания на то, что я сейчас задохнусь. Кажется, он этого и добивался.

Я поняла, что это был не Оливер. Уже не он. От него осталось лишь разлагающееся тело.

— Посмотри на себя, вот что ты превратилась. Ничтожество... Ты заслуживаешь смерти, Эрика, в глубине души ты это знаешь, — он выплёвывал каждое слово с такой ненавистью, что действительно верилось во всё сказанное. Хотелось скорее прекратить чувствовать это адское пламя в лёгких, и когда сознание окончательно покинуло моё тело, я была почти счастлива.

Подскочив на месте, я сразу же схватилась за горло и обнаружила, что всё моё тело было в поту. Я оглянулась вокруг и немного успокоилась: всё та же камера, та же молчаливая соседка, которая почему-то сейчас не спит, и то же окошко, свидетельствующее о том, что сейчас глубокая ночь. Это был самый настоящий кошмар. Всё было так реально, кажется, что я до сих пор ощущаю нехватку кислорода в лёгких. Ещё раз прокрутив весь сон в голове, меня начало трясти. Давно мне не снились такие кошмары, я и забыла, каково это — всеми фибрами ощущать на себе подобное. Господи, Оливер... Если бы с ним что-то случилось, я бы ни за что не пережила этого. Вспомнился тот день, когда я нашла его в доме на Дикин-стрит, какой ужас я испытала. Пытаясь сдержать эмоции, я начала делать глубокие вдохи, когда услышала с противоположного угла комнаты еле уловимый шёпот:

— Я никогда не умела плакать, но, говорят, это помогает.

Мне не послышалось? Айда разговаривает со мной?

— Ты всё бормотала и бормотала во сне. Кто этот Оливер? Твой молодой человек?

— Я не хочу сейчас об этом говорить, — ну почему она решила вести светскую беседу именно тогда, когда больше всего хочется побыть в тишине?

— Ты его очень разочаровала, так ведь?

Я решила, что молчание — лучший выход из ситуации.

— Мне это знакомо. Я ведь тоже кое-кого разочаровала, кое-кого очень близкого.

Айда остановилась, будто предаваясь воспоминаниям и раздумывая над тем, продолжать ли дальше. Через какое-то время она задала мне ещё один вопрос:

— Ты давно здесь?

— Две недели, — сразу же выпалила я.

— Две недели... Самое сложное время. Потом станет легче, вот увидишь. Я здесь уже шесть лет, и эта камера стала для меня самым настоящим домом.

— Сколько тебе осталось? — шесть лет в этом аду? Я бы не выдержала.

— Бесконечно много. Я сделала достаточно плохих вещей в своей жизни, больше, чем ты можешь себе представить. Шесть долгих лет, а она ни разу так и не навестила меня, — будто находясь где-то далеко в своих мыслях, ответила Айда.

— Она?

— Моя дочь, Эстер, — она произнесла её имя с такой болью, что меня пробрало. — Знаешь, Эрика, надежда — самая отвратительная вещь в мире. Она отнимает время, уничтожает морально, а ты всё продолжаешь и продолжаешь верить в непонятно что и надеяться на грёбаную сказку. Это своего рода мазохизм. Вот, к примеру, ты часто обновляешь страницу в фейсбуке в надежде на то, что тебе кто-то напишет. Огорчаешься каждый раз, когда видишь всё те же 0 сообщений, но ты продолжаешь это делать, надежда не покидает тебя. Ты бы могла пойти приготовить себе еду или зависнуть с друзьями, но ты продолжаешь впустую тратить время и энергию. Глупый пример, но всё же. Пока у тебя есть надежда, ты несвободный человек, запомни это.

Сначала я не понимала, о чём она говорит, ведь надежда — это то, что помогает людям по утрам вставать с кровати, то, что мотивирует их на определённые поступки, но потом я вспомнила Алана, а точнее, его телефон. Он подарил мне в мой день рождения надежду, которая в итоге привела меня за решётку. Чёрт, а ведь Айда по-своему права. Надежда — не всегда хорошо, у неё есть две стороны медали, и в каждой судьбе она играет свою особую роль, пусть и не всегда самую лучшую.

— Надежда — это слабость. Я слабая. Вот уже как шесть лет я не могу избавиться от призрачной надежды на то, что ко мне придёт моя дочь. Придёт и просто скажет: «Привет, мама. Я скучала.» Я бы ей ответила: «Я тоже скучала, солнышко.» Возможно, мы бы обнялись. Хотя чёрта с два бы эти ублюдки подпустили меня к ней, я ведь, как они это называют, из категории «особо опасных». Смешно же! Я бы никогда не причинила боль своей малышке. Я каждый раз прокручиваю в голове нашу встречу, подбираю слова, заученные уже наизусть, и просто хочу, чтобы она меня простила.

В камере повисла тишина. Айда собиралась с мыслями, чтобы продолжить свой рассказ.

— Я не видела её уже шесть лет. Порой, я начинаю забывать, как она выглядит, и если бы не маленькая фотокарточка, я бы и вправду забыла. Ей было 13, когда меня забрали, сейчас она примерно твоего возраста. Уверена, она невероятная красотка. Быть может, она уже вышла замуж, быть может, у меня появились внуки. Я столько всего пропускаю, сидя здесь. Но я ни о чём не жалею. Я делала то, что должна была, и если бы понадобилось, я сделала бы это снова, — когда Айда говорила, ни один мускул не дрогнул на её лице. — Недавно ты рассматривала стену, вероятно, задаваясь вопросом, что это за имена? Это имена людей. Людей, которых я убила. Я помню каждого, их больше сотни, — эта цифра повергла меня шок. Стало понятно, почему ей дали пожизненное. — Можешь не удивляться, я оружие держала в руках с самого детства. Из меня делали машину для убийств, и даже когда я решила завести семью и отойти от всего этого, мне просто не позволили. После рождения Эстер работа стала уже необходимостью, я хотела дать ей всё самое лучшее. Её папаша-мудак бросил нас сразу после того, как узнал, что я залетела, и мне нужно было тянуть всё одной. Заказ за заказом, убийство за убийством — и я перестала видеться с дочерью. Сам процесс настолько поглотил меня, что утащил на дно, оставив по уши в дерьме и чужой крови. Но он утащил с собой и Эстер.

Айда рассказывала по-настоящему ужасные вещи. Мне стало жутко от мысли, что меня окружают имена мёртвых людей, убийство которых приносило удовольствие моей собеседнице.

— Однажды я вернулась домой и увидела свою мать всю в крови. Она плакала и молилась, не переставая. Когда я спросила, что случилось, она ответила: «Они её забрали.» Я запомнила этот момент, как будто только вчера стояла там, над матерью, пытаясь понять, чем мои родные заслужили всё это. Я настолько увлеклась, что не заметила, как на меня объявили целую охоту. Я сделала многим людям больно, тем самым нажив себе кучу врагов. Богатые и бедные, белые и чёрные, женщины и мужчины, — они все хотели одного: отнять у меня то, что отняла у них я. Самое ценное. Я быстро разыскала похитителей своей дочери. Это была женщина из Канзаса, я, кажется, убила её мужа — единственного кормильца семьи. Она похитила мою девочку вместе со своим братом и держала её в подвале просто в ужасных условиях. Я настолько была разъярена, что, когда нашла их, вырезала всех до единого, включая маленького мальчика, лет трёх-четырёх от силы. Это был её сын. Самое ужасное то, что всё это происходило на глазах у Эстер. Я не сразу заметила её, она сидела под столом и плакала, моля Бога, чтобы я остановилась. Когда я подошла к ней, она ещё больше прижалась к столу. Моя собственная дочь боялась меня сильнее, чем людей, которые её похитили! Я начала успокаивать её, сказала, что самое страшное позади, но Эстер не слышала меня. Страх пробирался в её подсознание, ведь картина, которую она увидела, была воистину ужасная. Она больше не смотрела на меня, как раньше. Она видела во мне то, кем я на самом деле являлась, и все эти годы тщательно скрывала от неё. Она видела во мне монстра. Эстер было всего 13 лет, а её психика была уже сломлена. Она задала мне вопрос: «Мама, тебя заберут?» Это был единственный раз, когда мою щеку обожгла слеза. «А ты этого хочешь?» Она молчала, но ей не нужно было говорить, чтобы я всё поняла. Я сдалась полиции в тот же день, и больше не видела свою дочь никогда. Мама о ней позаботилась, я знаю. Возможно, ты подумаешь, что я поступила глупо, но я понимала, что людей, которые захотят отнять её у меня, будет становится всё больше, так она никогда не будет в безопасности. Я создавала опасность, поэтому должна была уберечь её от этого, что я и сделала.

Айда всё говорила и говорила, а я никак не могла понять: почему она решила мне открыться? Хотя, признаться честно, я ей благодарна. С головой погрузившись в её жизнь, я и думать забыла о своём кошмаре.

— Я ведь никогда не рассказывала об этом. Какая муха меня укусила... Но, знаешь, мне стало легче. Эй, ты там не уснула?

— Нет, я просто... Мне казалось, это у меня здесь сплошные драмы в жизни!

— Расскажешь? Ну же, пока я в настроении слушать всякое сопливое дерьмо.

Идея быть слушателем сейчас гораздо больше привлекала меня, потому что мне попросту нечего было сказать. Я не могла собраться с мыслями, будто всё ещё пребывая в некой прострации.

— Как пожелаешь, — Айда развернулась лицом к стене, приняла удобную позу и накрылась одеялом. Тут меня осенило, что я могу задать ей вопрос, который так давно сидит у меня в голове. Другого шанса может не представиться, ведь, кто знает, когда она снова заговорит со мной?

— Почему меня подселили именно к тебе? Должен же быть в этом какой-то смысл.

— Смысла нет ни в чём. Жизнь сама по себе бессмысленна.

— Это не ответ.

Повисло долгое молчание. И когда я уже не надеялась получить ответ, Айда всё же решила заговорить.

— Первое время мне было сложно привыкнуть к тюремной обстановке. Мои соседки были кончеными суками, и, знаешь, если добавить к этому мои приступы ярости, то может получится нечто очень нехорошее. Сейчас я стараюсь держать себя в руках, но тогда... Они вынудили меня, всячески поддевая, и моё терпение лопнуло. Я убила их голыми руками, и уж об этом точно не жалею. Сучки заслуживали гореть в аду, там им самое и место.

— Не вижу связи между моим вопросом и твоим ответом, — я пыталась показать, что меня ничуть не удивило ею сказанное, но внутри всё сжималось.

— Все сотрудники были поражены моей жестокостью, и после того случая меня перевели в эту камеру. Но затем они один за одним начали подселять ко мне людей. Разных людей. Это могли быть как мужчины, так и женщины, их всех объединяло одно: от них хотели избавиться или же просто запугать. Хитрые ублюдки знали, чем заканчивали люди, жившие со мной, и я им это с радостью предоставляла. Веришь или нет, Эрика, но я рождена для убийств. Только убивая, я чувствую себя свободной, даже здесь, в этой клетке. Я воин, солдат, машина для убийств, и этого во мне не изменить. Возвращаясь к твоему вопросу, не знаю, что ты там натворила, но, вероятно, тебя просто хотели убрать, — безразличным тоном закончила Айда.

У меня пропал дар речи. Со мной хотели расправиться? Понятное дело, что это был либо Генри со своими сумасшедшими идеями, либо Патриция, решившая перейти в наступление. Оба варианта пугали меня до чёртиков. Я знала, что рано или поздно это может произойти, но я пока не готова была умирать. Я хочу бороться! Так, стоп, здесь что-то не сходится.

— Мне кажется, ты упустила ту часть, где рассказываешь, почему я всё ещё жива.

— Порой я и сама до конца не понимаю. Вот ты стоишь передо мной, вся такая напуганная, с подрагивающими коленками и глазами, полными ужаса, и я думаю, что вот она — идеальная жертва. Я готова нанести удар, выбить из тебя всё дерьмо, но не могу. Рука просто не поднимается, а перед глазами картина шестилетней давности. Она стояла и так же смотрела на меня, понимаешь? Я просто не могла... — было видно, что ей тяжело переживать это снова и снова. Наверное, мне стоит поблагодарить её, но не сейчас. Сейчас стоит просто промолчать. — Думаю, на сегодня хватит разговоров, — отрезала Айда, и наша камера снова погрузилась в тишину.

Месяцем ранее

— Я убил его.

Внутри всё оборвалось, и последняя надежда оставила меня окончательно. Я еле устояла на ногах, и мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы не выдать своё состояние, которое сложно было описать, вернее, оно вообще не поддавалось описанию. Я не могла поверить своим ушам. Алан мёртв? Алан мёртв. Алан мёртв. Алан мёртв. Твою мать. Всё это время я искала мертвеца. Призрака. И сейчас я отправлюсь прямиком к нему.

— Как давно он мёртв? — мне просто нужно знать.

— Я быстро нашёл его, вопрос буквально пары дней. Брось, Эрика, ты действительно думала, что твой Холл смог так долго бегать от меня? Ты уже давно здесь, и до сих пор веришь, что меня так просто нагнуть? Алан был ещё мальчишкой, ему совсем башню снесло. В этом нет моей вины.

— Я ненавижу тебя, слышишь?! Зачем? Зачем ты обманул меня, зачем впутал во всё это? Тогда в отеле ты мог просто отказать.

— Мог, но не стал. Мне было интересно наблюдать за тобой. Жёсткая, решительная, неукротимая — качества, которые я ценю в людях. Ты импульсивная, но в то же время податливая, по крайней мере со мной. И мне это нравится. Мы с тобой похожи, признаёшь ты это или нет, ведь только такие люди, как ты, могут подчинить тебя. Я думал, мне это удалось, до сегодняшнего дня. Ты не перестаёшь удивлять, — Дэниел поднял над головой последний бокал виски, а затем осушил его залпом.

— Тебе просто было интересно?! Какая же ты мразь, Касл. Ты сломал мне жизнь, отобрал её у Алана, и ещё десятки таких людей, боже... Если я нажму на спуск, я сделаю одолжение этому миру. Алан заслуживал жизни больше, чем ты, ублюдок.

— Всё, хватит разговоров по душам, отдай пушку. Не заставляй меня жалеть о том, что до сих пор не отправил тебя вслед за твоим бойфрендом.

Дэниел начал стремительно приближаться, и мне нужно было принимать мгновенное решение. Вопрос стоял ребром: стрелять или нет? И дело даже не столько в какой-то морали или банальном страхе выстрелить в человека, тут дело в расчёте. На выстрел сбегутся все, и учитывая то, что здесь полно вооружённых охранников, шансы остаться в живых сократятся до нуля. Следовательно, нужно рассмотреть второй вариант, но на это у меня, как выяснилось, времени не было совсем, и поэтому я просто со всей силы пихнула Касла в сторону, пытаясь оглушить пистолетом (кстати говоря, не совсем удачно), в результате чего он вывалился из моих рук. Нужно убираться, немедленно. И, схватив свой клатч, я побежала. Как только я выскочила из кабинета, тут же столкнулась с какой-то девушкой.

— Простите, — пробубнила я, пытаясь поскорее сбежать, но девушка меня остановила.

— Погоди, ты, случайно, не Эрика? Мне сказали, ты можешь знать, где Дэниел.

— Я... Я тоже искала его, но мои попытки не увенчались успехом. Может, у тебя получится? Расскажешь потом, а сейчас извини, мне нужно бежать, — протараторила я, но девушка не отступала.

— Всё нормально? Выглядишь не очень. Кстати, я Изабелла, его сестра. Мой рейс задержали из-за плохой погоды, поэтому я немного опоздала.

Мои глаза округлились, и, кажется, полезли на лоб от удивления. Ну этого мне не хватало. Как я могла не узнать её?

— Я уверена, при других обстоятельствах мы бы и вправду с тобой познакомились, может, даже подружились, но не сегодня, мне правда жаль, — я с силой выдернула руку из её цепкой хватки и ударилась в бегство. Хорошо я там Касла огрела, ведь он до сих пор не шёл за мной. Что уж говорить, у меня всегда были сильные руки.

Как можно незаметнее, я быстрым шагом прошлась по первому этажу, а затем что есть мочи побежала к воротам. На улице всё ещё шёл дождь, но меня это мало заботило. Главное уйти, а там уже буду думать, что дальше. Но как это сделать, когда чёртовы охранники не реагируют на меня, даже когда я принялась вовсю колотить по этим высоким железякам? Отчаяние, паника, боль — всё смешалось, образуя просто адскую смесь. И когда я продолжала колотить по воротам уже из последних сил, вымещая на них всю палитру эмоций, которые я испытывала сейчас, я заметила Касла. Он смотрел на меня в упор с порога своего особняка, а в руках тот самый пистолет, который был направлен уже в мою сторону. Сердце замерло, а дыхание перехватило. Это конец? Я уверена, он выстрелит. Ему, в отличие от меня, незачем колебаться. Мы снова стояли и сверлили друг друга взглядами, его глаза выражали всю серьёзность намерений. Он не играл со мной, он был решительно настроен. Только я не понимаю, почему он медлит?

В следующую секунду произошло то, чего я никак не ожидала. Он перевёл взгляд на одного из охранников и еле заметно кивнул. Моментально железные ворота открылись, предоставляя мне путь на свободу. Я не стала долго думать или разбирать, что произошло, я тут же бросилась бежать. Но я чувствовала его холодный взгляд, который провожал меня вплоть до того, как я скрылась с поля зрения. Бежать на каблуках жутко неудобно, а бежать на каблуках по лесу — вообще сущий ад. Но я боялась остановиться, боялась, что Касл передумал и уже вовсю ищет меня со своими людьми, боялась, что, как только я остановлюсь, плохие мысли вернутся и просто поглотят меня без остатка, но спустя примерно полчаса непрерывного бега, мне всё же пришлось это сделать, ибо ещё пару таких минут, и разрыв сердца был бы обеспечен. Восстанавливая дыхание, я оглянулась: вокруг был лес и ничего кроме него. Я пыталась не паниковать, но безуспешно. Алан мёртв, я одна посреди леса, идёт дождь, почти стемнело, и я понятия не имею, куда идти. Главное в таких ситуациях не терять самообладания, и я пыталась, правда, но это слишком для меня. Я упала на землю и начала плакать навзрыд. Что мне дальше делать? Два месяца моей жизни потеряли смысл. Всё, что я делала, было обречено на провал с самого начала. Я была куклой для него, объектом для наблюдений, диковинной зверушкой, которую он решил завести, чтобы потешить своё эго. Решил лишний раз доказать, что обладает властью не только над деньгами, но и над чужими судьбами. Подонок, у меня тошнит от таких, как он. А что он сделал Аланом... Выходит, всё то время, когда я ждала от него звонка, он был уже глубоко под землёй? Вот дерьмо, я ведь и подумать не могла! Бедный, бедный Алан. Интересно, его родители знают? Наверное, да, тогда хотя бы можно объяснить, почему они так резко исчезли. Странно, но когда я думаю об Алане, то ничего, кроме жалости не ощущаю. Наверное, настал момент признать, что все мои чувства к нему исчезли. Просто сам факт того, что он мёртв, вызывает волну ужаса и негодования. Сколько же ещё жизней Каслу нужно покалечить, прежде чем он всё осознает?

Немного успокоившись, я замерла: мне кажется, или где-то недалеко послышался звук мотора? Сняв ненавистные туфли, я пошла на звук, и каково было моё удивление, когда я обнаружила, что всё это время находилась рядом с проезжей частью. Я спасена! Ловить попутку пока не хотелось, ведь это на самом деле странно выглядит: промокшая насквозь девушка в облегающем платье с внушительным декольте стоит на обочине дороги поздней ночью. Если кто и остановится, так это явные отморозки или извращенцы. Нет уж, спасибо. Отыскав глазами табличку с указателем направления, я пошла в сторону Вашингтона. Нужно было добраться до центра, а дальше... А что дальше? Идти мне некуда, остаётся только один вариант — вернуться в Нью-Джерси. Начну жизнь с нуля. Найду себе временную работу, а в следующем году попробую поступить в университет. Всё казалось донельзя простым, но как забыть то, что произошло за последнее время? Что делать со всем, что творится у меня в голове? Об этом нельзя говорить вслух, делиться с кем-либо посторонним, а значит, этот груз со мной до конца моих дней. Не могу понять, почему Касл отпустил меня? Хотя, честно говоря, сейчас это волновало меньше всего. Он дал мне шанс, и я воспользуюсь им.

Начинало светать. Да, именно так: я провела в своих мыслях целую ночь. Благо, в Вашингтоне они довольно тёплые, и мне не пришлось сильно мёрзнуть. Однако от накидки я бы сейчас не отказалась. Дождь хоть и закончился, но после него было немного зябко. Ноги ужасно гудели, но останавливаться я не собиралась, ведь чем скорее я достигну центра, тем скорее уберусь из этого поганого города. Я была истощена как морально, так и физически. Можно было остановится и перекусить на заправке, коих я проходила за ночь с десяток, но я не была уверена, что мне хватит денег даже на перелёт. С собой было около сотни долларов, которые я старательно копила всё это время. Довольно предусмотрительно с моей стороны, ведь никогда не знаешь, зачем тебе понадобятся деньги. Любая сдача с такси, продуктов или вещей — всё, по возможности, я старалась забирать в свой карман именно для таких случаев. Наверное, я знала, что когда-нибудь придёт этот день. День, когда я должна буду уйти.

Вдруг я услышала, что сзади кто-то сигналит, и от неожиданности вскрикнула, а затем резко повернулась на звук.

— Прошу прощения, юная леди, не хотел вас напугать. У вас всё в порядке?

Передо мной остановился милейшей наружности старичок на коричневом пикапе лет шестидесяти. Он так добродушно смотрел на меня, что я не могла скрыть улыбку.

— Да, сэр, я в полном порядке.

— Вы уверены? Больно вид у вас несчастный.

— Всё хорошо, спасибо.

— Не сочтите за бестактность, но могу я поинтересоваться, куда вы направляетесь? Я еду из Ричмонда в Вудмор, быть может, смогу вам чем-нибудь помочь?

Почему-то ему хотелось доверять, хотя это и не входило в мои планы. Я была такой изнеможённой, что мысль оказаться в тёплой машине сейчас ой как грела душу.

— Я иду в Вашингтон.

— Могу довезти вас до центра. Ну же, соглашайтесь, я не могу позволить такой прекрасной девушке бродить здесь в одиночестве.

Я всё ещё колебалась. Было не по себе, ведь кто знает, к чему эта поездка может привести, но ещё раз взглянув на мужчину, мне почему-то захотелось согласиться. Похоже, он обладает каким-то волшебным даром убеждения. Ну, в конце концов, вы только посмотрите на эти добрые глаза, что они мне могут сделать?

— Соглашайтесь, не огорчайте старика.

— Ох, уговорили. У вас есть что-нибудь накинуть на плечи?

— А то!

И мы отправились в путь. До Вашингтона оставалось всего ничего, поэтому дорога была недолгой. По началу мне было не по себе, но уже буквально через несколько минут я поняла, что мне не стоит бояться. Это был до ужаса приятный пожилой мужчина, имевший за плечами очень насыщенную жизнь. Мы добирались около часа, и за это время он успел рассказать мне много интересных вещей, в том числе и о своей молодости. В те годы никто не боялся ловить попутку, люди были искренними и дружелюбными, старались помогать друг другу, даже незнакомцам. В этом и была прелесть тех лет, и ему было досадно от того, что всё изменилось. Также я выяснила, что он направлялся к своей дочери на уикенд. Его супруга умерла год назад, и с тех пор он каждые выходные проводит с дочерью и её семьей, чтобы не оставаться надолго в одиночестве. Он не спрашивал меня ни о чём, и за это я была ему безумно благодарна. Вряд ли бы я придумала стоящую историю того, как я оказалась на дороге в таком виде. Когда мы были практически у черты города, мы заехали на заправку перекусить. Я сразу сказала, что у меня нет денег, и я не смогу ему ничем отплатить, но он настоял на двух комплексах, состоящих из самого обычного фастфуда. Мы говорили просто без остановки, и плохие мысли постепенно отошли на второй план. Я даже немного огорчилась, когда мы добрались до пункта назначения. Он подвёз меня прямо к аэропорту, я поблагодарила его, и мы разошлись. Бывают же такие хорошие люди! Ещё и ветровку свою оставил. Мне невероятно повезло встретить его.

Дальше моя задача состояла в том, чтобы улететь отсюда ближайшим рейсом. К счастью, у меня оказалось достаточно денег, чтобы купить билет, и через полчаса я уже сидела на борту самолёта. Перелёт был недолгим, всего каких-то два часа, но даже на это время я умудрилась благополучно вырубиться. Приземлившись в Трентоне, я ещё час добиралась до своего родного Ньюарка на поезде, и была безмерно счастлива, когда оказалась на таком знакомом мне вокзале. Здесь даже дышалось как-то по-особенному. Здесь пахло домом. Я сидела в зале ожидания и обдумывала свои дальнейшие действия. Казалось бы, что тут думать? Иди к матери, проси прощения и живи себе дальше. Но я попросту не знала, что говорить. В голове был такой бардак, что я вряд ли найду сейчас подходящие слова. Нет, домой идти пока не вариант. Мне нужно время, буквально пару дней. А пока я поживу у Оливера, надеюсь, он-то меня примет.

Так я и сделала, поэтому теперь стояла у двери его квартиры, немного нервничая. Что мне сказать? Просто поздороваться или обнять? Я ведь не знаю, злится он на меня или нет. А если его вообще нет дома, или дома его родители? К чёрту, будь что будет. Я позвонила в дверь и принялась ждать. Спустя пару мгновений дверь открылась, но я не спешила прыгать в объятия, ведь на пороге стоял далеко не Оливер.