Пролог
Несправедливость. Как часто она испытывала это чувство. Но обыкновенно, а, точнее говоря, всегда, оно разрасталось в груди, когда что-то касалось непосредственно учёбы и только учёбы. Когда кто-то получал оценку выше её собственной оценки, при этом написав или бесстыже рассказав профессору в лицо какую-то явно сымпровизированную на ходу чушь, в то время как Гермиона всё честно учила, корпев над горой учебников и исписанных лекциями тетрадей, не спав до половины ночи, а то и всю ночь. Гермиона, с дёргающимся от недосыпа глазом, под которым, как и под его собратом, располагался синяк усталости. А когда лентяй Рональд забывал про заданное сочинение и вспоминал о нём в самый последний момент, на коленях упрашивая девушку написать хоть что-то за него, жертвуя её свободными минутами, то тогда гриффиндорка чуть ли не выходила из себя. Это было самой большой нервотрёпкой для Грейнджер, не ведающей об отказе лучшему другу.
Больше половины её жизни что-то ужасное крутилось исключительно вокруг святого слова на букву "У".
И тут понятие о нечестности резко поменяло направление и теперь использовалось в лексиконе для того, чтобы описать нынешнее положение Гермионы. Социальное положение. Неправильное положение. Девушка никогда не понимала тех, кто кичиться о самооценке и кто жалеет себя, но теперь понять вынужденно пришлось.
Рон и Гарри далеко бы не продвинулись без её наточенного различными знаниями ума. Ума такого холодного и расчётливого. Ума, который спасал три жизни в моменты, когда рушились стены безопасности.
Кто эти двое парней без неё? Без Гермионы Джин Грейнджер? Без самой яркой ведьмы столетия?
Яркой?... Теперь этой яркости как и не бывало. Вернее будет сказать погасшей.
Девушка все одиннадцать лет крепкой дружбы ни разу не гневалась на известного друга до степени лютейшей ненависти, что способна сожрать тебя со всеми внутренностями. И сейчас Гермиона не узнавала себя совершенно, потому что эти ощущения, которые дотоле не сидели даже где-то на задворках сознания, вдруг расцвели пышным цветком, давая знать о себе раз по пять в сутки. Она смотрела на себя в зеркало, и ужасалась, прикладывая в испуге ладони к лицу раз за разом. В карих глазах, что раньше блистали самой светлой добротой и простодушностью, теперь горела огнеопасная злость. Пожар. Настоящий пожар злости. Язычки пламени отплясывали незамысловатый танец, сводящий с ума. Они шепчут какие-то страшные вещи. Упрашивают Гермиону причинить зазнавшемуся парню любую боль, дабы отрезвить его от опьяняющей, хмельной славы. От славы, которая ему не принадлежит.
Сколько всего Гермиона подсказывала им... без её знаний, без её находчивости, без её смекалки, без её задумок... они ни на йоту бы не приблизилась к истинным ответам на волнующие вопросы, касающиеся Волан-де-морта. Безусловно, волшебный народ всего этого не знал. Может, догадывался, но точно не ведал. Однако Гарри мог сообщить это прессе. Заявить во всеуслышание: "Если бы не моя дражайшая подруга, враг не был бы мною повержен!" Но он промолчал. И не потому, что был в состоянии огромного ошеломления от осознания конца смертей и тьмы. Не потому, что не желал тихой и спокойной девушке долгого беспокойства в виде нескончаемых у порога дома журналистов и людей на каждом углу с расспросами. Гарри Джеймс Поттер понял, что клеймо избранного открывает для него все дороги. А Гермиона Джин Грейнджер останется всего лишь подружкой Поттера.
Ещё страшнее девушке становилось вечером, перед сном. Когда, размышляя о своём положении, отпивая травяной чай из фарфоровой кружки, согревающей ладони и исходящим теплом удерживая разум в реальности, ненависть переходила на её молодого человека. На её любовь. На её страсть. На Рональда Уизли.
Да. Она иногда гневалась на него не только в последние месяца два. Все года дружбы. Но именно в прошедшие шестьдесят дней гнев был наиболее мощным и частым. До войны злость была вызвана его ленью и только ленью. Теперь же молчаливостью. Нет, он также много балаболил за совместным приёмом пищи или прогулкой. Это в нём неизменно с рождения. С того момента, как с уст сорвалось первое слово. Его отсутствие красноречивости вызвано сокрытием правды.
" — Герм, я молчу только потому, чтобы не понизить твою социальную планку! Представь, как будет выглядеть это! Будто ты выскочка! А я! А я! Вы забыли про меня!
— Поэтому я сама и не говорю о себе Скиттер и прочим! И чтобы, как ты выражаешься, не понизить свою со-ци-аль-ну-ю план-ку, я прошу тебя упомянуть обо мне в прессе хотя бы вскользь! Тебя не грызёт чувство несправедливости ко мне?
— А обо мне ты не подумала, Миона?! Посчитают, что я выгораживаю свою девушку! Хвастаюсь тем, что мы с тобой лучшая пара, а не Гарри и Джинни.
— Ты самовлюблённый эгоист, Рональд!
— Кто из нас тут больший эгоист, так это ты, Герм."
Эгоистка... Это она то эгоистка?! Это она сидела в стороне, жуя сочную ножку курицы с текущим по губам тыквенным соком, пачкающим ворот футболки, пока за неё решали проблемы?! Это не она обыскивала все полки школьной библиотеки в поиске необходимых книг, чьи страницы приближали к требуемым разгадкам?!
Да, все эти одиннадцать лет опасных приключений своей осведомлённостью она устраняла угрозы не для того, чтобы потом потребовать от кого-либо моральной компенсации в плане материальном или нематериальном. Но добро должно быть оплачено хоть как-то. Разве не эта главная мысль заложена в сказках как в маггловских, так и в волшебных? Где адресованное ей во всех письмах, разрывающих почтовый ящик: "Мисс Грейнджер, за ваш немыслимый вклад в победу мистера Поттера вам предоставлена любая должность в Министерстве на ваше предпочтение!"
Всего этого не было. Словно она пустое место и звук не только для всей Магической Англии, но и для друзей. Для остальных товарищей, таких, как Джинни, Луна, Невилл, тоже. Если и они молчали, стало быть отговорки были и у них. Но больше слышать чушь девушка не намеревалась. Терпение было не просто на исходе. Оно лопнуло.
Таким образом была выдвинута мысль о недельном одиночестве. Спасительном одиночестве. Спасительном от ярости одиночестве. Она побудет наедине с собой, разберёт по полочкам все свои чувства, и сможет вновь вернуться в социум.
Гермиона лежала на кровати, устремив в потолок пустой от усталости взгляд, наслаждаемый ночной темнотой, а не режущим солнечным светом жаркого лета. Руки сцеплены на груди, а каштановые, всегда непослушные, не поддающиеся укладке кудри, что были ещё местами мокрые от принятого душа, раскинулись по мягкой подушке. Обмякшее от неги вымотанности тело облачено в нежную ткань пижамы, дарующей предвкушение сна, преподносящего покой. Покой, которого ей не хватало.
И этот покой девушка находила не только во сне. Книги. Ей нужны книги для того, чтобы уйти от суровой реальности. Чтобы уйти от самой себя.
Она прочитала всю свою домашнюю библиотеку и она была не в духе для того, чтобы окунаться в одно и тоже, уже знакомое, ведь оно станет напоминать о реальности. О том, кто она. Что любит Гермиона Грейнджер. Гермиона Грейнджер, которую она начнёт избегать. Ей требовалось перерождение и оно также затрагивало новизну.
***
Флориш и Блоттс - самый известный книжный магазин во всей Магической Англии. И не зря он обрёл такую популярность, ведь там действительно самый широкий ассортимент книг. Учебники для студентов, научная литература, сказки, романы... к чему же из этого тянется сейчас истерзанная ненавистью душа самой главной книголюбки Великобритании?
Меряя неспешными шагами брусчатые дороги Косого Переулка, Гермиона предавалась мыслям о книгах, которые намеревалась купить. Может, набрать в корзину произведения одного жанра? А может разных? Единственная дилемма, занимающая девушку на данный момент. Наконец-то единственная. Так приятно ни о чём не думать, кроме любимых бумажных друзей. Друзей, что тебя не забудут и нагло не предадут.
Вчера, перед тем, как закрыть глаза и отдаться коварным лапам Морфея, уносящего тебя в страну обманных грёз, Гермиона решила разослать приятелям письма о том, что она хочет абсолютнейшего уединения и что не стоит за неё переживать. Всё правда в порядке, просто черты интроверта захотели взять верх, что часто у неё бывает.
Совы пока что не прилетали в её окно и в почтовом ящике оставалось пусто, что Гермиону, безусловно, радовало. Будет лучше, если её лишат доскональных расспросов, ведь они могут пробудить её унявшегося, бушующего зверя. Конечно, не факт, далеко не факт, что по возвращению домой не обнаружится ответ заботливого Рона, но пусть будущее остаётся будущим и Гермиона насладится настоящим, где она вдыхает свежий, после прошедшего дождя воздух, получает упоение от относительной безлюдности пересекаемых ею улиц, и испытывает предвкушение от приближения к заветному месту.
Девушка радовалась тому, что она способна себе устроить такие вольности, как семидневное одиночество. Пока что способна. По приходу в родное гнёздышко её не будет ожидать муж, уставший от работы и проголодавшийся. Ей не нужно будет много готовить и долго потеть у плиты от идущего из кастрюли пара. Она может жить только для себя. И, вероятнее всего, эта её последняя неделя разделения радостей и горестей с самой собой, ведь она планировала съехаться с Рональдом. Он явно собирался сделать ей предложение и она примет его со слезами счастья, застывших пеленой на глазах. Она любила его. Действительно любила. Даже несмотря на злость, причину которой озвучивать уже нет надобности. Это неделя прощания со свободой. И Гермиона надеялась что сии оковы преподнесут ту новую жизнь, что полна счастья, а не этой ненависти и убивающего чувства несправедливости, агрессивно шепчущего изнутри о разрыве контакта с друзьями.
Вдруг глаз зацепился за проскользнувшую сбоку чёрную фигуру. И Гермиона благодарила своё здоровье за то, что оно не посадило её зрение за счёт ночных чтений книг при тусклом освещении висящего над кроватью бра, придающего атмосферности. Благодарила всевышнего за то, что субъект N не затеряется среди людской массы, что спасительно отсутствовала.
Она устремила расфокусированный до этого взгляд вперёд, заметив, как некто, облачённый в чёрную мантию с надвинутым на голову капюшоном, спешит скрыться за углом, и девушка не стала терять ни секунды, устремившись за ним или за ней лёгким бегом, дабы её приближение было максимально бесшумным, чтобы не спугнуть свой объект начавшейся слежки.
Чего хотела она добиться этими детскими догонялками? Хорошо. Она догонит этого незнакомца или эту незнакомку. Сдёрнет ткань, прячущую лицо. Увидит неведомые черты. А дальше? Что по сценарию дальше? По сценарию, которого нет. Что дальше последует в её импровизированном шоу? "Гермиона Джин Грейнджер поймала вора и сдала его Министерству" на страницах "Ежедневного пророка"? Быть может, даже на главных страницах, а не где-то в углу в маленьком окошке, ибо она подружка самого Гарри Поттера. Только об этом забудут недели максимум через две, а то и одну. Это не такая уж сенсация, чтобы кричать о ней везде и всюду. Воров ловят раз по пять на дню.
Однако какое-то предчувствие подсказало, что необходимо идти по следам. Что нужно, во что бы то не стало раскрыть личность беглеца. А он или она явно беглец или беглянка, если его или её шаг настолько быстрый а голова настолько низко опущена. Её хозяин или хозяйка явно не хочет показывать себя. Объёмные одежды не давали рассмотреть телосложение и определить по нему хотя бы пол.
Гермиона почти приблизилась к своей спешно передвигающейся загадке и расстояние значительно сократилось, как вдруг эта самая тайна свернула за тот самый чёртовый угол и лёгкий порыв воздуха при развороте на пару мгновений обличил знакомое всему волшебному миру лицо. Вражеское лицо.
После второй мировой отловили всех последователей павшего тёмного лорда, что остались в живых. Над ними не было никакого суда, так как их участь была известна каждому, даже любому годовалому ребёнку, и носила статус неопровержимости. Уже два месяца каждый из них делил уединение с дементорами в четырёх каменных стенах, за металлическими прутьями. И только один из Пожирателей Смерти до сих пор где-то гулял на свободе, вкушая все её сладостные плоды, наверняка ликуя от того, как удаётся ему проворачивать столь сложную аферу. И этот кто-то был Люциусом Малфоем. И, кажется, Гермиона только что отыскала его.
Сердце учащено забилось в груди, отбивая сумасшедшие ритмы, но вызванные не от не прекращаемого бега и усталости, а от страха. Животного страха.
Может, ей показалось? Может, ненависть так и затмила её разум и теперь ей обеспечен билет в палату больницы Святого Мунго? Не мог же преступник, которого агрессивно разыскивают мракоборцы дни и ночи, шастать по таким опасным от популярности местам, как Косой Переулок?! Для него это огромная удача - сегодняшняя малолюдность.
Нет, она должна себе доказать, что не сошла с ума. Она увидит подтверждение, какие последствия бы не были. Даже если её убьют, она умрёт с осознанием ментального здоровья и останется в памяти всех психически здоровым человеком. Только почему сие волновало её больше собственной смерти? Потому что смерть унесёт с собой всю ненависть.
***
Гермиона с каждой пройденной минутой всё больше удивлялась тому факту, что она оставалась незамеченной. Люциус (если, конечно, это был он), являлся последним идиотом, раз так сильно надвинул ткань капюшона на лицо, ничего не замечая по сторонам. А следовало бы. Потому что за ним по пятам шла какая-то грязнокровка, что для него была ничтожным созданием. Ничтожеством, которое предрешит его участь совсем скоро. И предрешит далеко не в положительную сторону.
Пока ноги девушки шагали за добычей, в голове созрел идеальный план - Гермиона сдаст Визенгамоту место жительства мужчины, ведь, похоже, именно туда он направлялся. Не ведая, что у него есть хвост.
В сознании всё ярче вспыхивали кадры воспоминаний каждой стычки с надменным аристократом. Но отчётливее всех проявлялись кадры знакомства. Зрительного контакта и короткого диалога, произошедшего в желанном получасом раннее "Флориш и Блоттс", оставшемся позади.
" — А вы, должно быть, мисс Грейнджер? Да, Драко рассказывал мне про вас и про ваших родителей. Магглы? Да... "
Готова ли она услышать вновь ту источающуюся самовлюблённость? Ту витающую вокруг него ауру одержимости чистой кровью? Если она всё ещё не повернула назад, стало быть её гриффиндорская смелость говорит утвердительный ответ.
Впереди, как очередной ответ, показался одиноко стоящий дом. Дом, достаточно старый и ветхий, напоминающий избушку Бабы Яги из человеческих сказок. Только без комичных курьих ножек. И это выбор того, кто крутился в кругах высшего общества? Но стоило признать, что выбор неплохой для того, кто скрывается, ведь обернувшись и заметив, что здания магазинов сменились природным, унылым ландшафтом, который ничем не привлечёт внимание, Гермиона в полной мере осознала, что теперь никто её не спасёт. Она одна.
— Неужели вы думаете, что это моё постоянное место обитания? Тогда вы глупы, – как гром среди ясного неба раздался голос, полный холода, пронзивший безмолвную тишину.
Малфой-старший развернулся к преследовательнице на носках дорогих туфель, отбрасывая назад изящным движением рук капюшон, являя тусклому, из-за надвинувшихся дождевых туч, свету платиновые, идеально уложенные волосы, собранные в аккуратный хвост на затылке.
Его равнодушный взор колких, серых глаз пронзал сжавшуюся под его зрительным натиском Гермиону насквозь.
— Здравствуйте, мисс Грейнджер.