Глава 15
Очнулся я от резкого запаха нашатыря, ударившего в нос.
Вокруг стояли люди, но соблюдали при этом безопасную дистанцию. Как ни крути, а для них я являлся всё таки объектом опасности, поэтому выходило, что пока лучше держаться на расстоянии до решения суда.
Судья находилась здесь-же, не по далёку. Впервые за всю её судебную практику, она не могла покинуть зал заседания, по причине, что подсудимый лишился чувств и вместо того чтобы подняться со скамьи, упал с неё. А раз полагается, по правилам, чтобы все стояли, ей пришлось дожидаться, когда я смогу принять вертикальное положение.
– Мне говорили, что русские сильный народ. Не думала, что сильные люди падают в обмороки, – сказала судья на люксембурском языке.
– Всё в порядке, он пришёл в себя, – ответил Пётр Алексеевич и тут-же дословно всё мне перевёл, исправно соблюдая обязанности персонального переводчика.
– Ви в паратке? – поинтересовалась у меня женщина в мантии на ломанном русском языке.
– Я в порядке, Ваша Честь, – утвердительно кивнул я головой, – Но откуда вы знаете русский язык?!
– Я учиться в школа, – ответила она сухо и добавила, – Ми потерячь много время. Мне надо уходичь, если ви вставачь.
Оперевшись на руку Петра Алексеевича, я поднялся, не заставляя себя уговаривать дважды.
Как только все формальности были соблюдены и в зале не оказалось лежащих или сидящих, судья смогла наконец официально покинуть помещение.
– Не ловко как-то вышло с этим обмороком, – обронил я смущённо своему товарищу, – Прямо как кисейная барышня, в самом деле.
Но Пётр Алексеевич со мной не согласился.
– Наоборот! Всё вышло наилудшим образом! Ваш обморок характеризует вас как человека сентиментального и глубоко-ранимого, требующего снисхождения, а не сурового наказания. Думаю, судья при всей её строгости не упустит этого из внимания и смягчится в вынесении вердикта.
– Кто?! Гарпиха смягчится?! Вы очень наивный человек, – замотал я головой, – Никогда Гарпиха не станет мягкой.
Русский эммигрант не понял ничего из моих слов и попытался для себя прояснить кто такая Гарпиха и откуда она взялась. Пришлось рассказать ему более внятно и про Гарпину Нифантьевну и про внешнюю схожесть её с судьёй.
Выслушав внимательно, Пётр Алексеевич высказал мнение, что не следует сгущать краски раньше времени.
– Надо надеяться на лучшее, не смотря ни на какие отрицательные обстоятельства, – подвёл он итог.
А мне подумалось:"Оно конечно хорошо так говорить, когда решается не собственная судьба, а судьба другого человека. "
– Давайте с вами договоримся, какое бы решение не вынес суд, мы обязательно отметим это поеданием мороженного. Есть отличное мороженное "Крем-брюле"!
Пётр Алексеевич даже глаза прикрыл на мгновение, изображая удовольствие.
– Почему мороженное? – удивился я, – По моему его едят только дети. И девушки студентки пожалуй...
Сам я никогда даже не пробовал никакого мороженного. Не привозили в нашу Будёновку такого изыска.
– Вздор, Фёдор Макарович! Мороженное можно есть в любом возрасте и даже будучи мужчиной.
– тогда я согласен, раз так.
Я утвердительно мотнул головой вкоторый раз. А моя фантазия рисовала картины, как уже стою в полосатом костюмчике, вовсе не от Кардена, закованный в тяжёлые кандалы, но миниатюрной ложечкой кусочек за кусочком отделяющий и поедающий "Крем-брюле". Рядом Пётр Алексеевич, а за его спиной Гарпиха, нервно поглядывающая на часики и шипящая на ломанном русском языке:
– Уводичь на пожизненное! Ми потерячь много время.
Вот только моё мороженное никак не хотело заканчиваться. Или это я сам не хотел, чтобы оно закончилось?...
Так или иначе, из мира моих грёз вернулся я от толчка в бок и шёпота Петра Алексеевича: "Встать! Суд идёт! "
Словно повинуясь этому шёпоту, все присутствующие в очередной раз встали.