Глава 8
Как человек теперь состоятельный и городской, да к тому же проживающий за рубежом, следовало и приодеться как подобает.
Походив с Петром Алексеевичем по магазинам, я прикупил разного фасона: рубашки, футболки, джинсы с заклёпочками, пиджачки, куртки и даже современного покроя, чёрное пальто.
Но больше всего мне приглянулась широкополая шляпа. Я такую по телевизору, когда показывали концерт, у Боярского видел.
Шикарная шляпа!
Стоило мне её едва примерить, как я сразу почувствовал: ’’Всё! Моя вещь! Надо брать. ’’
После обновок, с овчинным тулупчиком пришлось расстаться. Я аккуратно почистил его и повесил на вешалку в шкаф, до лучших времён.
А в парикмахерском салоне меня подстригли, причесали и уложили муссами и гелями так, что с Будёновки вряд-ли узнали во мне сегодняшнем того самого Магарыча.
Из салона я вышел похожим на красавчика актёра, по которому дамочки сохнут; то-ли Бред Пит, то-ли ещё кто получше.
Для адаптации к местному населению, я всё таки записался на курсы французского с самого начала. Ведь общаться с людьми как-то надо, не мог-же я постоянно Петра Алексеевича повсюду за собой водить.
И вот настал мой первый день обучения французскому языку.
Пришёл я в класс зараннее, за двадцать минут до начала занятия. Как прилежный ученик, выложил на парту ручку и новую, большую тетрадь в девяносто шесть листов.
Чуть позже подтянулись и другие желающие научиться говорить по французски.
Группа подобралась многонациональная: четыре китаянки и один китаец, крупная женщина из Бразилии, вьетнамка похожая на девчушку, небольшим росточком индианка, представитель нигерии Тулумбу и я.
Как видите, из русских только я захотел французскому научиться.
Понаблюдав немного за одногрупниками, больше всего меня порадовали китайцы своей жизнерадостностью. На мою тетрадь посмотрели – улыбаются; на меня посмотрели – улыбаются; на Тулумбу смотрят – тоже улыбаются!
Потом в класс вошла учительница. Настоящая француженка, такая худенькая!
Я когда-то слышал, что французы лягушек едят, но не верил. А увидел свою преподавательницу и сомнения в раз развеялись. Что-бы быть такой худой, надо одними лягушками питаться.
– Бонжур, – сказала она и тут-же спросила, – Комо сава?
Я смекнул, что разговор пойдёт про сову. Почему именно про сову? Я и сам не знаю.
Захотелось поделиться познаниями в этой области, я хотел сказать, что это птица ночная.
– Сова, – начал я, но продолжить дамочка мне не позволила.
– Трэ бье! Трэ бье! – защебетала она.
– Ну, может по французскии трепьё, а у нас это называют чучелом, если сову к примеру убить... по неосторожности. Не выбрасывать-же её потом.
Я заметил как Тулумбу дико завращал глазами, а китайцы улыбаясь ещё шире, принялись конспектировать всё, что я сказал.
– Кель вотре преном мосьё? – спросила профессорша.
Я подумал, что «кель» должно быть «как» по нашему.
– Кель-кель? Из ружья!
– Но-но-но-но! – запротестовала дамочка, – Жё ма-пель Софи.
– А! София значит, – догадался я, – У нас тоже София Ротару имеется. Хорошая певица...
– Иль са-пель Тулумбу, – указала учительница на представителя нигерии, – Э вотре преном?
’’Так вот как французы знакомятся! Это она со мной познакомиться хочет! ’’- посетила меня догадка.
Из вежливости я привстал из-за парты и протянув профессорше руку, представился:
– Фёдор Макарович. Веснушкин...
– Аншанте.
– Да, не-е-ет! Какой из меня шатен?! Я брюнет! Волосы у меня вон чёрные. Пока-что даже седых нет.
Весь класс теперь смотрел на мою голову, потому что я усердно жестикулировал, показывая о чём говорю.
Преподаватель начала слегка нервничать. Кто поймёт этих француженок, чего они хотят? Может брюнеты ей не очень нравились?
Она принялась что-то много говорить, демонстративно меня игнорируя и переключая внимание обучающихся на её персону. Я перестал что-либо понимать из её речи и вскоре утратил всякий интерес к французскому языку.
По окончанию занятия, когда я складывал учебные принадлежности в деловой портфель, в класс вошёл Пётр Алексеевич. Оказывается он приехал, что бы любезно подвезти меня до дома и справиться как мои дела в области образования.
Переговорив с профессоршей, он подошёл ко мне и спросил:
– Что вы учинили здесь?! Учитель рассержена на вас! Говорит, вы едва ей урок не сорвали.
– Ничего я не учинил. Мы просто поговорили и всё. Она про сову говорила, а я поддержал разговор. Сказала, что сова трепьё какое-то. Потом захотела со мной познакомиться, но что-то с глазами у неё проблема: цвета совсем не различает. Она думала, что я шатен...
Такого заразительного смеха от Петра Алексеевича я не слышал за всё время, с начала нашего знакомства. Непроизвольно я тоже заулыбался. Когда приступ смеха закончился, он пояснил, что «са-ва» – это «как дела»; «трэ бье» – «очень хорошо», а «аншанте» – «очаровательный» французы говорят после знакомства, вместо привычного, русского «очень приятно».
К тому времени моя преподавательница давно покинула классную комнату, так что свои извинения я не мог ей выразить. Ничего не оставалось, как и нам тоже оставить школьное помещение.
На улице я поправил шляпу на голове, обвёл взглядом прилегающую окрестность и вдохнул полной грудью свежий, мартовский воздух.
Со всей житейской новизной и городской суетой, я только сейчас заметил, что на дворе весна.